Кавказ. Выпуск XXVI. Сказания горских народов

– Сын славного хана! Глаз твой верен и тверда рука! Я видел, как поразил ты птицу, и сказал себе: так стреляет только отважный Аслан-Гирей, сын могучего хана.

И кланялся старик, к земле припадая…

Достал Аслан-Гирей из кармана золотой, бросил нищему.

– Прощай, Лебедь прекрасный! – крикнул он девушке, ударил плетью коня и помчался.

Гульнара посмотрела ему вслед.

– А я не знала, что он – сын хана, – сказала она старику.

Старик не слушал ее: спрятав золотой, он вынул из ножен, висевших у него на поясе, нож, прирезал лебедя и, взвалив его на плечо, пошел.

– Вот, – сказал он девушке, – как случилось: целый день был я голоден, потому что не за что было хлеба купить, думал, что и завтра буду голодать, но Бог не забыл старого Мустафу.

На другой день Аслан-Гирей был в селении, как и в прошлый раз, один.

Ехал он в лес на охоту, а сам думал о Гульнаре…

Направился он к колодцу и на дороге встретил вчерашнего нищего, который едва завидел его, шапку снял и униженно кланялся.

– О, храбрый сын славного хана, – запел было он, но Аслан-Гирей остановил его.

– На вот тебе, старик, – бросил он ему золотой, – только и ты услужи мне: укажи дом отца Гульнары…

Держа шапку в руках, провел старик Аслан-Гирея на край селения, до старого домика с огородом и садом.

Подъехал Аслан-Гирей к воротам и громко крикнул:

– Лебедь, Лебедь!

На крик вышел Меджид, отец Гульнары, уже старый человек, узнал Аслан-Гирея, шапку снял.

– Добро пожаловать, молодой хан, – проговорил он, кланяясь.

– Мой конь устал, дай отдохнуть ему в твоем дворе, – сказал Аслан-Гирей, слезая с коня.

Из дома вышла Гульнара, и щеки ее вспыхнули, и потупила глаза она.

Радость охватила Аслан-Гирея.

– Лебедь, – проговорил он, подойдя к ней. – Милая девушка, люблю я тебя…

И тихо отвечала ему Гульнара:

– Не смейся, хан, над бедной девушкой.

– Я не смеюсь, – сказал Аслан-Гирей, – я люблю, люблю тебя, моего милого Лебедя… Скоро наступит время, когда я должен буду взять себе жену, и возьму я дочь твою, – сказал он Меджиду.

Отвечал ему старик:

– Воля твоя, молодой хан. Но подумал ли ты о том, что скажет отец о твоем намерении? Ведь старый хан не захочет, чтобы женой твоей была дочь огородника…

– О! – весело воскликнул Аслан-Гирей. – Я об этом не беспокоюсь: для любимого сына отец все сделает…

Вздохнул Меджид.

– Воля твоя, – покорно промолвил он.

Хан удивился, что сын его стал часто ездить на охоту, а домой возвращаться без добычи, и еще сильнее удивился, когда узнал, что никто из слуг не сопровождает его на охоту.

И призвал он Аслан-Гирея.

– Что случилось с тобой, что охота твоя стала неудачной? – спросил он.

– Бог не посылает удачи, – ответил сын.

– А почему ты один ездишь на охоту, не берешь с собою слуг? – продолжал хан.

Потупился Аслан-Гирей.

– Я теперь сокола вынашиваю для охоты, и слуги мне не нужны, – проговорил он и покраснел, потому что солгал он отцу – сокола не вынашивал он.

Испытующе посмотрел на него хан, нахмурился.

– Завтра на охоту ты не поедешь! – сказал он. – Иди.

И целый день протосковал по Гульнаре Аслан-Гирей, ночь спал неспокойно, а утром вышел к отцу бледный, осунувшийся.

Испугался хан.

– Что с тобой? – спросил он. – Ты болен?

– Голова болит, – отвечал Аслан-Гирей. – Поеду в степь, освежусь…

Отпустил хан сына, а как только он уехал, призвал сановников и долго советовался с ними, где найти достойную для сына невесту, и потом поручил трем сановникам поехать в соседние страны посмотреть ханских дочерей.

Старый Мустафа в город притащился, к ханскому дворцу пробрался и стал у ворот, сняв шапку.

Сановник увидел его спросил:

– Что тебе, старик, надо?

И, униженно кланяясь, Мустафа отвечал:

– Хана мне видеть надо, чтобы сказать ему то, что, кроме него, никто не должен слышать.

И сановник привел его к хану, а сам удалился.