«Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире

«Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире
Сборник статей

Сборник научных статей составлен по итогам международной конференции, посвященной 500-летию Реформации и проведенной на исторической факультете 24 апреля 2017 года. Публикация отражает как широту тематических интересов ее участников, так и разнообразие представленных точек зрения и концепций. Были затронуты проблемы генезиса понятия и явления Реформации и его восприятия в современной науке; особенности «Конфессиональной эпохи» и ее отражение в политике, культуре, общественной мысли Европы Раннего нового времени. Были рассмотрены также узловые проблемы Реформации в более позднее время, вплоть до современности. Отдельное внимание участников сборника уделено протестантизму в православных землях и в США.

«Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире Сборник научных статей

Вступительное слово

2017 год стал особенным для многих историков. Среди ряда юбилеев, пришедшихся на этот год, крупнейшим в мировом и европейском масштабе событием стало празднование условной даты – «500-летия Реформации». По установленной сознательно в 1617 году традиции начало Реформации христианской церкви соотнесено с выступлением доктора Мартина Лютера: перед ученым диспутом в Виттенберге он обнародовал (по распространенной легенде, прибил гвоздями к двери собора) знаменитые 95 тезисов – утверждений, которые он готовился защищать в диспуте. Эти тезисы содержали некоторые положения, получившие в дальнейшем развитие в лютеранском богословии и церковной практике «протестующих».

Обнародование тезисов не было ни первым, ни самым значительным из событий ранней Реформации. В то же время, бесспорным является определённое значение его для эволюции взглядов самого Лютера. В обстановке сложившегося в начале XVII века почитания личности Лютера и всяческого превознесения его вклада в Реформацию произошла своего рода «трансляция важности». Ожидавшийся конец света (именно его превозвестником многие считали выступления Лютера в контексте катастроф второй половины XV и первой половины XVI века) всё не наступал, и отдельное событие переломной эпохи стало восприниматься как символ крутого поворота в судьбе всего христианского мира.

Другим лидерам протестного движения первой половины и середины XVI века повезло значительно меньше. Их деятельность часто описывалась как вторичная по отношению к лютеровской; десятки авторитетных религиозных лидеров, в первую очередь – германского мира от Страсбурга до Риги и от Копенгагена до Праги, оказались обреченными на длительное забвение. Важно, что у Реформации был определён день рождения, который – при всей условности этой даты – позволял формализовать празднование и вести отчет лет и веков новых христианских конфессий.

На протяжении XVI столетия сложилась традиция отмечать торжественными заседаниями круглые (кратные 5) годовщины протестантских университетов. Эта традиция не имела ничего общего с «юбилейными годами» римской католической церкви, которые были введены в практику в XIV веке. Празднование первого столетнего юбилея Прибития тезисов (Thesenanschlag) в 1617 году стало первым полномасштабным светским юбилеем в истории, праздновавшимся к тому же одновременно в нескольких государствах. Идея принадлежала двум протестантским курфюрстам Саксонии и Пфальца, лютеранину Иоганну Георгу I и реформату Фридриху V. Геополитическая ситуация способствовала определённому сближению протестантских князей вокруг идеалов Евангелической унии, что стимулировало интерес к общему прошлому и подпитывалось им. Каждый из курфюрстов стремился превзойти другого масштабностью и географическим охватом мероприятий. Результатом стало впечатляющее празднование, врезавшееся в память современникам и оставившее неизгладимый след в политической и церковной мысли, ученых трактатах и публицистике.

Традиция укоренится и расцветёт. Общеевропейские (позже – всемирные) празднования годовщины Прибития тезисов будет отмечаться каждые сто лет, а менее масштабные мероприятия будут проводиться каждые 50 и даже 25 лет. В XIX веке традиция протестантских юбилеев вполне соответствовала утвердившемуся и доминировавшему в общественной мысли принципу историзма; стали отмечаться круглые годовщины великих открытий, переворотов, сражений, рождения и смерти выдающихся деятелей. Вполне можно утверждать, что и в наши дни каждое празднование круглой годовщины (в том числе российских революций 1917 года) является прямым наследником традиции, заложенной двумя протестантскими курфюрстами в далеком 1617 году.

С каждым столетним юбилеем утверждалась (и полностью торжествует сегодня) традиция отождествления юбилея Реформации с заслугами и личностью Мартина Лютера. Персонификация Реформации в Лютере сложилась уже при первом праздновании; он воспринимался как спаситель истинной веры, давший новый Закон, который полноценно дополнил данное Моисеем и Христом. Обновление церковной жизни и возвращение к истинной вере и культу повсеместно интерпретировалось как реализация ветхозаветных и новозаветных пророчеств (например, Дан 12 или Апок 14,6). Празднование второго столетия Реформации в 1717 году, как и первое, вылилось в широкую общественную кампанию. Её содержание составили не только специальные богослужения, но и иные формы мероприятий, зачастую – совершенно светского характера. Вне церковных помещений организовывались концерты и театральные представления, в университетских аудиториях читались торжественные доклады. Всё это сопровождалось украшением церквей и общественных пространств и даже артиллерийской канонадой.

