Непрерывное восхождение. Том 2, часть 2. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Письма (1976-1981)

Получил вчера Ваше письмо. Теперь нам уже остается только ждать окончательного решения С. Н. Как я Вам уже сообщил, я написал С. Н. подробное письмо с уверением, что его готовятся принять также по линии Министерства культуры и Академи[и] художеств. Одновременно по своим неофициальным каналам я связался с одним из замов министра культуры. Он был очень удивлен, что о приглашении С. Н. никто Министерство не информировал и они о приглашении ничего не знают. Очевидно, как сам С. Н., так и в министерстве понимают, что визит к нам С. Н. не может носить «локальный» характер. Министерство культуры не может не принять С. Н., а для приема сам министр должен быть хорошо подготовлен, т. к. С. Н. поставил перед ним несколько очень важных вопросов, которые, в случае приезда С. Н., будут решаться лично министром. Если бы Академия наук согласовала вопрос приезда С. Н. к нам с Министерством культуры, то последнее присоединилось бы к приглашению. Будучи в курсе всего комплекса проблем, связанных со своим приездом к нам, С. Н., не имея ничего от Министерства культуры, мог подумать, что последнее к переговорам еще не готово, и соответствующим образом отреагировал. Я не исключаю, что даже вопрос «Урусвати» С. Н. не сможет решать только с Академией наук в обход Министерства. Ведь сейчас «Урусвати» и юридически, и по существу – одно единое, т. е. и музей, сосредотачивающий художественное наследие Н. К. и С. Н., и законсервированные научные коллекции, библиотек[а], архив. Для будущего же «Урусвати» – это памятное место, где протекала деятельность не только Н. К., но и Е. И. со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтому настоящий подход к «Урусвати» с нашей стороны не в малом зависит и от нашей готовности «принять» наследие Е. И. Такой готовности сейчас еще нет. «Дробить» общее дело С. Н. вряд ли будет. Конечно, частичные контакты в духе предложенных экспедиций – и возможны, и полезны. Но они будут именно «частичными» решениями очень большой проблемы, которая когда-то должна найти надлежащее решение в целом. К сожалению, мы сейчас не в курсе многих обстоятельств, которые могут оказать влияние на то или иное «частичное» решение. К этим обстоятельствам относятся и пограничное положение «Урусвати», и степень готовности условий приема экспедиции в «Урусвати», и возможность полностью согласовать между нашими научными учреждениями и С. Н. объем и направление деятельности нашей экспедиции в «Урусвати». Я даже не уверен, что АН имеет конкретный план работы, на который С. Н. мог бы так же конкретно ответить. Меня, например, очень насторожило замечание Марчука: «Пусть С. Н. передаст нам наследие Н. К., и мы надлежащим образом его используем» (передаю смысл высказывания, а не буквально). Но ведь такой подход означает ликвидацию «Урусвати», в то время как задача С. Н. – укрепление «Урусвати» как единого целого и полное понимание этого целого со стороны сотрудничающих с ним лиц и учреждений. Как мне представляется, все «частные» решения будут приниматься С. Н. в соответствии с тем, насколько они идут на пользу или во вред задачам «Урусвати» в целом для будущего. Поэтому и все вопросы о контактах с «Урусвати» необходимо подготавливать в соответствующем разрезе и в соответствующем духе. Есть и еще много других сложностей, о которых при встрече информирую Вас подробнее. Основная трудность заключается в многогранности и деятельности, и творческого наследия всей семьи Н. К. Из этой многогранности ничего нельзя исключать, а у нас вообще еще не сложилось подхода, который координировал бы «частные» решения. Исправить такое положение можно было бы созданием соответствующего авторитетного Комитета по сбору, охране и использованию всего творческого наследия Н. К., которое находится сейчас у нас. Такой комитет мог бы содействовать организации мемориальных музеев, выставок, работе по изданию трудов Н. К. и Ю. Н. и, конечно, «комплексных» контактов с «Урусвати», т. е. контактов, в которых участвовали бы и ученые, и писательские организации, и искусствоведы, и философы. Сообщаю только для Вас и для Натальи Дмитриевны, что некоторые предложения по созданию такого Комитета С. Н. сделал Министерству культуры, и эти предложения отнюдь не были отвергнуты. Еще этой весной был по этому поводу обмен мнениями между С. Н. и Министерством через нашего посла в Дели. Возможно, что именно поэтому для С. Н. важно было сейчас иметь приглашение или «со-приглашение» и от Министерства культуры.

