Юноша этот, вероятно, только что ушел с попойки по каким-нибудь делам и охмелел так, что блуждал с места на место, пока не пришел к городским воротам и, найдя их запертыми, заснул.
Всякий высказывал свое мнение, и все делали разные предположения, когда Бедр-Эд-Дин проснулся. Увидав, что он лежит у городских ворот, окруженный людьми, он крайне испугался и сказал:
– Где это я, добрые люди? И почему вы собрались кругом меня? Что случилось?
– Мы нашли тебя ранним утром, – отвечали ему, – лежащим в глубоком сне у этих ворот, и более о тебе ничего не знаем. Где ты спал последнюю ночь?
– Клянусь Аллахом, добрые люди, – отвечал он, – что последнюю ночь я спал в Каире.
– Не употребляешь ли ты гашиша? – услыхав его ответ, сказал ему кто-то.
– Ты с ума сошел, – заметил другой. – Как мог ты заснуть в Каире, а проснуться в Дамаске?
– Клянусь вам Аллахом, добрые люди, – отвечал он, – что я не вру вам: вчера я был в Каире, а третьего дня – в Эль-Башрахе.
– Что за диво! – сказал кто-то.
– Да этот юноша сумасшедший, – заметил другой.
Народ подъехал и, говоря друг с другом, только дивился.
– Бедный юноша. Нечего говорить, что он помешан!
– Опомнись! Приди в себя, – сказал ему кто-то.
– Вчера я женился в Египте, – настаивал Гассан.
– Верно, ты видел все это во сне, – говорили ему, – и рассказываешь нам про свой сон.
– Клянусь Аллахом, – отвечал смущенный Гассан, – это было не во сне. А где же горбун, что сидел с нами, и мой кошелек с золотом? И где же моя одежда и мои штаны?
Он встал и пошел в город. Миновав главную улицу и базарную улицу, он увидал, что народ толпится около него, и он вошел в пирожную лавку. Пирожник был когда-то разбойником, которого Аллах сподобил раскаяться в своих беззаконных поступках, и он открыл пирожную лавку, но все жители Дамаска боялись его за свирепость, и потому, когда юноша вошел в лавку, они испугались и ушли.
Пирожник, увидав Гассана Бедр-Эд-Дина и заметив, как он красив и привлекателен, почувствовал к нему сильное расположение и сказал:
– Кто ты такой, о молодой человек? Расскажи мне свою историю, потому что ты стал мне дороже моей собственной души.
Таким образом, Гассан рассказал ему все, с самого начала до конца.
– О мой господин, Бедр-Эд-Дин! Это удивительное происшествие и удивительная история; но, сын мой, успокойся и останься пока со мною. У меня нет сына, и я усыновлю тебя.
– Пусть будет по-твоему, о дядя! – отвечал Бедр-Эд-Дин.
Пирожник тотчас же пошел на базар, купил Гассану богатую одежду и одел его, а затем направился к кадию и заявил, что он желает взять себе приемного сына; таким образом Гассан Бедр-Эд-Дин сделался известен в Дамаске как приемный сын пирожника, и сидел у него в лавке как кассир, и жил с ним.
А Сит-Эль-Газн проснулась с рассветом и не нашла подле себя Гассана. Думая, что он скоро вернется, она села в ожидании его; вдруг к ней вошел отец, страшно встревоженный тем, что султан рассердился на него, и тем, что ему пришлось силой выдать дочь замуж за горбатого конюха.
«Я убил дочь, – думал он, – если только она позволила ласкать себя этому уроду».
Подойдя к двери, он крикнул: «Сит-Эль-Газн!»
– Я здесь, – отвечала она и с веселым видом вышла к нему навстречу и поцеловала прах у ног его.
Увидав ее такой счастливой и млеющей, отец вскричал:
– Ах ты, низкая женщина! Неужели ты довольна твоим мужем?
Услыхав такой вопрос отца, Сит-Эль-Газн улыбнулась и отвечала:
– Клянусь Аллахом! Разве недостаточно того, что ты сделал со мной и поставил наряду с подобным конюхом, не стоящим даже моего ногтя? Что же касается моего мужа, то клянусь тебе Аллахом, что никогда в жизни не проводила я такой блаженной ночи, какую провела с ним, и поэтому не дразни меня, напоминая мне о горбуне.
Выслушав ее, отец пришел в страшную ярость, глаза у него закатились так, что видны были только белки, и он закричал:
– Проклятие! Что такое ты говоришь? Ведь ты провела ночь с горбуном?
– Аллахом прошу тебя, – отвечала она, – не упоминай мне о нем. Да погубит Аллах как его, так и отца его. Перестань дразнить меня, упоминая о нем, так как горбун был нанят за десять червонцев и, взяв деньги, ушел. Когда я вышла в гостиную, я увидала там своего супруга, а певицы поставили меня перед ним, и он бросал им столько золота, что обогатил их всех. Я была счастлива на груди своего прелестного мужа с черными глазами и с густыми бровями.
От всего того, что она говорила, у отца ее потемнело в глазах, и он крикнул:
– Ах ты, несчастная! Что ты это говоришь? Не сошла ли ты с ума?
– О отец мой! – вскричала она, – ты разбил мне сердце на куски! Зачем ты не веришь мне? Тот, о ком я говорю, мой муж, и он ушел в уборную.
Отец пошел в уборную в совершенном недоумении, и, войдя туда, увидал горбуна, стоявшего вниз головою и ногами наверх. Визирь в удивлении спросил:
– Разве ты не горбун?
Горбун же, думая, что с ним говорит шайтан, ничего не отвечал. Визирь громко закричал на него.
– Говори, – сказал он, – или я отрублю тебе вот этим мечом голову!
– Ради Аллаха, шейх шайтанов, – проговорил ему на это горбун. – С тех пор, как ты поставил меня здесь вверх ногами, я не шевелился. Умоляю тебя сжалиться надо мною!
Визирь, выслушав его, сказал:
– Да что ты говоришь? Я – отец невесты, а вовсе не шайтан.
– В таком случае, – отвечал горбун, – жизнь моя не у тебя в руках, и ты не властен над моей душой, и поэтому иди своей дорогой, пока не появился тот, кто поставил меня вверх ногами. Вы хотели женить меня на любовнице буйвола и шайтана. Да поразит Аллах того, кто женил меня на ней, и того, что причиной этого.
После этого горбун помолчал немного, а потом опять обратился к визирю с такими словами:
– Да разразит Аллах того, кто причина этого!
– Вставай, – сказал ему визирь, – и уходи отсюда.
– Я еще с ума не сошел, – отвечал горбун, – чтобы мне идти без позволения шайтана, так как он сказал мне, что я могу идти тогда, когда встанет солнце. Встало ли солнышко или нет? Я не смею тронуться с места, пока оно не встанет.
– Кто привел тебя сюда? – спросил его визирь.