Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

Разлученный со своим братом Шемс-Эд-Дин проговорил:

– Я рассердил брата тем, что говорил ему относительно брака наших детей. Как жаль, что это так случилось, это вышло вследствие моего безрассудства.

И вскоре после этого он просил руки дочери одного купца в Каире, и брачное условие между ним и ею было заключено, и он отправился к ней. Это случилось в ту же самую ночь, когда Нур-Эд-Дин ночевал в первый раз у дочери визиря Эль-Башраха. Так решено было Господом, да прославится имя Его, и воля Его свершилась относительно этих людей.

Все это сделалось так, как братья предполагали сами: обе жены зачали, и жена Шемс-Эд-Дина, визиря Египта, родила дочь, красивее которой никого в Египте не было, а жена Нур-Эд-Дина родила сына, такого красавца, какого в то время и не существовало, как говорит поэт:

Богиня красоты, сошедшая на землю,
Чтоб на его красу полюбоваться,
Стыдливо бы головку опустила.
И если б и тогда спросили:
«Богиня красоты, когда видала
Ты равного ему?» – она б сказала
В ответ: «Во всем моем обширном царстве
Нет никого, кто мог бы с ним сравниться».

Сына этого назвали Гассаном. На седьмой день его рождения было устроено угощение и пиршество, как устраивают после рождения царских детей[98 - Мусульмане, по указанию своего пророка, обязаны обращать большое внимание на воспитание своих детей. Лишь только родился ребенок, его завертывают в чистое белье, белое, или какого-нибудь другого цвета, но никак не желтого, после этого на ухо младенцу говорятся по несколько раз некоторые изречения Корана. Но шептать это может только мужчина, а никак не женщина.], после чего визирь Эль-Башраха, взяв с собой Нур-Эд-Дина, отправился с ним к султану. Представ перед султаном, он поцеловал прах у ног его, а Нур-Эд-Дин, отличаясь красноречием и будучи человеком приятным по наружности и манерам, сказал следующие стихи поэта:

То он, чьему державному суду
Подвластны все народы, чьи походы
Все государства мира покорили
Его престолу. Будь же благодарен
Ему ты за его благодеянья,
Ведь то благодеянья не простые,
А нитки жемчуга, что подарил
Он подданным своим. И поцелуй,
Прильни к его руке: то не рука,
А ключ, чтоб помощь Промысла достать.

Султан с почетом принял их обоих, поблагодарив Нур-Эд-Дина за приветствие, спросил визиря:

– Кто этот молодой человек?

Визирь поэтому рассказал ему историю с начала до конца и прибавил:

– Это сын моего брата.

– Как же это, – сказал визирь, – это сын твоего брата и мы до сих пор не слыхали о нем?

– Государь наш, султан! – отвечал визирь. – У меня был брат, визирь в стране Египетской, который умер, оставив двух сыновей: старший наследовал должность отца как визиря, а младший приехал ко мне, и я поклялся, что ни за кого, кроме него, не выдам своей дочери; таким образам, когда он приехал, я тотчас же поженил их. Он – молодой человек, а я теперь уже старик; слух мой притупился, а способности ослабели, и поэтому я желаю, чтобы государь наш, султан, назначил его на мое место, ввиду того, что он сын моего брата и муж моей дочери, и лицо, вполне достойное звания визиря, так как он человек знающий и разумный.

Султан посмотрел на Нур-Эд-Дина и, оставшись совершенно доволен, одобрил предложение визиря назначить его на его место. Таким образом, он назначил молодого человека визирем, приказал дать ему почетную роскошную одежду и лучшего мула, на котором он ездил сам, и назначил ему содержание и жалованье. Нур-Эд-Дин поцеловал руку султана и отправился со своим тестем домой, оба совершенно довольные.

– Поистине, – говорили они, – рождение этого ребенка принесло счастье.

На следующий день Нур-Эд-Дин снова отправился к султану и поцеловал прах у его ног, а султан приказал ему сесть на место визиря. И Нур-Эд-Дин стал заниматься делами по своей должности и рассматривать прошения народа, согласно с обычаем визирей. Султан же, наблюдая за ним, был очень удивлен его рассудительностью и быстрым соображением, он внимательно следил за ним и полюбил и осыпал своими милостями. Когда двор был распущен, Нур-Эд-Дин вернулся домой и сообщил обо всем случившемся своему тестю, оставшемуся очень этим довольным.

