– Всю ночь не могла уснуть из-за этой луны, еще и под утро она приснилась! – с недавнего времени Нина часто разговаривала сама с собой.
Полнолуние скоро закончится, и вместе с ним пройдет бессонница, назойливая и изматывающая, как крик, доносящийся с улицы.
Муж тяжело заворочался рядом, сонно пробурчал:
– Скажи, что ничего не будем брать. Пусть уходит. И штору закрой.
Валера натянул одеяло на голову, спрятавшись от солнечного света.
– Опоздаешь. Опять проблемы на работе будут. Вставай!
Прислушалась: из-под одеяла доносилось мерное посапывание, переходящее в легкий храп.
– Не встанет ведь. Да и… – махнула Нина рукой и резко встала, согнулась от боли, прострелившей поясницу.
Юбка, надетая поверх ночной сорочки, болталась. Значит, снова похудела. Потуже затянула пояс. Нашла серую теплую кофту. Так не замерзнет, а то в последнее время знобит даже летом. Домашние смеются, что она кутается, а холод не отпускает, сколько бы кофточек на себя ни надела. Нашарила ногой напольные весы возле комода с зеркалом, придерживаясь за стену, встала и вздохнула: минус два килограмма за три недели.
– Хозяяяя-ика! – не унималась торгашка, перекрикивая ворчливого старого пса Фокса, гремящего цепью.
Деревянную дверь в воротах переклинило, Нина толкнула ее плечом, почувствовала резкую боль от удара. Потирая ушибленное место, прикрикнула на Фокса, посмотрела на торгашку.
– Фатима, ну чего ты кричишь с утра? Вчера же сказала: муж денег не получал, брать ничего не буду.
– Кофточка есть, н-нада? Твои девчата молодой, им н-нада! Хароший, киргизский: качество, видишь, какой! – суетливо вжикнула молнией бездонной бесформенной сумки улыбчивая смуглая Фатима и вытащила белую блузку.
Нина провела рукой по тонкой ткани, удивилась хорошему качеству, но, мотая головой, протянула кофточку обратно.
– Ты что-то зачастила. Каждый день теперь ходишь…
– Дочка рожать будет. Деньги н-надо. Твои дети тоже много, это хорошо! Бери, тебе н-нада! Ты не работать, дома хозяйка? – улыбалась женщина.
– Да уж. Хозяйка, – Нина, задержавшись на мгновенье, снова взяла из рук торгашки протянутую блузку. – Фатима, денег нет, но в теплице много клубники поспело. Завтра утром соберу и тебе отдам. Возьмешь вместо денег?
– Продам, деньги будет. Клиент найду, – задумалась Фатима и озабоченно уточнила, – большой ящик или маленький?
– Большой. Ягода сладкая.
Фатима улыбчиво закивала, закрыла сумку, взвалила огромный баул на правое плечо и пошла, слегка согнувшись под тяжестью, привычно оглашая улицу криком: «Товар! Товар! Товар!»
Нина посмотрела на быстро шагающую по пыльной дороге женщину в растянутой кофте и длинной юбке, в очередной раз подумала, что она не может определить ее возраст. Посмотрела себе под ноги и увидела разлезшиеся шлепки, подол юбки, такой же длинной и бесформенной, как у Фатимы.
Проходя под навесом мимо машины, наклонилась к зеркалу заднего вида. А сколько лет ей дадут незнакомые люди? Сестра вчера написала, что она прислала неудачное фото, ее состарило лет на десять. Не стала огорчать младшую сестренку, с которой не виделись несколько лет: фотография прошла обработку фильтрами, да и Нина долго себя в порядок приводила, но ни тональный крем с пудрой, ни румяна с тенями не смогли скрыть дряблую кожу, синяки под глазами и отсутствующий взгляд. На ходу собрала волосы в тощенький пучок: перед глазами пролетели черные мушки, цветные зигзаги. Присела на лавочку. Да, мама говорит, что обследоваться надо. А на что? Мужу аванс задерживают, да кто же его знает, правду он говорит или врет, работает неофициально который год. Да и то сказать, какой работодатель выдержит сотрудника, который до обеда спит?