Разумеется, в эпоху Просвещения и после нее такая картина была немыслимой. Вклад Века разума в восприятие истории можно ощутить посредством сравнения юбилейных празднеств 1817 года с предшествующими столетними рубежами. В праздновании нового юбилея акцент был сделан не на роли Лютера в преобразовании культа и церкви, а на последствиях его деятельности, в полной мере проявившихся и вне протестантской религии. Прежде всего, полностью исчезло «соперничество» протестантских конфессий в борьбе за наследие Лютера, к празднованиям привлекались даже католики и иудеи. Кроме того, Лютер широко упоминался и в православной церковной публицистике. Различные стороны деятельности Лютера воспринимались сквозь призму идеалов XVIII века. Так, подчеркивалось, что критика церкви велась с рациональных позиций; что переводы Библии на новые языки стали толчком к развитию образования и к распространению грамотности; что критика папского авторитета стала определяющей в распространении свободомыслия. Вся деятельность Лютера воспринималась в 1817 году как торжество принципов веротерпимости и свободомыслия. Сам Лютер был бы глубоко шокирован, если бы узнал, какие достижения ставились ему в заслугу три столетия спустя! Любопытно, что лютеранское духовенство не разделяло нового образа Лютера, растиражированного в ходе третьего столетнего юбилея. Отметим также формирование определенного плюрализма образа – ни светская, ни церковная власть не требовала унификации и выработки какой-либо «официальной точки зрения». Празднование 300-летия Реформации проходило по всей Западной Европе, во всех державах при активном участии светских властей независимо от официальной конфессии того или иного государства. Это празднование стало не только важным событием в религиозной жизни, но и важным рубежом на пути торжества принципа веротерпимости. Например, в Петербурге в этих празднованиях принял участие и лично император Николай, и многие члены его семьи, что имело и большое политическое значение.

Среди различных иных «юбилеев Реформации» особую роль сыграли германские празднования 1883 года, посвященные 400-летию со дня рождения Лютера. Именно в этот момент зародилась традиция восприятия «немецкого Лютера» – революционера, взорвавшего старый мир и ставшего провозвестником германского единства. Самые авторитетные историки провозглашали его «воплощением германского духа», «отражением внутреннего мира» своей нации. Эта линия в интерпретации образа Немецкого пророка еще не стала основной, однако она заметно усиливалась как в немецкой университетской науке, так и в публицистике. Ее апогеем стали юбилейные мероприятия 1917 года, в которых – в самый трагический год Первой мировой войны – этот образ был разнообразно эксплуатирован для сплочения духа гибнущей великой нации. Столь же общественно значимой, хотя и совершенно иной по утверждаемым идеалам, стала – неожиданно позитивная по своему настрою – кампания 1946 года, приуроченная к 400-летию смерти Мартина Лютера. После пережитой катастрофы Германия остро нуждалась в положительном историческом опыте, способном примирить оставшихся в живых с реальностью и указать путь в будущее.

Потребность в юбилеях в условиях холодной войны всё возрастала, и образ автора прибитых в Виттенберге тезисов стал множиться сообразно идеологическим запросам. В ГДР отмечались и 450-летие Реформации в 1967 году, и 500-летие Мартина Лютера в 1983-м. По новой традиции самым ярким событием празднований стало упоминание немецкого пророка в торжественных речах государственных лидеров; разумеется, теперь церковные празднования согласовывались с гражданской властью. По другую сторону железного занавеса также проводились различные мероприятия. В 1983 году в оформлении празднований в странах Запада можно ощутить стремление не позволить противолежащему блоку «монополизировать» Лютера как одного из «хороших немцев» и его наследие в противовес негативному опыту ХХ века.

Персонификация Реформации в Лютере с течением времени стала настолько очевидной и политически востребованной, что в отсутствие необходимой круглой даты различные политические режимы прибегали к инструментализации других дат. Широко известны, в частности, празднования 400-летней годовщины первого выступления Лютера перед Вормсским собором (1921 г.) и 450-летие со дня рождения Немецкого пророка (1933 г.).

Отмеченные выше тенденции в изменении вектора празднования первого юбилея человечества в полном объеме наблюдались и в нашей стране. Наиболее яркими празднованиями стал юбилей 1817 года, а также празднования эпохи холодной войны. Два столетия тому назад культурная и экономическая жизнь России была особенно тесно связана с протестантской Европой; важную роль играло и массовое присутствие эмигрантов из германских земель и их потомков в российской столице. В советское время в оценке исторической роли выступления Лютера и зарождения протестантизма в целом юбилейный компонент был значительно снижен, хотя, конечно, празднования различных связанных с этим дат в Восточной и Западной Европе имели определенный резонанс. В позднесоветский период юбилеи праздновались в рамках церкви протестантских конфессий, хотя по ряду причин они были гораздо менее заметны за пределами церковных общин.