Но, как бы то ни было, сейчас будем ждать. Если Вы получите официальный конкретный ответ о приезде, то телеграфируйте мне, я также сообщу сразу, если получу телеграмму от С. Н. Как я уже писал, встретить С. Н. в Москве должен специальный представитель, о приезде нужно будет информировать и Министерство культуры. Буду ждать от Вас сообщений. Сердечный привет Наташе и Наталье Дмитриевне.

Всего самого светлого.

Душевно

    П. Беликов

П. Ф. Беликов – Б. П. Иноземцеву

16 ноября 1976 г

Дорогой Борис,

Вернулся из продолжительной поездки в Новосибирск и в Москву. Конференция в Новосибирске прошла очень хорошо, но С. Н. так и не смог приехать. Работы сейчас много, задуманы некоторые «акции», которые потребуют и времени для их проведения, и энергии. Конечно, все «мирские дела» – опустошают душу, но образовавшийся «вакуум» заполняется чем-то новым, очень необходимым. Очевидно, где-то существует полная гармония между «мирскими делами» и «отшельническим пребыванием», но этой гармонии трудно достигнуть. Уже по своим масштабам она касается «запредельного» и «земного» одновременно, а мы, грешные, навели между ними множество извилистых границ.

Порадовался Вашими сообщениями о «земных делах» нашей Церкви. Она должна быть на высоте именно и на всех земных путях. Ведь «небесные» не проще, а сложнее, и вряд ли, не научившись достойно, с поднятой головой ходить по земле, можно рассчитывать на высокие взлеты духа.

О «каратэ» особенно не сетуйте. Это все-таки – «средство», а не цель, не достижение духовного порядка, незаменимых же средств – нет. Важно – не потерять Цели. И самое опасное – «соблазниться», т. е. принять средство за цель, выдвинуть средство на первое место.

Мне приходилось встречать истинно верующих людей, которые гораздо больше опасались уловок дьявола, чем стремились любовью ко всему сущему приблизиться к Богу. В результате дьявол у них всегда оказывался на первом месте, а Бог уже на втором. Не скажу, чтобы я считал это правильным. Так, кажется, и с земными «испытаниями», с нашими «грехами», с нашими попытками «искупить» их. «Искупать» их, конечно, необходимо, но не теми средствами «борьбы» с самим собой, которые привязывают все наше внимание, все наши силы к своей же собственной личности. В таком случае «искупление» превращается в топтание на одном месте. Другое дело, когда «восхищение Высшим» органически вытесняет «греховное». Конечно, в одиночестве, в «отшельничестве» это кажется более легко достижимым, но конечной пробой достигнутого все-таки остается «мирское». И как легко об это «мирское» разбиваются «достижения», взлелеянные в изоляции. Мне думается, что, испытывая «мирское» и «отшельническое», Вы на правильном пути поиска гармонии, но путь этот не легок. От всей души желаю Вам преодоления всех трудностей. Очень хотелось бы с Вами повидаться. Между 25 и 30 ноября буду, вероятно, в Ленинграде. Сейчас кончаю, не знаю – застанет ли это письмо Вас на Кавказе.

Поклон Вам от Галины Васильевны.

Всего самого светлого.

Душевно.

П. Ф. Беликов – П. В. Забалину

18 ноября 1976 г

Уважаемый Павел Викторович,

Посылаю Вам обещанные:

1. Выдержки из писем Н. К. Рериха к В. А. Шибаеву.

2. [Выдержки из писем Н. К. Рериха к] Р. Я. Рудзитису.

