На уроках сценарного мастерства. Том 2

– Тебе надо немедленно пойти в милицию, – сказал он категорически, осознав, наконец, все то, что я ему сказал. – Каким способом ты его застрелил – на дуэли или из-за угла, с точки зрения закона, не имеет значения. Убийство есть убийство. Не знаю, зачем ты это сделал, какие-то причины были; наверное, не совсем же ты рехнулся, но единственный способ хоть как-то смягчить наказание – это пойти в милицию и самому во всем признаться. Пока они не нашли труп. Ты что с ним сделал? Зарыл?

– Нет.

– Где это произошло?

– На Золотых Песках, возле маяка.

– Кто-нибудь видел?

– Не знаю.

– Даже если никто вас не видел, все равно тебя найдут. А кто он такой? Что за человек? Откуда ты его знаешь?

– Летом познакомились. На теплоходе…

Это была двухдневная семейная поездка, организованная месткомом института.

Мы с Викой наслаждались гуляньем по свежевымытым, пахнущим деревом палубам, выбирая места, где не было студентов, сбившихся в большие, шумные компании, и обходя сравнительно малочисленные группы моих коллег-преподавателей.

Я любовался обращенным к морю лицом Вики – оно было полно задумчивого покоя, который передавался и мне, не выпускающему ее ладонь из своей, пока мы бродили по теплоходу.

Время от времени в ответ на мой взгляд она касалась моей щеки губами, и эти еле ощутимые поцелуи вызывали во мне щемящее чувство счастья…

Видимо, наше состояние было заметно тем, кто оказывались поблизости, и они шли дальше, не задерживаясь возле нас. Только раз что-то – то ли близкие шаги, то ли чей-то взгляд – побеспокоило Вику: она, а следом и я, оглянувшись, увидели неторопливо удалявшегося от нас высокого мужчину в белой офицерской форме.

Еще раз я увидел этого офицера (и сразу узнал из-за роста), когда под вечер рассказывал окружившим меня студентам-третьекурсникам о письме, посланном Пушкиным Казначееву, управляющему канцелярией новороссийского генерал-губернатора Воронцова. Преодолев Викино стеснение, я продолжал удерживать ее руку в своей, радуясь тому, что она присутствует при этом разговоре со студентами.

– Это письмо было написано в Одессе в начале июня 1824 года и свидетельствует о том, что именно здесь, на берегах Черного моря, поэт ощутил необходимость полной свободы от внешних обстоятельств жизни. Цитирую по памяти: «Единственное, чего я жажду, – это независимость (слово неважное, да сама вещь хороша); с помощью мужества и упорства я в конце концов добьюсь ее. – Произнеся эти слова, я встретился с нагловатым, как бы изучающим меня взглядом высокого офицера, который подошел к нам чуть раньше и слушал с весьма заинтересованным выражением лица. – Я уже поборол в себе отвращение к тому, чтобы писать стихи и продавать их, дабы существовать на это, – самый трудный шаг сделан! Если я еще пишу по вольной прихоти вдохновения, то, написав стихи, я уже смотрю на них только как на товар, по скольку-то за штуку…»

– Бедненький, – вздохнула круглолицая курносенькая и всех жалеющая Маша Шевцова, – неужели у него совсем не было денег?

– Он получал семьсот рублей жалованья… пока не подал в отставку…

Присутствие постороннего человека мешало мне; видимо, поняв это по моему взгляду, офицер улыбнулся и сказал:

– Мне поручено передать вам и вашей супруге приглашение капитана поужинать в офицерской столовой.

– Чем объясняется оказанная нам честь? – спросил я, удивившись.

– Список приглашенных преподавателей согласован с местным комитетом института, – продолжая улыбаться, ответил офицер.

– Значит, мы будем не одни? – Я посмотрел на Вику; она пожала плечами, предоставляя принятие решения мне.