Юбилей 2017 года был хорошей возможностью выйти за пределы персонификации Реформации и отождествления ее с событием, волею судеб назначенным быть символом великого исторического поворота. Тем не менее, этот шанс не был полностью использован. Очевидно, что в условиях резкого осложнения международной политической обстановки в середине 2010-х годов было более актуальным сделать акцент на объединяющих ценностях евангельского христианства, присутствии наследия Лютера на всех континентах и во всех цивилизационных моделях современного мира. Новое празднование стало первым экуменическим юбилеем Реформации за последние 200 лет. Акцент был перенесен с образа «предвестника Просвещения» или «идейного объединителя Германии» на общечеловеческие ценности, утвердившиеся в христианском мире и обеспечившие ему доминирующее положение в современном мире. Одним словом, персонификация Реформации в Лютере опять была инструментализирована для более актуальных целей.

Каждый юбилей – это не празднование даты из прошлого, а празднование настоящего, образ которого «увиден» в отмечаемом событии. В праздновании юбилеев (в том числе – и юбилеев Прибития тезисов) обычно мало сострадания мученикам или сожаления о потерях: как правило, празднующих волнуют совсем другие эмоции. В целом, это может показаться логичным, поскольку чаще всего празднуется круглая дата резкого поворота истории, и празднуют её наследники победившей линии. Им свойственно подчёркивать (и очень часто – преувеличивать) значение празднуемого события. Это можно с полным правом сказать и о юбилее Прибития тезисов: обнародование положений перед диспутом было абсолютно рядовым событием, в то время как значение Реформации для судеб мировой истории переоценить невозможно. Празднования 2017 года следует оценивать, основываясь на осознании этого противоречия.

Настоящий сборник представляет собой публикацию трудов международной конференции «Время молчания прошло: Пять веков Реформации в меняющемся мире», проведенной в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова 24 апреля 2017 года при поддержке Посольства ФРГ в Российской Федерации и Германского исторического института в Москве. Конференция стала одним из заметных научных мероприятий, посвященных празднованию 500-лет-него юбилея Реформации в России. В ее составе приняли участие не только ведущие российские ученые, но и крупные представители академических кругов ФРГ, Чехии и Голландии. При составлении программы конференции основное внимание было уделено тому, чтобы показать на только зарождение протестантизма, но и его сложную эволюцию, вызванную сочетанием разнообразных внутренних и внешних факторов. На протяжении пяти столетий идеология и богословие протестантизма прошли сложный путь, взаимодействуя с местными условиями на всех континентах Земли. Участники конференции говорили о месте церковных организаций в обществе различных стран и эпох, о эволюции восприятия религиозных текстов, о различных других аспектах того, что в сумме своей являет судьбу христианской религии в целом. Годовщина Прибития тезисов была использована для организации и проведения конференции сугубо как формальный повод, а также как возможность принять участие в общеевропейском и даже общемировом мероприятии. В отсутствие государственной поддержки празднования юбилея Реформации оно вынужденно оказалось ограничено церковной сферой (по преимуществу в рамках протестантских конфессий) и областью светских наук. К сожалению, воздействие Реформации в общемировом масштабе на общекультурные ценности, искусство, различные аспекты повседневной жизни, этические и правовые нормы не получили широкого освещения в массовых мероприятиях. Это, в целом, печальное обстоятельство – наряду с другими – придает особую актуальность научным изысканиям в данной области, делает историков, искусствоведов, теологов, правоведов и других ученых ответственными за очень широкий круг проблем.

    Заместитель главного редактора сборника доктор исторических наук, доцент МГУ имени М. В. Ломоносова
    И. Е. Андронов

Х. Й. Зелдерхёйс

Юбилей Реформации в «постхристианской» Европе?

Дискуссия относительно исторического значения юбилеев Реформации ведётся уже давно. Эти празднования могут служить различным целям и восприниматься самыми разными способами. Видимо, уже при приближении к первой круглой дате в 1617 г. первым, кто предложил отпраздновать столетие Реформации, был курфюрст Пфальца и истовый кальвинист Фридрих V (1596–1632). Ему хотелось отметить эту дату единым, общим для лютеран и кальвинистов празднованием. Этот план, однако, подвергся критике со стороны лютеранских государственных деятелей и богословов: они обвинили курфюрста в том, что его предложение преследует неуместные цели[1 - Selderhuis H. Wem geh?rt die Reformation? Das Reformationsjubil?um 1617 im Streit zwischen Lutheranern und Reformierten // Calvinismus in den Auseinandersetzungen des fr?hen konfessionellen Zeitalters / Hg. H. J. Selderhuis, M. Leiner, V. Leppin. G?ttingen, 2013. S. 66–78.]. Кое-кто подозревал, что главным мотивом этого предложения был политический – показать, что реформаты и кальвинисты Пфальца вполне следовали учению Лютера и его традиции, а значит, они имели полное право быть официально признанными на территории Священной Римской империи на основании условий Аугсбургского мира 1555 г. В свою защиту Фридрих заявил, что он предлагает провести празднование главным образом для того, чтобы просто возблагодарить Господа за свершённое им посредством повторного открытия Евангелия трудами Мартина Лютера. Политические резоны были второстепенными и зависели от богословских; они демонстрировали Римской церкви и императору-католику, что протестанты, невзирая на внутренние разногласия, обнаруживали прочное единство. Оказалось, однако, что Фридриху не удалось убедить в этом даже протестантов, и в 1617 г. кальвинисты и лютеране провели памятные мероприятия отдельно друг от друга.