3. Выписку из книги «Зелта Грамата».[55 - Zelta gra-mata: In dedication to fifty years of creative activity of Nicholas Roerich & First Baltic Congress of Roerich Soc.; 10 Oct. 1937. Riga, 1938.]

4. Выписку из Каталога книжного склада «Угунс».

Я не знаю, имеется ли у Вас большая статья Гребенщикова «О Новом Ковчеге». В статье проводится мысль об «уходе» Рериха и членов его семьи из «грешного мира» в «отшельничество», что самому Рериху было абсолютно чуждо. Кроме того, статья построена на имевших место в Америке предательских действи[ях] (присвоение Хоршем небоскреба с Музеем). Гребенщиков неосторожно всю деятельность американских сотрудников подвел под «служение Мамоне», чем весьма оскорбил их. Произошел конфликт между руководителями об[щест]в и Музея им. Рериха в Нью-Йорке и Гребенщиковым, тем более что последователи Рериха после Хоршевской аферы отнюдь не сочли себя уничтоженными и стали развивать свою деятельность по новым направлениям, открыв новый Музей, новую школу искусств, новые издания. Как Вы знаете, деятельность Музея в Нью-Йорке продолжается до сей поры. Зинаида Григорьевна Фосдик говорила мне, что потом состоялось с Гребенщиковым полное примирение. Возможно, что и переписка с самим Рерихом имела у Гребенщикова продолжение. Впрочем, какого-то открытого разрыва между Рерихом и Гребенщиковым не было вообще.[56 - Об отношениях Рерихов и Г. Д. Гребенщикова см. подробнее: Письмо Е. И. Рерих Р. Я. Рудзитису от 8 июня 1937 г. / Рерих Елена Ивановна. Письма. Т. V. М., 2003.] Даже из последней статьи, которая по многим причинам для Рериха была неприемлемой, видно, что Гребенщиков необычайно высоко оценивал всю деятельность Рериха. Со своей стороны Рерих всегда в чем-то поддерживал Гребенщикова и высоко ставил его как писателя. Это свидетельствует и выписка из каталога книжного склада «Угунс». Издательство и книжный склад «Угунс» занимались в основном изданием и распространением книг Рериха и книг о нем. Выбор других изданий, которые распространялись «Угунс», был очень строгим и ограниченным, но среди них всегда были книги Гребенщикова.

Если статьи «О Новом Ковчеге» у Вас нет, то сообщите, я отпечатаю для Вас. Она весьма объемиста, поэтому перепечатывать ее сейчас не стал.

Если у Вас возникнут какие-то вопросы, с удовольствием отвечу. Материалы, которые посылаю Вам, находятся в копиях в моем архиве. В свое время я снял копии с архива Рижского об[щест]ва им. Рериха, частично архив этот цел и в оригиналах, но они уже не в одном месте и не систематизированы.

Искренне.

П. Ф. Беликов – П. В. Забалину

22 ноября 1976 г

Уважаемый Павел Викторович,

Перепечатал и посылаю Вам «О Новом Ковчеге». Написано, как все у Г. Гребенщикова, сильно и интересно, но, конечно, в данном случае он решал свои духовные проблемы, возможно, очередного «кризисного» характера. Сколько я помню, «Чураевка»,[57 - Чураевка – русская деревня в штате Коннектикут (США) на окраине города Соутбери, основанная в 1925 г. Георгием Дмитриевичем Гребенщиковым для русских писателей, артистов и ученых. Главной достопримечательностью деревни является часовня во имя преподобного Сергия Радонежского (1930). Н. К. Рерих участвовал в создании проекта часовни.] в которую было вложено столько надежд и трудов, далеко не оправдала ни того, ни другого. Отсюда и вопрос «ухода из мира» и «отшельнического подвига» столь остро встал перед Гребенщиковым. Кроме того, определенное разочарование претерпел он и в более «масштабном» плане возрождения «Святой Руси». Не исключаю, что в какой-то степени в этом был повинен Рерих. <…> Рерих, привлекший к себе много сторонников признанием «Новой России» еще в 1920 году, после посещения Москвы в 1926 году, как и во все последующие годы, твердо стоял на своей позиции, считая Россию единственным оплотом реального строительства Светлого Будущего. В тридцатых годах у многих это вызывало недоумение и внутренние протесты. Но у Рериха были меры оценок несколько иного порядка. Он писал:

«Поверх всяких Россий есть одна незабываемая Россия.
Поверх всякой любви есть одна общечеловеческая любовь.
Поверх всяких красот есть одна красота, ведущая к познанию Космоса».[58 - Оборона / Рерих Н. К. Нерушимое. Рига, 1936.]

Другими словами, у Рериха не было делений на «Святую» и «грешную» Русь, и историческое мышление Рериха никогда не подгоняло сроков очень сложно развивающихся исторических событий. Приближение катастрофы и мировой трагедии Рерих чувствовал в тридцатые годы не менее остро, чем Гребенщиков, а оценки Рериха грядущих народных столкновений мы вправе назвать теперь «пророческими». «Ковчег», который подготавливал Рерих, который он стремился всеми силами укрепить, был самой Россией, а не отшельническим сидением на Гималайских вершинах. Безусловно, и без усилий «создать гармонию Духа и Материи» Рерих не мог себе представить не только собственной своей жизни, но вообще человеческой жизни как таковой. Поэтому проблемы «ухода» от мира на Гималайские высоты для него вообще не существовало, по его собственному выражению, он «уходил» не «от людей, а для людей», а поэтому всегда к людям и возвращался. Так же как и его жена Елена Ивановна. Вопреки утверждению Гребенщикова, Елена Ивановна «спускалась в долины» и после 1923 года (путешествие с посещением Советского Союза в 1925–1928 гг.), а во второй половине тридцатых годов, совместно с Николаем Константиновичем, она начала собираться в обратный путь на Родину. Мало того, даже после кончины Николая Константиновича в 1947 г. Елена Ивановна вместе с Юрием Николаевичем приехала бы в Россию, если бы получила въездную визу. В ожидании этой, так и не последовавшей, визы Елена Ивановна и Юрий Николаевич некоторое время уже отсиживались «на чемоданах» в Бомбее. Поэтому надо считать, что «ключ» к Рериху в понимании «ухода», «отшельнического подвига» и т. п. – абсолютно непригоден. Думается, что где-то в глубине души чувствовал это и сам Гребенщиков. Однако когда он писал эту статью, то лично для него этот ключ имел первостепенное значение. Похоже, что «крах» нью-йоркского Музея-небоскреба в какой-то мере «оправдывал» и неудачу «Чураевки» или, во всяком случае, объяснял ее. Но вся разница в том, что для самого Рериха, как и для его ближайших сотрудников в Америке, потеря небоскреба со всеми коллекциями никогда «крахом» не была. Эта потеря не была даже какой-то чертой, переменившей жизнь или очередные планы Рериха и членов его семьи. Я начал переписку с Николаем Константиновичем и Юрием Николаевичем как раз после этого «краха» и хорошо знаком с его перепиской с 1919 по 1940 гг., так же как и с его «Листами дневника» этого периода. Ни малейшей «задержки полета духа» или даже изменений направлений такого полета нью-йоркская история с небоскребом у Рерихов не вызвала и вызвать не могла. «Связь с миром» не только не была нарушена, но даже получила дальнейшее развитие. Так, например, несмотря на «кризисное» время и потерю нью-йоркской базы, издательская деятельность (книги, монографии, периодические издания) после нью-йоркского «краха» была значительно интенсивнее, чем до него, так же как работа многих Об[ществ] имени Рериха в разных странах. Ни на день не прекращалась работа и по «Пакту охраны культурных ценностей».