Не будет она обследоваться. А случись что, бог детей не оставит. Нина перекрестилась и пошла на летнюю кухню. Во дворе раздался голос Сашки:
– Ма! Ты мою блузку стирала? Она на стуле?
– Да, дочь, поищи среди неглаженного, – отозвалась Нина и застыла в задумчивости перед открытым пустым холодильником.
Когда Нина выходила из курятника с парой еще теплых яиц в руке, на нее налетела Сашка. Она была в блузке, накинутой поверх пижамного топа, рассерженно сдувала свисающие на лицо пряди волос и нелепо вытягивала руки вперед.
– Вот! Смотри! Говорила же, что она маленькая, а ты – еще поносить можно! Не пойду в такой в школу!
– Сашка, неделя до конца учебного года осталась. В девятый класс новую купим, – Нина, не обращая внимания на дочь, шла к летней кухне.
– Тогда я вообще в школу не пойду! – Сашка плюхнулась на крыльцо и села, скрестив руки на груди.
– Не кричи.
Нина скрылась за захватанной тюлевой занавеской, которая служила летней дверью и защитой от мух, и появилась с кофточкой, купленной у Фатимы.
– Держи. Я пошла завтрак готовить, буди Милу, в школу пора.
Сашка подскочила, поцеловала мать и скрылась дома, радостно крича: «Мила! Вставай!»
Нина двигалась неспешно, говоря вслух и проверяя содержимое кухонного гарнитура.
– Ну вот, яйца я им сварю. Хлеба… тоже нет. И сахар вчера весь съели. А где заварка?
Женщина вышла в огород, стала срывать ростки мяты и мелиссы, думая о том, какой теперь подарок сделать дочери-студентке на день рождения на следующей неделе. Кофточка, которую она отдала Сашке, предназначалась Вике.
Счастливая Сашка и угрюмая Мила пришли завтракать, уселись за пустой стол. Перед каждой на тарелочке лежало яйцо вкрутую и стояла чашка травяного чая.
– Мила, доброе утро! – Нина дула на горячий мятный чай, сидя напротив дочерей.
Мила дулась, оттопыривая нижнюю губу Катала по столу яйцо, потом резко стукнула об стол, выпалила:
– Хочу кофту, как у Сашки!
– Я тебе куплю на новый учебный год, – спокойно начала Нина.
– Моя с пятном, вот! – продемонстрировала рукав Мила. – Я весь пятый класс в ней проходила! У тебя всегда денег нет, – заканючила Мила.
Глухо прозвучал подзатыльник, которым Сашка осадила младшую сестру. Мила еще больше оттопырила нижнюю губу и заголосила. Сашке досталось от матери сложенным полотенцем.
– Завтракайте. И шагом марш в школу! – повысила голос Нина и вышла под навес.
Возле машины копошился муж, всклокоченный и сонный. Что-то смотрел под капотом, протирал зеркало заднего вида, стучал по колесам. Он двигался лениво, не спеша, плавно переходил от машины к сараю за инструментом, снова возвращаясь. Круглый живот выпирал из старой короткой футболки, спортивные брюки измазаны в солидоле. Нина молчала. Она уже устала за это утро, поэтому не стала говорить мужу, что нужно переодеться и причесаться. Сколько было таких разговоров за двадцать лет, что они живут вместе?
Протерев грязной тряпкой лобовое стекло, Валера зычно крикнул:
– Сашка! Пропылесось в салоне, мне сегодня к шефу домой заехать надо, о стройке отчитаться.
Сашка показалась на пороге летней кухни, следом за ней выскочила Мила. Она уже не плакала, а старалась ущипнуть уворачивающуюся Сашку. Взаимные толчки и тычки сопровождались еле сдерживаемым смехом.
– Не. Мы в школу опаздываем. Пока!
И девочки прошмыгнули мимо отца.