Старый визирь наблюдал за воспитанием ребенка, названного Гассаном, в продолжение нескольких дней, так как Нур-Эд-Дин постоянно занимался делами по своей должности, не оставляя султана ни днем, ни ночью; и царь увеличил его жалованье и содержание, которые стали более чем достаточными; он приобрел корабли, ходившие по его указанию с товарами, основал множество деревень и делал водяные колеса[99 - Водяные колеса делаются для орошения полей и садов, и их приводят в движение парой коров или волов. К этим колесам привязаны на веревках глиняные ведра, которые зачерпывают воду, и они, поднимаясь, выливают ее в водоприемники, из которых вода разливается в канавки, проведенные в поля, разделенные на квадраты.], устраивал и сады. Когда Гассану минуло четыре года, старый визирь, отец его жены, умер, и он торжественно похоронил его, а затем сам принялся за воспитание сына. Когда же мальчик вошел в силу, он нанял ему воспитателя, поселившегося у него в доме, и поручил ему воспитание и образование его. Таким образом, воспитатель, выучив его Корану, стал заниматься с ним другими полезными науками. А Гассан между тем становился все красивее и привлекательнее. Воспитатель продолжали жить во дворце его отца и не выезжал из него, пока мальчик не сделался отроком. Тогда отец, одев его в богатое платье, посадил на одного из своих лучших мулов и, поехав с ним во дворец, представил султану. Султан, увидав Гассана, сына Нур-Эд-Дина, поразился его красотой, миловидностью и статностью его фигуры. Он тотчас же полюбил его и осыпал милостями, сказав отцу его:

– О визирь, приводи его ко мне каждый день.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал визирь и вернулся с сыном домой.

С этого времени он каждый день водил мальчика во дворец, пока ему не минуло пятнадцать лет.

Тогда отец его, Нур-Эд-Дин, захворал и, призвав его к себе, сказал ему:

– О сын мой! Знай, что этот свет – наше временное убежище, а будущий свет – убежище вечное. Мне хотелось бы сделать тебе некоторые наставления, чтобы ты понял их и от всей души проникся им. И он начал давать ему разные советы, как ему жить, и как вести себя в обществе, и как распоряжаться своими делами. Сказав все, что было нужно, он стал думать о своем брате, своей родине и своем доме и заплакал при мысли о тех, кого когда-то он любил. Слезы текли по его щекам, когда он говорил: «О сын мой, выслушай меня. В Каире у меня есть брат, которого я бросил и ушел от него помимо его воли».

Взяв лист бумаги, он написал на нем все, что с ним случилось, от начала до конца, обозначил число того дня, когда он женился, и когда в первый раз пришел к дочери визиря, и число того дня, когда приехал в Эль-Башрах, и его свидания с визирем, и, прибавив строгое наставление, он сказал своему сыну:

– Возьми это послание, так как на этой бумаге я написал историю твоего происхождения, родства и звания, и если с тобой случится какое-нибудь бедствие, то отправляйся в Каир, разузнай, где живет твой дядя, поклонись ему и скажи, что я умер в чужой стороне, страстно желая его видеть.

Гассан взял бумагу, сложил ее, завернул в клеенку[100 - Документы часто завертывают в клеенку, чтобы предохранить их от сырости, тем более, что арабы пишут чернилами, сделанными из сажи, гумми-арабика и воды.] и зашил между подкладкой и покрышкой своей ермолки, проливая слезы о том, что ему приходится в таких молодых годах расстаться с отцом.

– Прошу тебя, – сказал умирающий своему сыну, – не дружись ни с кем, потому что вдали от людей ты только и можешь быть в безопасности. Божественно одарен был поэт, сказавший:

Теперь нет никого, чьей дружбы ты
Желать бы мог себе. Кто разорился,
Друзей тот верных не имеет больше.
Живи теперь один с самим собою
И позабудь, что ты имел друзей.
Вот мой совет, я лучшего не знаю.

Приучившись к молчанию, занимайся своими собственными делами и не говори лишних слов, потому что поэт говорит:

Прекрасна в человеке молчаливость,
Залог же безопасности – молчанье;
Поэтому когда ты говоришь,
То избегай излишней болтовни.

Остерегайся пить вино, потому что в нем заключается источник всех бедствий. Поэт говорит поэтому:

Я бросил пить вино и все, что люди
Зовут напитками, и другом стал
Всех тех, что строго пьянство осуждают.
Вино с дороги честности сгоняет
И настежь открывает двери злу.

Не презирай и не угнетай никого, потому что угнетать человека низко. Поэт говорит:

Не угнетай, хотя тебе дана
На это власть: ты кончишь тем, что сам же
Раскаешься в жестокости своей.
Твои глаза сомкнутся сном, а те,
Что от тебя страдали, между тем
К отмщенью призывают весь народ.
И око Бога никогда не спит.