Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 2

СОСЕДКА (прибирая на столе). Варечка не застала времен, когда молодые люди весь свой золотой запас на груди носили, прямо поверх футболок.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Слава богу, мои дети от этой культуры далеки. Младший с детства небом бредил, самолетики мастерил, старший в изостудии пропадал. Обоим было безразлично, во что одеты, что на столе. Я больше за Вареньку волновалась. При ее-то внешности мать могла и в манекенщицы ее отдать. Она ведь наездами у нас бывала, но ума хватило Московскую школу по удаленке окончить. ЕГЭ этот клятый на сто баллов сдала, в Архитектурный поступила. Все сама, ни у кого совета не спросит. Правда, отец то в небе, то в госпитале, а с мачехой Варя не разговаривает. (Вздыхает.) Да и меня, честно говоря, не сильно балует. Смартфон подарила, а чтобы позвонить – на это времени нет… Даже от слов этих тошнит: смартфон, глитч-арт. Русского языка им не хватает!

СОСЕДКА. Ты звони, а я столом займусь. Дети придут, а в доме мандаринами, пирожками пахнет!

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Побойся бога! Какие пирожки? Я с ходунками еле двигаюсь. Когда Юрик дома, он меня в кресле катает, а оно из гарнитура. Колесики хлипкие, сломает в конце концов. Хотел инвалидное кресло купить, но я против. С инвалидного точно не встану.

СОСЕДКА (снует между кухней и гостиной). Ты права, надо ходить понемногу. Мне тоже лень что-то делать по дому, но я себя пересиливаю. Поэтому и пирожки затеяла. Ближе к вечеру занесу. Мои к полуночи заглянут, а потом в свою компанию, этажом выше. Так и будут сновать туда-сюда.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да уж, беготни, шуму-гаму в эту ночь будет… А я с открытой дверью живу!

СОСЕДКА. В твоем положении лучше дверь не закрывать. Тамбур теплый, внизу – консьерж. Тамбур, консьерж – тоже, кстати, заимствованные слова. Таково свойство нашего великого и могучего – все принимать и делать своим. Да ты звони, не слушай мою болтовню.

Повисает тишина, которую нарушает звук мужских шагов.

Дверь распахивается. В квартиру, однако, врываются гости нежданные. Двое мужчин в полицейской форме наводят стволы на хозяйку дома. За ними топчется низенький, щуплый, без оружия. Вера Юрьевна роняет телефон, пытается встать, но не может.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Поступила информация, что здесь убили девушку. Вы хозяйка дома? Мы должны осмотреть помещение.

Хозяйка дома в ужасе поднимает руки. Из гостиной раздается звон разбитой посуды.

СОСЕДКА (как призрак, выходя из-за ели). Кто вам позволил врываться в дом пожилого человека, угрожая ему оружием?

Полицейские смущены, но не сдаются.

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ (шипит на Третьего). Почему не проверил сигнал? Что нам в отчете писать? Вместо убитой девушки обнаружены две старухи, одна готова сдаться? Ты участковый или собиратель сплетен?

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. В функции участкового не входит взлом и осмотр квартиры. Когда я увидел, что дверь кто-то до меня взломал, решил, что сигнал подтвердился и девушка действительно убита, а возможно, и хозяйка… Извините, мадам! Рад, что вы живы.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Прошу опустить руки, мы вас пока ни в чем не обвиняем. Мы обязаны реагировать на сообщение о преступлении, и наши действия правомерны. Где сейчас девушка, ранее проживавшая здесь без регистрации? Поступила информация, что она может быть убита при ограблении, о чем свидетельствует открытая дверь.