– Поговорим после ужина, – сказал я студентам, все еще не зная, как отнестись к неожиданному приглашению.

– Я провожу вас, – сказал офицер.

– Спасибо, мы сами придем чуть позже…

– Вы не найдете, – с вежливой настойчивостью возразил офицер, – и все уже сели за стол…

Студенты, отходя от нас, прислушивались к разговору… – Придется пойти, – тихо сказала мне жена, – неудобно…

Ведомые офицером, который представился как штурман Александр Брянцев, мы прошли почти через весь теплоход и спустились на нижнюю палубу. По пути не было сказано ни одного слова; офицер шел чуть впереди и сбоку от нас, всем своим видом давая понять, что он лишь человек, выполняющий поручение, не больше. Но когда мы вошли в столовую, стало ясно, что он нас разыграл, – за длинным столом сидели одни офицеры.

– Капитан сейчас будет, – сказал штурман, ничуть не смущаясь тем, что вопреки его заверениям за столом нет ни одного преподавателя.

Офицеры встали, устремив на нас взгляды, в которых видно было удивление в связи с нашим появлением.

– Прошу, – сказал штурман, подтверждая приглашение пройти к столу широким движением руки, – общая просьба: разделите нашу скромную трапезу.

Повернуться и уйти в этой ситуации показалось мне неудобным. Но, садясь за стол, я еле сдерживал желание наговорить дерзостей наглецу штурману.

– Кирилл Константинович очень интересно рассказывает, – громко сообщил он всему столу, подвигая Вике и мне чистые приборы, – я сейчас просто заслушался… Вы пушкиновед? – спросил он меня.

– Я литературовед, – ответ мой прозвучал подчеркнуто сухо.

– Но Пушкиным вы ведь тоже занимаетесь?

– Да.

– Отлично, – он поставил перед Викой принесенную официанткой тарелку с салатом, – я давно мечтал встретиться с таким человеком, как вы. Есть один вопрос. Давно назревший, как говорится…

Офицеры слушали его с улыбками, видимо, он считался среди них человеком остроумным.

В помещение вошел еще один офицер, и по тому, как отреагировали на его появление все, включая штурмана Брянцева, прервавшего себя, стало ясно, что это капитан.

– Алексей Иванович, у нас гости, – сказал штурман, когда седовласый капитан прошел к креслу, стоявшему у дальнего от входной двери торца стола.

– Очень приятно, – вежливо сказал капитан, явно еще минуту назад не подозревавший о нашем с Викой существовании, а значит, и не приглашавший нас на ужин. По выразительному взгляду Вики я понял, что ею тоже ситуация оценивается правильно.

– Пойдем? – спросил я ее тихо.

– Неудобно. Чуть позже, – также шепотом ответила она.

– Кирилл Константинович, – обратился ко мне штурман Брянцев, – я давно ищу такого человека, как вы… Чтобы получить ответ. На один вопрос, исчерпывающий и, как говорится, окончательный… – он делал вид, что не замечает откровенно неприязненного выражения на моем лице. – И раз уж так мне повезло, что вы оказались нашим гостем, не откажитесь поделиться знаниями…

Отправив в рот зацепленный вилкой огурец, я хранил молчание, воспринятое им как разрешение задать вопрос.

– Вот я читал в одной редкой книге, – сказал он громко, – что Дантес был иезуитом, и этот барон Геккерен тоже. И выполняли они особо важное задание своего ордена по присоединению православной церкви к католической. И только по этой причине их заинтересовала жена Пушкина Натали, чтобы через нее выйти на царя…

– Книга, в которой вы все это вычитали, называется «Иезуиты и Россия»? – спросил я.

– Да. Это очень редкая книга.

– И очень спорная. Не понимаю, что вы хотели у меня узнать?

– 3начит, получается, что Дантес не хотел стреляться с Пушкиным, избегал дуэли, а за женой его ухаживал потому, что приказ выполнял?