Кошки и люди. Истории любви

– Цезарь свои войска на ближайший холм повел и выстроил их в боевом порядке, – с легкостью перевел Кот мудреную латинскую фразу. С «Записками о Галльской войне» он был знаком. Студенты читали и переводили эту книгу со дня основания факультета.

Латынь была настоящим наказанием студентов романской кафедры. Желающие овладеть испанским, французским или итальянским должны были целых два года читать и переводить то, что было написано более тысячи лет назад, на русский язык, запоминать слова и фразы из языка, на котором никто уже и не говорит. Только врачи и фармацевты пишут на нем рецепты, назначения и произносят названия лекарств, вгоняя в страх пациентов.

Аня заметила Кота и на секунду оторвалась от «Записок».

– Gattino[1 - Котик (итал.).], у меня ничего не выходит, – горестно сказала Аня, одной рукой рассеянно поглаживая Кота по спине. Не переводится этот Юлий Цезарь красиво у меня.

Кот еще сильнее выгнул спину, чтобы Ане было удобнее его гладить. Начал интенсивно и громко мурчать, добиваясь успокоительного эффекта.

За годы жизни на факультете Кот научился тонко чувствовать страх и волнение студентов перед экзаменом, зачетом или сложной контрольной. Старался помочь тем, кто со страхом совладать не мог и рисковал от испуга забыть все, что учил накануне. Для каждого у Кота был свой метод. Перед кем-то достаточно было походить рядом, распушив хвост. С кем-то он активно мяукал, настраивая на конструктивный диалог с преподавателем. Лишь избранным Кот позволял себя гладить и чесать за ухом.

По вторникам и четвергам у студентов итальянского была латынь, которую вела свирепая Ванда Эдиповна.

Внешность ее была под стать имени. Стройная, худая, длинная, как Колосс Родосский, преподаватель классической латыни носила длинные развевающиеся юбки, темные пальто с широкими рукавами и тяжелые серебряные серьги. Черные с легкой проседью кудрявые волосы никогда не убирались в прическу и развевались на ветру, когда Ванда Эдиповна решительной походкой пересекала двор. В эти моменты веселая болтовня студентов затихала, аспиранты старались спрятать за спину сигарету, а профессора уважительно склоняли голову в знак приветствия.

Кот старался скрыться куда-нибудь подальше. У Ванды была аллергия на шерсть. При приближении к Коту она начинала громко чихать, глаза ее мгновенно краснели, и от этого становилось еще страшнее.

Ванда Эдиповна не слишком любила студентов испанского и итальянского отделений. Для них ее предмет был неприятной необходимостью, частью обязательной программы. На филологический факультет они поступали, по ее мнению, стремясь к красивой жизни, дипломатической службе и встречам со средиземноморскими красавцами и красавицами. Науки им были не нужны, книги они читают из-под палки, а латынь учат по принуждению.

Впрочем, если студент был хорошо готов к уроку и переводил Цезаря, Овидия и Тита Ливия без запинки, он удостаивался сдержанной похвалы суровой Ванды. Но стоило тому хоть раз ошибиться, поставив ударение не на тот слог, Ванда Эдиповна выпускала наружу весь свой богатый арсенал презрительных комментариев, обидных эпитетов и уничижительных сравнений.

– Аня, идите учить суахили или банту. Я вижу, вам все равно, над каким древним языком издеваться. Пусть это будет не латынь, – отчитывала Ванда несчастную Аню во время последнего урока.

– Мур-мур-мур, – активно тарахтел Кот. Он хотел сказать, что надо потерпеть еще один год, сдать экзамен, а потом устроить ритуальный костер из ксерокопий «Записок о Галльской войне». Кот знал, что дальше ничто не будет отвлекать Аню от занятий любимым итальянским и переводов сонетов Петрарки. Еще он знал, что после четвертого курса Аня пойдет стажироваться в Академию художеств, где будет переводить мастер-классы известного скульптора из Флоренции. Его восхитит Анин безупречный итальянский и профиль, как у римских статуй времен Империи. Он предложит ей работать переводчиком в его частной школе во Флоренции, куда приезжают учиться молодые скульпторы со всего мира. В перерывах между занятиями Аня будет ему позировать. Скульптор будет лепить с нее лик Андромеды и профиль Минервы. Щедрое итальянское солнце навсегда вылечит ее колено, и Аня никогда больше не будет хромать.

Коты умеют заглядывать в будущее и способны давать людям знаки-предсказания.

Перерыв закончился, и дворик заметно опустел. Студенты и преподаватели растеклись по аудиториям. Кот окинул взглядом двор. Одинокий аспирант с кафедры языкознания пил кофе из бумажного стаканчика и с тоской смотрел на часы. Сдавать очередную главу кандидатской нужно было только через два часа. Заняться аспиранту было нечем. Кот знал, что к животным он равнодушен и кошек за полноценных существ не считает. Подходить к нему не стал.

Рядом с бронзовой скульптурой бегемотихи самый главный сердцеед с четвертого курса французского отделения очаровывал очередную первокурсницу. У нее была белая коса, густая челка и умопомрачительные длинные ресницы. Достойная причина прогулять лекцию по теоретической грамматике, – подумал Кот.

Он подошел к бегемотихе и сделал все, чтобы парочка его заметила.

– Какой хорошенький котик! – всплеснула руками первокурсница, имени которой Кот пока не знал.