СОСЕДКА. Если у вас в свидетелях лишь входная дверь, то убедитесь, что замки не несут следов взлома, и покиньте помещение. Здесь никто никого не убивал, и трупа девушки вы не обнаружите.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Успокойся, Надюша. Я поняла, в чем дело. У нас на площадке парень… чернявый такой… квартиру снимает, он явно к Варечке неравнодушен. Поджидает ее, норовит на машине подвезти, стращает, что негоже девушке одной по городу ходить. Варечка, естественно, только смеется в ответ. Наверняка заметил, что ее третий день нет, и решил просигнализировать.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Выходит, сигнал не ложный! Вашей жилички третий день нет, и вы не сочли нужным заявить в полицию? Хорошо, парень бдительный попался, доложил.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Речь идет не о какой-то жиличке, а о моей родной внучке, которая имеет право жить у бабушки и навещать родного отца, не ставя полицию в известность. Вы лучше проверьте вашего «бдительного парня», тот наверняка проживает без прописки.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ (угодливо). Так это ваша внученька, та, что из Испании?! Неужели на фронт рванула? Вот героиня, вся в отца! (Поднимает упавший телефон.) Не разбился, слава богу! (Поясняет обомлевшим коллегам.) Раньше здесь летчик жил, Андреем звали, в самом начале СВО героя получил, долго по госпиталям валялся! Извините, Вера Петровна, не сразу вас опознал. Приношу извинения! Это непростительно – врываться в дом к матери героя.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Я – Вера ЮРЬЕВНА, а это моя соседка Надежда ПЕТРОВНА. Позвольте доложить вам как участковому, что сын мой, Андрей, снова «по госпиталям», а внучка поехала к нему, в Питер.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тем более – героиня! Не в клуб с шалопаями, а в госпиталь – к отцу! А насчет соседа не волнуйтесь. Парень в Энергетическом учится, прописан в общаге, временно у дяди проживает. Он вашу внучку не обидит.

СОСЕДКА. Вот и прояснилось все, слава богу!

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Приносим извинения за беспокойство! С наступающим Новым годом!

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. С Новым годом, дорогие дамы! Счастья вам и здоровья.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. С Новым годом, Вера Петровна и Надежда Юрьевна! И пусть ваши дети и внуки будут с вами! А дверь все-таки не держите открытой, мало ли кто забредет…

Уходят, аккуратно прикрыв дверь.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Вот что получается, когда Юрик начинает командовать! Забрал меня из больницы и говорит, не вздумай, как раньше, на три замка закрываться. Варька вечно ключи забывает, а ты можешь грохнуться перед дверью и не встать… Ох, Надя, как ужасно быть обузой для детей!

СОСЕДКА. Что за унылость? У нас есть повод улыбнуться – обвинение в убийстве снято и старухи превратились в милых дам!

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Не милых, а дорогих… Да, что мне милицейские комплименты?! Хорошо, телефон не разбился. Позвоню еще разок…

СОСЕДКА (уходя в гостиную). А где у вас скатерти лежат?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Не надо скатерть стелить. Варя считает это пережитком.

СОСЕДКА. Она действительно в Питере, или ты это для полицейских сказала, чтобы отвязались?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. В Питере, а может, в поезде. Они же всё от меня скрывают, а этот «шпион трех держав» молчит, как партизан на допросе.

СОСЕДКА (возвращаясь). Какой шпион? Ты о чем?

ВЕРА ЮРЬЕВНА (отталкивает телефон). О шпионе по кличке Гаджет! Брось эти хлопоты, дорогая, садись, поговорим, может, они и не приедут сегодня. Позавчера Варька заскочила на минутку, проворковала: «Не волнуйся, мы с дядюшкой к папе летим, вернемся вместе». А вечером эсэмэска: «Вот мы и в Питере. Не скучай, бабуля!». И фотографии… представляешь, не себя с папой, не врачей, а запруженного людьми аэропорта да питерских улиц. Что за дети, право?! Будто мне это интересно – картинки разглядывать. На другой день Юра позвонил, говорит, всё в порядке, Андрюшу к выписке готовят, заказываю билеты на «Сапсан», на тридцать первое. А сегодня как сквозь землю провалились!

СОСЕДКА. Главное – Андрея выписывают. Кто их знает, может, в госпитале велят телефоны отключать. А может, просто связь плохая. В небе чего только не летает сейчас.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Связь плохая, а нервы и того хуже. Сама понимаю, раз выписывают, значит, самое тяжкое позади. Но все равно тревожно. Зачем было Варю в Питер тащить? Юра сказал, что Андрюша так захотел, но мне кажется, она сама увязалась. А ведь могла в Москве их встретить, на машине. Представляешь, мамаша ей машину к восемнадцатилетию подарила. Все-таки она очень странная! Посадить ребенка за руль, при таком-то трафике! Скорее всего, это попытка уязвить Андрюшу, мол, ты, летчик-ас, до сих пор на мотоцикле катаешься, а я уехала медсестрой, а теперь врач-консультант в самой Барселоне и дочке могу хоть «мерседес» подарить!