Этот эпизод лишний раз доказывает, что вопросы относительно того, зачем, как и с кем проводить празднование юбилеев Реформации, задаются уже давно. По ряду причин они сохраняют высокую важность, только выросшую с тех пор, как ситуация в Европе и мире решительным образом изменилась после первых инициатив Фридриха V. В последние полвека положение христианства в Европе изменилось в большей степени, чем в предшествующие почти 450 лет, истекшие между 1517 г. и первыми послевоенными десятилетиями. Несмотря на эти перемены, многие люди, особенно протестанты, считали само собой разумеющимся, что 500-летие прибития 95 тезисов Лютера должно тем или иным способом быть отмечено. Подготовка к этому празднованию началась по всей Европе задолго до юбилейной даты[2 - Обзор проектов и мероприятий по празднованию 500-летия Реформации см.: www.luther2017.de и www.refo500.com.], однако вопросы относительно того, как и даже зачем праздновать, задаются редко; ещё реже на них дают адекватные ответы. В этой статье я, как человек, несколько лет занимавшийся планированием юбилейных мероприятий 2017 г., попытаюсь поставить эти вопросы и предложить некоторые варианты ответа.

Зачем праздновать юбилей реформации?

Прежде, чем ставить вопрос о том, как нужно праздновать (commemorate) юбилей Реформации в Европе, следует выяснить, зачем вообще это следует делать. Среди потока дел, связанных с юбилеем, в первую очередь придётся выделить именно этот вопрос как фундаментальную проблему. Если вы немец, то вам может захотеться подчеркнуть заслуги национального героя, внёсшего вклад в создание родного языка и сыгравшего важнейшую роль в истории вашей страны. Но что юбилей Реформации может означать для жителя Мадрида или Палермо, а в ещё меньшей степени – Стамбула или Москвы, и даже ещё меньше – Пекина или Кампалы?

Теперь нужно остановиться и уточнить некоторые термины, и прежде всего – значение слова commemoration (англ. празднование годовщины, торжественная церемония. – Прим. перев.). Слово celebration (англ. празднество, торжества. – Прим. перев.) имеет излишне позитивный оттенок и не годится для ситуаций, обладающих тенденцией к нейтральности, к тому, чтобы оставаться выше религиозной или иной предвзятости. Слово commemoration может, вопреки нашему намерению, означать, что мы имеем дело с чем-то историческим в узком смысле слова, неким не имеющим значения для наших дней реликтом. При этом commemoration предпочтительнее, коль скоро этот термин менее нагружен идеологическими коннотациями, особенно мы настаиваем на том, что имеем дело не только с «мертвым» прошлым.

Поскольку вопрос о том, зачем нужно праздновать, требует развернутого философского анализа, выходящего далеко за рамки данной статьи, мы предложим примерный перечень мотивов празднований (commemorations) вообще и в частности – применительно к празднованиям юбилея Реформации в 2017 году.

А. Историческая мотивация. Важным мотивом может стать интерес к тому, кто совершил деяние, почему и когда, и что именно было совершено. Этот мотив способен привлечь ученых и других людей, интересующихся историей. Так было с 400-летием со дня рождения Лютера в 1883 г.; интересно было бы сопоставить с ним юбилей Жана Кальвина в 1909 г. Сегодняшняя европейская идентичность имеет в своей основе религиозные изменения, запущенные Мартином Лютером; по этой причине особого интереса заслуживает поиск причин, истоков и последствий данного процесса.

B. Богословская мотивация. Под «богословской» можно понимать несколько различных мотиваций. Например, экуменические – в том смысле, что воспоминание о 1517 г. в 2017-м способно вернуть единство западной церкви и преодолеть последствия causa Lutheri. Эта возможность представляется особенно уместной в свете экуменических прорывов по следам Второго Ватиканского собора, недавно отметившего свою пятидесятилетнюю годовщину. Богословский мотив, впрочем, может иметь и прямо противоположное направление. Юбилей Реформации можно рассматривать как повод для того, чтобы показать, сколь глубоко заблуждались реформаторы и сколь прискорбной стала их историческая роль в долгосрочной перспективе. С другой стороны, он может быть использован для того, чтобы оправдать действия Лютера, вернуть жизнь полемическим сторонам его богословия, продемонстрировать истинность некоторых конфессиональных устоев протестантов и возродить некоторые традиционные для протестантов практики, подчеркивая пороки и лживость Римской католической церкви.