Зато он прекрасно знал сердцееда с четвертого курса. Звали его Борис Беккер, и славился он коллекционированием разбитых девичьих сердец. Коту приходилось утешать безутешно плачущих девушек, покинутых Борисом.

Он даже пытался сделать сердцееду внушение. Садился напротив и гипнотизировал его своими зелеными глазами.

Борис был парнем не только красивым, но и умным. Тайный язык кошек понимал и в диалог с Котом вступал:

– Что я могу поделать, mon cher chat[2 - Мой милый кот (франц.).], я выбираю. Вот встречу свою единственную и неповторимую и женюсь.

Кот хотел Борису верить, но девушек каждый раз было чрезвычайно жалко.

– Мяу! – решительно заявил Кот. Это означало – Борис, не дури девушке голову. Ведь все равно после сессии бросишь.

Борис отвлекся от красавицы с длинными ресницами, присел перед Котом на корточки и погладил его сразу обеими руками.

– Котэ, я думаю, это та самая. Моя будущая жена. Она меня в театр позвала! Ты представляешь, в театр! Не в клуб, не на дискотеку. А в Малый драматический. Думаю в воскресенье ее с мамой познакомить…

– Мяу, – Кот одобрил выбор Бориса и решил самолично держать новый роман на контроле.

После окончания занятий, семинаров и лекций Кот шел в библиотеку. Старший библиотекарь Верочка к этому времени уже насыпала в миску сухой кошачий корм и ставила рядом пластмассовую чашку со свежей водой. Кот делал пару подходов к пище, а затем начинал свой ежедневный старательный обход библиотеки. Внимательно обнюхивал корешки старинных фолиантов и проверял, не отсырели ли толстые словари и многотомные сочинения классиков всевозможных мировых литератур. Следил, чтобы не одна мышь не проникала в книгохранилище.

После Кот ел из миски уже более основательно и шел дремать на старинный деревянный пюпитр, стоявший в углу читального зала. Дремал он, слегка приоткрыв левый глаз. Наблюдал за читателями и слушал успокаивающий шелест страниц.

Когда же последний посетитель сдавал книгу Верочке, Кот вместе с ней закрывал библиотеку и шел на вахту к тете Тамаре. Смиренно семенил рядом с вахтершей, проверяющей, все ли аудитории закрыты, и не забыл ли кто из преподавателей сдать на вахту ключ.

Тетя Тамара устроила для Кота уютную постельку в коробке из-под ксерокса, застелив ее шерстяным одеялом. Кот спал в ней, если у него не было срочных ночных дел.

Однажды Кот стал причиной экстренного заседания заведующих всех кафедр под председательством самого декана.

Собственно говоря, основной причиной для срочного внепланового собрания был злостный студент-второгодник Давид.

Давид учиться упорно не хотел, по три раза пересдавал едва ли не каждый предмет. В конечном итоге, брал преподавателей измором, и те ставили ему зачет либо оценку «удовлетворительно». Давид решительно не хотел ничего учить и ни во что вникать. Ему лишь хотелось подольше оставаться в большом красивом городе, ездить на новенькой иностранной машине и плясать с модными девушками в дорогих клубах, поражая их размахом своей щедрой восточной души.

Такая жизнь нравилась Давиду куда больше, нежели перспектива вернуться домой и заведовать там одним из заводов по производству колбас, принадлежащих его отцу.

Давид желал как можно дольше оставаться в статусе студента.

Вот только суровая Ванда Эдиповна ни в какую не хотела ставить ему зачет и допускать к сессии.

– Ваши знания равны нулю, юноша, – строго говорила она в очередной раз возвращая Давиду зачетку, – вы даже не знаете склонения местоимений. Зачет я вам не поставлю, рекомендую подумать о смене профессии. Вы позорите факультет и звание универсанта.

Раздосадованный Давид вышел во двор. К сессии его не допускали. Перспектива позорного выдворения с факультета с последующим возвращением домой была близка как никогда.

Давид пылал ненавистью к Ванде Эдиповне и очень хотел ее ударить. Но за такое можно сесть и в тюрьму. А это похуже колбасного завода.

Мимо Давида по двору проходил Кот. Шел своим обычным утренним маршрутом, не подозревая ничего плохого.

Давид увидел Кота и глаза его налились яростью, требовавшей выхода наружу.

Он пробормотал что-то нехорошее и со всей силой пнул Кота ногой.

Издав жалобное «мяу», Кот отлетел в кусты. Пару секунд он лежал на земле, оправляясь от шока. Люди никогда еще прежде не причиняли ему боли и вреда. Кот не знал, что люди бывают плохими.

Он неуверенно сел и принялся исследовать ушибленный бок. Ребра не сломаны, дышать можно. Пройдет, только надо полежать денек.

Кот прижал уши, наклонился как можно ниже к земле и решил по-тихому дойти до коробки с шерстяным одеялом внутри.

Тут во двор выбежала Ульяна Ткаченко, первая красавица факультета. Она видела все произошедшее из окна аудитории. Сначала Ульяна набросилась на Давида, решив оттаскать его за волосы, приговаривая:

– Ты что делаешь, придурок?! Как ты посмел Кота тронуть? Ответишь за это!

Девушка для закрепления эффекта зарядила Давиду хлесткую пощечину и кинулась к Коту.

– Как ты, малыш? Сильно больно? Сейчас к ветеринару поедем.