СОСЕДКА. «Мерседес» – это очень непрактично. Запчастей теперь днем с огнем не сыщешь. Впрочем, молодежь об этом не думает! Когда я пешочком от метро топаю, мои студенты на «майбахах» и «феррари» меня обгоняют.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да я про «мерседес» так, к слову. На улицу-то не выхожу, не видела еще, что купили, да и не разбираюсь, по правде говоря, в марках. Знаю только, что мать Варькина деньги прислала, с припиской, что машина должна быть с подушкой безопасности.

СОСЕДКА. Я плохо помню Варечкину маму, но, судя по поступкам, она всегда была холодноватой, если не сказать жестокосердной. Бросить малышку на отца, который сам еще не оперился… Он ведь курсантом тогда был, а ты работала на двух работах! А едва дочка подросла, переманила к себе картинками красивой жизни и мнимой заботой о здоровье.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Формально ее упрекнуть не в чем. Варечка много в детстве болела, и мать взялась за нее всерьез… но настоящей привязанности у них нет. А вот с отцом у Вари особая связь. Месяцами могли не видеться, а встретятся – будто вчера расстались. И Андрюша души в дочке не чаял, но страшно перепугался, когда ей в четыре года диагностировали ложный круп. Он как раз получил назначение в Северный округ, а я не могла ради крохи бросить работу, вертелась как белка в колесе.

СОСЕДКА. Да, мы все тогда трудно жили. Я, помнится, принесла в налоговую справки – тогда надо было собственноручно документы сдавать. Девушка смотрела, смотрела, а потом поднимает на меня изумленные глаза: «Вы, профессор престижного вуза, имеете одиннадцать подработок? Зачем?» Я спокойно так отвечаю: «Там все отражено. Обратите внимание на мой доход по основному месту работы». Она опять уткнулась в листы и бормочет, почему-то виновато: «Да, на это не проживешь».

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Вот и я, как та девочка из налоговой, чувствую себя без вины виноватой. Слишком много работала, особенно после смерти мужа. А теперь обижаюсь, что дети не посвящают меня в свои планы. Но и я ведь не часто к ним за советом, за помощью обращалась. Мол, пусть растут, не зная наших забот. А к Варечке вообще не может быть никаких претензий. Я-то не слишком многим ради нее пожертвовала…

СОСЕДКА. Дети оправдывают свое равнодушие тем, что не хотят нас волновать. Кажется, они вполне искренне верят, что это и есть забота. А с Андрюшей ты когда последний раз разговаривала?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ой, не говори так – последний. Чуть ли не каждый день звоню, когда у них время для контактов с родными. А он одно твердит: «Все нормально, мам! Не волнуйся, к Новому году, говорят, выпишут». А кто говорит, – врачи или сами раненые надеются на скорую выписку, – разве от них добьешься? А сегодня – ни звонка, ни эсэмэски. Никто и не подумает, что я тут с ума схожу…

СОСЕДКА. Нам остается только ждать. (Напевает.) «Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы». (Слаженно поют.) «Надежда, мой компас земной, а удача – награда за смелость, а песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось».

ВЕРА ЮРЬЕВНА. А не проститься ли нам с уходящим, пока мои в молчанку играют? Надеюсь, явятся в полном здравии и полным составом, как говаривал мой папочка, настоящий полковник! Бокалы ты унесла… возьми в шкафчике рюмки – настойка крепкая, по папиному рецепту. И мандаринок почисть, я не дотянусь.

СОСЕДКА. С уходящим рановато, а вот отцов-победителей не грех помянуть. Впрочем, и мамы наши не отставали. Моя мама мечтала врачом стать, но прямо из училища была на фронт призвана, а после войны мы с сестрой появились… но надежд не оправдали, не пошли в медицинский.