C. Экономическая мотивация. Празднования довольно часто имеют свою экономическую сторону, как это было, например, в бывшей Восточной Германии, когда отмечались некоторые юбилеи событий из биографии Лютера. Другими словами, юбилеи могут стать большим бизнесом для издателей, турагентов, городов и музеев, для которых предоставляется шанс резко увеличить число посетителей и клиентов. Не будем также забывать об администрациях университетов, отправляющих своих профессоров в качестве авторов и докладчиков с целью сбора грантов для финансирования и для выведения своих организаций на авансцену, привлекая внимание и, может быть, даже увеличивая набор.

D. Политическая мотивация. Сегодня, как и в XVI в., при подготовке юбилейных мероприятий вполне возможны и политические мотивы. Юбилей Лютера в 1983 г. (500-летие со дня рождения) был использован Германской Демократической Республикой для пропаганды социализма (хотя такой подход в свое время нашел много критиков среди людей церкви). Юбилей 2017 г. также не был лишен политических коннотаций, поскольку позволил исторически протестантским странам продвигать свое национальное наследие, а протестантским меньшинствам в других странах – привлечь внимание к своей идентичности. В Германии на региональном уровне он дал возможность федеральным землям представить свою особенную историю и культуру. В то же время, было желание сосредоточиться на общеевропейском и освобождающем характере Реформации, что при правильно расставленных акцентах во время празднований могло бы способствовать укреплению идеи единой Европы. Кое-кто хотел осудить Лютера за привнесение стольких распрей и конфликтов в европейскую историю.

Ни один из этих мотивов не является абсолютно новым. Все они появлялись в той или иной степени, когда отмечались юбилеи каких-то особых (может быть, следует сказать «священных»?) объектов, людей или событий. Хотя мотивации могут быть самыми разными, один ответ на вопрос о причинах празднований представляется вполне очевидным. Реформация стала одним из наиболее значимых событий мировой истории вообще и христианской церкви в частности. Без нее современное человечество в глобальном смысле выглядело бы совершенно иначе. Если мы желаем понять сегодняшний мир и сегодняшнюю церковь, и если мы хотим ответственно относиться к миру и церкви, мы должны хорошо изучить Реформацию, ее самый широкий контекст, ее деятелей, ее послание миру и различные реакции на нее. Благоразумно спланированное и проведенное празднование (commemoration) способно стимулировать и улучшить такое понимание. Для достижения этого понимания годятся все вышеуказанные мотивы. Однако празднование принесет плоды только в том случае, если возвышенные мотивы будут сочетаться между собой наиболее продуктивным способом и не будут подчинены узко предвзятым концепциям или материальным соображениям.

Как праздновать: альтернативы и сложности

При поиске ответа на вопрос о том, как праздновать 500-летие Реформации, возникло несколько возможных вариантов. Альтернативы зависели от различных мотиваций, и каждая из них заключала в себе определенные сложности. Исторический вариант, к примеру, позволял подойти к юбилею Реформации с явным перекосом внимания к фигуре Мартина Лютера. Но такой подход оставлял бы этот персонаж в глубоком прошлом, и его связь с настоящим была бы по большей части или даже полностью проигнорирована[3 - Обзор того, как образ Лютера был представлен на различных празднованиях юбилеев Реформации, см. в сборнике статей Х. Лемана (Lehmann H. Lutherged?chtnis 1817 bis 2017. G?ttingen, 2012).]. В этом контексте Лютер мог бы быть представлен как монах, который поколебал основы церкви, раздражал папу и императора, женился, пил пиво, молился, набрал слишком значительный вес и умер. Этот Лютер был бы интересен и даже забавен, но только как курьез из вчерашнего дня, не важный для дня сегодняшнего или завтрашнего.

В случае богословского подхода Лютер мог бы быть инструментализирован в роли апостола свободы, бунтаря против Рима, отца современной веротерпимости, открывателя понятия благодати или в других идеализирующих его ипостасях. Все эти образы, будучи приняты некритически и без тщательной нюансировки, создадут больше проблем, чем помогут решить.

В случае экономического подхода «продающие» Лютера и Реформацию города и регионы будут ожидать, что миллионы посетителей раскроют свои кошельки. Туристы поедут в города, в которых Лютер жил, в которых он останавливался минимум на одну ночь, или даже туда, куда он, возможно, лишь планировал съездить – т.е. в те места, которые кто-то назвал «почти лютеровскими». Ирония в этом случае заключается в том, что издатели, пивовары и изготовители всяческих «реликтов Реформации» надеялись в 2017 г. собрать урожай того же типа, на который рассчитывал Альбрехт Бранденбургский, отправлявший Иоганна Тецеля в тур за индульгенциями в 1517-м!

