Белорусские сказки

Так и выгнал их прочь с глаз.

– Иванушка, а почему только девятеро коней ты привел?

– Так трое из них мне уже много лет служат! – вышел Иван на крыльцо, свистнул по-молодецки. Примчались, сверкая золотой гривой, высекая искорками-звездами из копыт, кони друзья Иванушкины – отцов подарок.

– Вот тебе, Иванушка, и владеть всем царством, – сказал царь.

Сестрица

Близко ли, далеко ли, а в одном селении жили мужик с бабой. Мирком да ладком жили, но кручинились частенько. Дочка Аленка, как могла, веселила их: сказки родительские слушала да им пересказывала.

Одного Аленка понять не могла: почему соседи не Аленкой зовут ее, а Крапивницей. Крапивница да Крапивница! Прибежала однажды Аленка к матушке, плачет и спрашивает:

– Матушка, почему все меня Крапивницей кличут? Ведь меня Аленкой звать!

– Не сердись, доченька, – отвечает мать, – растешь, как крапива у ворот: ни братьев, ни сестер у тебя нет!

– А почему у меня нет ни сестер, ни братьев?

– Есть братья. Жили с нами три твоих брата до поры до времени. Налетела однажды страшная буря. Только не буря это была: стая черных драконов! Налетели, все дома пожгли огнем. Людей тогда много полегло, чай, все! Вот мы с батюшкой остались… А братья твои в бой с драконами вступили, многим из них головы порубили, а потом братья пропали. Горестно думать, что погибли они. Может, живут где-то, о нас думают…

– Матушка, не хочу Крапивницей жить, пойду братьев искать!

– Аленушка, милая, коли б знать, где искать, так давно б уже я пошел да нашел, – батюшка ласково погладил Аленку по русой головенке.

– Пустите меня, я найду, – стала умолять Аленка родителей. А им страшно было и дочку потерять, долго не соглашались. Потом видят: не пустят – сама уйдет!

– Ладно, – как-то однажды матушка сказала. – Иди! Только Сивку бери, пешком долго не походишь. Вдруг в дальние края придется идти.

– Спасибо, матушка! Благослови, батюшка! – бросилась на шею родителям Аленка.

Собрали Аленку в дорогу, хлебушка дали, молочка, а водицу сама найдет по дороге.

Вот отправилась Аленка в путь. Сивка рядом, а тут еще и собака домашняя, Лыска, следом увязалась. Радуется Аленка: все же веселее, не так страшно!

Долго ли коротко ли шла Аленка, только притомилась, на спину Сивки взобралась. Лыска рядом бежит, зорко в степь поглядывает: вдруг волки!

Вдруг видит Аленка, впереди перекресток. Куда же направиться?

Спросить решила Аленка у Сивки:

Сивушка-голубушка,
Мне дорожку укажи,
Братьев где искать-
Скажи!

Сивка умницей была, мордой влево повела. Заржала – путь указала!

Обрадовалась Аленка, повернула влево. Долго ехала Аленка полями заливными, лесами густыми, мимо озер глубоких, вдоль ручьев прозрачных. В сумерках уже увидела избушку, обрадовалась несказанно: будет, где переночевать, матушкиного хлебца поесть да друзей верных – Сивку и Лыску – покормить.

Слезла, еле живая от усталости, с Сивки, в избушку вошла. А там – старая, костлявая, с длинным носом, что к узкому да беззубому рту свесился, бабка сидит.

– Чего тебе, девонька? – спрашивает, а сама злыми глазами смотрит.

– Да вот, братьев своих пропавших ищу. Не знаете, где они?

– Не знаю. Оставайся ночевать, завтра с утра вместе пойдем искать.

– Спасибо, бабушка, только матушка не велела нигде ночевать. Надо бы идти дальше! – и заплакала.

– Куда ты, на ночь глядя, пойдешь? Волкам на поживу, что ль?

Осталась Аленка. Вышла только Сивку в луга выпустить, чтоб свежей травки пощипала да в ручье воды напилась. А еще хлебушка, что матушка с собой в дорогу дала, Лыске дала. А та щерится, рычит и на избушку косится. Не нравится ей, видимо, хозяйка избушки. Тявкает как-то складно да понятно:

Не ложись в избушке спать,
Не велела ночевать
Матушка родимая.
Тяв, тяв!

Погладила Аленка Лыску, но не послушалась, ушла в избушку ночевать. Пока не уснула, все рассказывала старухе про матушку да батюшку, про братьев, что пропали так давно. Не заметила, как в сон провалилась, а бабка, оказывается, настоящей ведьмой была. Обрадовалась, услыхав о братьях.

– Это они со свету всю мою родню сжили! Вот теперь поквитаюсь! – и от радости руки потирает.

Утром вскочила ведьма ни свет ни заря, одежду нарядную, в которой Аленка к ней пришла, спрятала, а ей обноски старые да рваные кинула.

Проснулась Аленка – хвать, а одежды ее любимой, что матушка сшила, нет!

– Где мое платьице? – спрашивает у бабки.

– Надевай, что есть! Чай, не на праздник собралась – по чащобам рыскать придется! – и расхохоталась ведьма, довольная, что отобрала красивое платьице. Сама-то нарядилась, что на ярмарку.

Делать нечего: надела рванье на себя Аленка да пошла запрягать Сивку. Старуха, тем временем, под юбку нож да толкач спрятала – пригодится, небось!

Уселась ведьма в повозку, как барыня, а Аленке приказала с лошадью управляться.

Ох, не нравится Лыске ведьма старая: рычит на нее, чует злобную душу и мысли подлые. Бежит сбоку и лает:

Барабаха темной ночью
Ножик и топор заточит.
Уходи, Аленка, прочь,
Или утром или в ночь!
Тяв, тяв!

Ведьма Барабаха и впрямь в мыслях такое держала, потому схватила толкач да как швырнет в Лыску!

От боли завизжала собачка – лапку перебила ей злая старуха. Хотела Аленка соскочить, перевязать да в повозку Лыску взять, а Барабаха как закричит на нее:

– Ну-ка, на место! И сиди тихо, пока жива!