Все это пишу Вам для того, чтобы пояснить, чем именно для Рериха и его американских сотрудников эта статья Гребенщикова оказалась совершенно неприемлемой. Зинаида Григорьевна Фосдик говорила мне о ее примирении с Гребенщиковым после войны. Я не спрашивал подробностей. Не исключаю, что сам Гребенщиков обменивался письмами с Н. Рерихом и после 1938 г.[59 - Документами, хранящимися в архиве Международного Центра Рерихов, сведения о переписке Н. К. Рериха с Г. Д. Гребенщиковым в 1938 г. и позднее не подтверждаются.] Вообще, его письма должны быть в сохранности в архивах Н. К. Рериха, но эти архивы насчитывают тысячи неразобранных и неизученных документов. Извлечь что-либо оттуда в данное время не представляется возможным. Это – работа будущего. Если из других источников у Вас имеются какие-либо данные о позднейших контактах Рериха и Гребенщикова, был бы Вам благодарен, если бы Вы сообщили мне о них.

С пожеланиями всего самого светлого, искренне.

П. Ф. Беликов – Т. Л. Шевелевой

24 ноября 1976 г

Дорогая Татьяна Львовна,

Наши письма разошлись. Знаю, что всякие дела, в том числе и дело с Комиссией, требует времени. Сейчас произведен лишь посев, нужно время, чтобы он взошел. Однако и посеянное нельзя без «поливки» оставлять, чтобы он[о] на корню не засох[ло].

Завтра я собираюсь в Ленинград, где тоже буду подготовлять почву, особенно относительно Извары.

Форсирую кое-что письменными путями и в Новосибирске. Между прочим, если Екатерине Васильевне понадобится помощь в академических кругах (имею в виду Академию наук), то сообщите мне, я уверен, что академик Сокол[ов] (а он один из секретарей Президиума АН) сделает все, что потребуется.

Выписки из «Беспредельности» прилагаю. Вы не сообщили, из какой это книги, – первой или второй. Я выписал из первой. Я думаю, что копия «рецензии» у меня сохранилась. Подскажите мне только, когда примерно я ее Вам послал. Копии я подшиваю в папки, а их много, т. к. в месяц у меня выходит 40–50 писем, и я сейчас не знаю, в какой папке искать.

Сочувствую Вашим стремлениям «к природе», среди которой испытываются «озарения», но за каждым «озарением» следует и спираль жизненной трансмутации. Эти спирали трудны, но лишь они закаляют нас и дают нам необходимые для продвижения накопления. Так что крепитесь и мужественно преодолевайте все жизненные трудности. Обычно судьба нас ставит на то место, где мы не только можем, но и должны сделать что-то хорошее для других, чтобы обогатить и свою сущность.

Сердечный привет прошу передать Екатерине Васильевне.

Всего самого светлого.

П. Ф. Беликов – Г. И. Прилоусу

16 декабря 1976 г

Дорогой Григорий Иванович,

Получил Ваше письмо. Вполне понимаю Ваши заботы и тревоги. Конечно, все самое дорогое, самое для человека сокровенное нужно охранять от легкомысленных, просто любопытствующих, а зачастую и кощунственно настроенных людей. Ведь не пойдет никто делиться своими чувствами на площадь с первыми встречными и поперечными. Тем более это относится к Великим Истинам, к которым требуется особенно бережный подход. Видимо, Ор[ленко] не учитывает этого обстоятельства. Это довольно знакомая картина. Часто, особенно на первых шагах, люди не проявляют бережного отношения к получаемым Знаниям, и ничего, кроме вреда, из этого не получается. Похоже, что у Вас с Ор[ленко] разные подходы, разное отношение, да и разные ауры. Поэтому не нужно искусственно идти на сближение. Я не рекомендую специально порывать с человеком. Может быть, у него свой путь, на котором его будут учить его же собственные ошибки. Проявим терпимость. Однако очень рекомендую Вам по отношению к Ор[ленко] большую сдержанность. Одновременно с Вашим письмом пришло письмо и от него. Я предупрежу его сам, чтобы он не разбрасывался и на меня не ссылался бы. Каких-либо новых знакомств через него я завязывать не могу, так что и все ссылки на меня бесполезны. Спасибо, что обо всем написали мне.