После того как подобные маркетинговые мероприятия набрали обороты, трезво мыслящие ученые лишились иллюзий насчет того, что им удастся серьезно повлиять на ситуацию. В их силах, тем не менее, было предложить альтернативу и извлечь выгоду из более сомнительных подходов, чтобы в конце концов свести дело к более ответственному празднованию. Все они – академические ученые, отмечающие годовщину (commemorators) и участники торжеств (celebrators) – нуждаются в понимании того, что сложные аспекты Реформации будут не проигнорированы, а представлены в полной мере, без попыток замалчивания. Начнем с самого очевидного: Мартин Лютер – не только замечательная историческая личность, но и крайне противоречивый персонаж. Те, для кого 2017 г. стал больше моментом торжества (celebration), нежели празднования (commemoration), должны отдавать себе отчет в крайне жестких нападках Лютера на евреев, католиков, анабаптистов, мусульман, а также всех тех, с кем он был не согласен – а таких было множество! Разумеется, так обстоит дело не только с Лютером.

Однако Лютера собирались представить как человека, вновь открывшего для нас Евангелие, авторитет Священного Писания и силу благодати. Как же такой человек мог высказать столько оскорбительных и поистине жестоких мыслей? Многим протестантам хотелось бы, чтобы уродливые стороны личности Лютера просто исчезли из истории. Но этого не произойдет. Конечно, проблема далеко выходит за рамки личности Лютера. Деятельность Лютера, как и Реформация в целом, имеет множество прискорбных аспектов. Будем мы говорить о Лютере и евреях, Кальвине и Сервете, или о принципе cuius regio, eius religio – очевидные факты опровергают мысль о том, что «эпоха Реформации» привела к наступлению «эпохи толерантности». Любая попытка представить Реформацию как начало толерантности и равноправия, сделанная с целью подчеркнуть ее важность и значение для сегодняшних реалий, обречена на провал. Факты требуют более тщательной нюансировки.

Далее. Сосредоточение на Лютере как своего рода евангелисте свободы должно сопровождаться акцентом на том, что его целью была свобода от греха и вины, а не свобода в политическом смысле, как мы понимаем ее сегодня. Такое видение Лютера представляет его скорее современным человеком, чем представителем XVI столетия. Если бы все зависело от Лютера, то, например, Нидерланды еще были бы оккупированы Испанией, а голландский протестантизм, скорее всего, был бы давным-давно уничтожен инквизицией. Лютер отвергал сопротивление политическим властям в любом виде. К счастью для голландцев, их принц Вильгельм Оранский, получивший лютеранское воспитание, обратился в католичество, а затем вернулся в лоно протестантизма и не строго придерживался идеи полного подчинения властям (Obrigkeitsgehorsamkeit), которую отстаивал Лютер. По общему мнению историков, этот постулат привел в других европейских странах к неожиданным, а то и катастрофическим последствиям. Вильгельм отошел от идеи Лютера и выбрал кальвинизм с его тезисом «права на восстание», разработанным в зачаточной форме самим Жаном Кальвином[4 - Об этом см.: Witte J., Jr. The Reformation of Rights: Law, Religion, and Human Rights in Early Modern Calvinism. Cambridge, 2007.].

Созданные Лютером проблемы оккупировали и царство теологии. Приведем лишь один хорошо известный пример: позиция Лютера на марбургском споре 1529 г. о Тайной вечере, когда он не только упустил возможность мира с Цвингли и другими швейцарскими реформаторами, но также был готов в качестве логического следствия из своей точки зрения принять вывод о личности Иисуса, который многие из единомышленников Лютера считали иррациональным. Можно привести и массу других примеров лютеровской непримиримости. Одним словом, личность Лютера заключает в себе слишком много противоречий и агрессивности, чтобы пройти отбор для постановки на пьедестал 2017 г. в качестве героя или святого[5 - О возможных способах представления образа Лютера см.: Kolb R. Martin Luther as Prophet, Teacher and Hero. Images of the Reformer, 1520–1620. Grand Rapids, MI, 1999.].

При взгляде на более общую картину необходимо помнить о том очевидном факте, что Реформация повлекла за собой раскол церкви. Она стала причиной религиозных войн, принесших трагедии в жизни мужчин и женщин в XVI столетии и позднее. Сегодня убежденный протестант, возможно, еще может восклицать с одобрением: «Где бы мы были, если бы не было Реформации?» Других людей этот вопрос может наталкивать на совершенно другие ответы. Некоторые могли бы даже сказать, что мир был бы намного лучше вообще без Реформации. Даже протестанты, отстаивающие ценность Реформации, должны обязательно принимать во внимание тех, кто в 2017 г. этого не делает.

Историческая близорукость только запутывает дело. Все началось с Лютера, ведь Кальвин же сказал: «Евангелие зародилось в Виттенберге»[6 - Herminjard A.-L. Correspondance des Rеformateurs dans les pays de langue fran?aise. Nieuwkoop, 1896. P. ix, 223.]. В 2017 г. следует сосредоточиться не только на одном этом человеке, но и на тех, кто поддерживал его или противостоял ему, на Реформации в целом со всей ее раздражающей сложностью. Излишняя сосредоточенность на Лютере может серьезно повредить памятным (commemorative) мероприятиям; всего несколько цитат из Лютера о евреях, женщинах или турках способны заклеймить его как нетерпимого фундаменталиста, не несущего никакой идеи для сегодняшнего дня. Больше того, ошибкой будет смотреть на Реформацию с общепротестантской точки зрения. Более надежным путем для удовлетворительного празднования (commemoration) может стать ставка на множество «реформаций», так, как это стало нормой для сегодняшних научных исследований Реформации[7 - Brady Th. A. German Histories in the Age of the Reformations, 1400–1650. Cambridge, 2009; Lindberg C. The European Reformations. 2nd ed. Chichester, 2010; Hendrix S. H. Recultivating the Vineyard. The Reformation Agendas of Christianization. Louisville, KY, 2004.].

Во избежание подобных проблем в ходе празднований 2017 г. стоит постоянно помнить, что Лютер работал в мире, в котором многое менялось. Например, всем ясно, что его действия способствовали запуску и других видов реформы – таких, как католическая реформация (то, что раньше именовалось «Контрреформацией»), движения анабаптистов, так называемой «радикальной Реформации». Более того, представления о «реформациях XVI века» могут быть применены и в других областях человеческой деятельности. Известно, что в XVI в. были зафиксированы глубокие сдвиги не только в жизни церкви, богословии и духовной жизни, но также в науке, культуре, юриспруденции, политике, картографии, медицине и так далее. Отмечая юбилей Реформации в «постхристианской Европе», следует также помнить об огромном разнообразии связанных с ней национальных и региональных процессов. Если помнить обо всех этих сложностях, в 2017 г. многому можно будет научиться.

Постхристианская Европа: факты и концепции

Возможно, еще большую сложность – по сравнению с невозможностью однозначной интерпретации лютеровой карьеры или общих линий развития в XVI в. – представляет вопрос о том, как отмечать юбилей Реформации в постхристианской Европе[8 - Я не поднимаю здесь вопрос о том, стала ли Реформация первопричиной движений, приведших к постхристианской Европе. Как говорил Брэд Грегори, по этому вопросу существует множество мнений и доводов, они носят разносторонний характер и не всегда являются взаимоисключающими.]. В последнее время появилось немало исследований, содержащих попытки определения понятия «постхристианский», а также того, является ли этот термин лучшим для обозначения положения в сегодняшней Европе[9 - См., помимо прочего, Lehmann H. Das Christentum im 20. Jahrhundert: Fragen, Probleme, Perspektiven (Kirchengeschichte in Einzeldarstellungen. Bd. 4: Neueste Kirchengeschichte. 9). Leipzig, 2012; The Decline of Christendom in Western Europe 1750–2000 / Ed. H. McLeod, W. Ustorf. Cambridge, 2007; Mcleod H. The Religious Crisis of the 1960s. Oxford, 2007, а также указанную в этих изданиях литературу.]. Данная статья не рассматривает общую роль веры в Западной Европе, несмотря на то, что многие неоспоримые факты указывают, что Европа в целом является глубоко секуляризованным континентом, особенно в сравнении с другими частями света. Посещения церкви, членство в общинах и число людей, исповедующих веру в личного бога, – все это снижается. При подготовке памятных мероприятий 2017 г. эту реальность также следует принимать в расчет.

И все же вполне возможно задать вопрос о том, является ли «постхристианский» подход единственно верным при определении современной Европы. Из некоторых исследований следует, что Европа не настолько секуляризована или является «постхристианской», насколько это может казаться. Например, около половины европейцев ответили в ходе опросов, что они молятся или медитируют минимум раз в неделю. Трое из четырех европейцев говорят о том, что они «религиозны». Количество людей, открыто объявляющих о своем атеизме, сравнительно невелико. В странах типа Италии или Греции христианская вера жива и видна каждый день. В Восточной Европе строятся новые церкви, в некоторых регионах люди возвращаются в церковь, количество проводимых крещений детей и взрослых растет, и все эти перемены происходят в контексте глубоких политических перемен в этих странах, возможно, даже как результат этих перемен. Падение Берлинской стены в 1989 г., став символическим окончанием искусственного разделения Европы на Восточную и Западную, продемонстрировало силу церкви и ее последователей. Множество документов подтверждает, что цепочка событий, приведших в конце концов к падению стены, была запущена вылившимися на улицы понедельничными собраниями верующих в Лейпциге в сентябре 1987 г. Это произошло в социалистической стране, где влияние церкви постоянно подавлялось. Стоит также отметить, что хотя Лютер вряд ли был бы рад такому развитию событий, сегодня папа Франциск пользуется большой популярностью и является объектом регулярных позитивных новостей в европейских газетах, журналах и в Сети. В целом, возможно, сегодня еще преждевременно вести речь о наступлении в Европе «постхристианской эры»[10 - McLeod H. The Crisis of Christianity in the West: Entering a Post-Christian Era? // The Cambridge History of Christianity. Vol. 9: World Christianities c.1914 – c. 2000. Cambridge, 2006. P. 347.].

И все же нельзя отрицать, что сегодняшняя религиозная ситуация в Европе глубоко отличается от XVI в. и даже от той, что была всего 50 лет тому назад. Общественная жизнь заметно меньше регулируется христианской традицией. Свидетельством тому являются пустые церкви по воскресеньям, рост числа мечетей в последнее время, продолжающаяся перестройка церковных зданий в книжные магазины, жилые дома и для других целей, не связанных с религией. По мере продвижения Европы от пост-Вестфальского многоконфессионального общества к мультирелигиозному или светскому зафиксирован также параллельный переход от публичной к частной форме христианства. Более того, христианское вероисповедание стало в большинстве случаев местным, добровольным и необязательным параметром личной идентичности. Все меньше случаев, когда человек, будучи рожден и крещен в рамках определенной конфессии (лютеранской, англиканской, кальвинистской и т. п.), делает впоследствии осознанный выбор в пользу жизни «по-христиански». Снижение количества членов церкви, ставших таковыми в силу наследования традиции, вызывает новое осознание понятия «христианин». Тот, кто идентифицирует себя как верующий, как правило, обладает более тонким ощущением типа «я верующий среди коллег» или «я христианин в своем городе», нежели, скажем, «я член англиканской церкви». Идея «веры без принадлежности», по выражению социолога Грейс Дэйви, описывает ситуацию, в которой церковная мобильность преобладает, подобно тому, как люди меняют работу или переезжают в другой дом[11 - См. Davie G. Religion in Britain since 1945: Believing without Belonging. Oxford, 1994.]. Такое представление о религиозной идентичности в рамках гибких связей, а не заранее определенных обязательств, является важнейшей переменой по сравнению с эпохой Лютера и с картиной, преобладавшей в течение нескольких столетий после его кончины.

В различных частях Европы верующие часто высказываются неопределенно относительно ценности церковных организаций и иерархической структуры, особенно когда речь идет об очевидных злоупотреблениях властью. Положительный образ папы Франциска не способен заслонить от нас колоссальный ущерб, нанесенный Римской католической церкви скандалом вокруг сексуальной жизни священников. Во многих протестантских церквях подобная проблема имиджа вызывает бесконечные споры вокруг вопросов брака и сексуальности. Эти церкви также страдают от высмеивания извне, являясь для богословов поводом продемонстрировать ставшую популярной толерантность при отрицании важнейших основ христианской веры. Как члены церкви, так и посторонние люди регулярно высказывают переживания от ощущения того, что исторические религиозные учреждения Европы далеко отошли от своей первоначальной сферы ответственности и слишком глубоко погрузились в мирские дела. Возможно, именно в этом современная ситуация напоминает картину, сложившуюся в XVI в. Протест Лютера был вызван тем, что он увидел, насколько богословие и церковь отдалились от их первоначального положения и миссии. Как и в современной Европе, в ходе Реформации светское общество часто ощущало церковь отдалившейся бюрократизировавшейся структурой, озабоченной борьбой за власть и деньги, с разобщенным и распущенным клиром. Возможные параллели в этой связи между ситуацией начала XVI и начала XXI в. заслуживают внимания как в 2017 г., так и впоследствии.

Есть и другие стороны сегодняшней европейской жизни, наводящие на параллели с XVI в. Экономическая нестабильность, недоверие к политике и политикам, дезориентация значительной части молодежи, масса проблем в сфере семьи и брака – вот лишь часть аспектов, наводящих на мысль о сравнении. В дополнение к этому следует отметить растущий интерес к религии и «духовности» в то самое время, когда большая часть Европы, кажется, движется в постхристианском направлении[12 - Graf F.W. Die Wiederkehr der G?tter. Religion in der modernen Kultur. Munich, 2004; Riesebrocht M. Die R?ckkehr der Religionen. Munich, 2000.]. В свете тех фактов, что видимое присутствие институированного христианства в Европе уменьшилось и что многие считают себя христианами или религиозными людьми хотя бы в некоторых аспектах, можно предположить, что термин «секуляризованная» больше подходит к современной Европе, чем «постхристианская»[13 - Дискуссия о секуляризации и дехристианизации раскрыта в издании под редакцией Матиаса Полиха и коллег: S?kularisierungen in der Fr?hen Neuzeit. Methodische Probleme und empirische Fallstudien / Hrsg. M. Pohlig u.a. Berlin, 2008. S. 9–109/ (Zeitschrift f?r Historische Forschung. Beiheft 41).].