«Время молчания прошло!» Пять веков Реформации в меняющемся мире

Существуют и специальные исследования, посвященные встрече России с Реформацией и протестантизмом, и тут изучены две стороны предмета: во-первых, проникновение протестантизма в Россию и в православные территории Речи Посполитой в их переплетении с локальными «еретическими» движениями той же эпохи[26 - См.: СоколовИ.И.ОтношениепротестантизмакРоссиивXVIиXVIIвеках.М.,1880; Цветаев Д.В. Протестантство и протестанты в России до эпохи преобразований. M.,1890; Калугин Ф. Г. Зиновий, инок Отенский и его богословско-полемические и церковно-учительные произведения. Спб., 1894; Барсов Н.И. Протестантизм в России // Христианство: Энциклопедический словарь. Т. 2. М., 1995. С. 406–411 (перепечатано из «Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона» / Т. XXV (50). СПб., 1898. C. 520–526/); Клибанов А.И. Реформационные движения в России в XIV – первой половине XVI в. М., 1960; Amburger E. Geschichte des Protestantismus in Russland. Stuttgart, 1961; Mainka R.M. Zinovij von Oten‘. Ein russischer Polemiker und Theologe der Mitte des 16. Jahrhunderts. Roma, 1961 (Orientalia christiana analecta, 160); Medlin W.K., Patrinelis C.G. Renaissance Influences and Religious Reforms in Russia: Western and Post-Byzantine Impacts on Culture and Education (16th –17th Centuries). Gеn?ve, 1971; Дмитриев М.В. Православие и Реформация. Реформационные движения в восточнославянских землях Речи Посполитой во второй половине XVI в. М., 1990; Морозова Л.Е. Сочинения Зиновия Отенского. M., 1990; Ronchi de Michelis L. Lettura della Bibbia e riforma della societ?: l’eresia in Russia alla met? del XVI secolo // Annali di storia dell’esegesi. V. 10. N 1. 1993. P. 23– 44; Dmitriev M. Reforme chez les Slaves de l’Est? Oui! // Historiens-Geographes, N 341. 1993. P.169–175; Dmitriev M. V. Dissidents russes. I. Feodosij Kosoj. II. Matvej Baskin. Starec Artemij. Baden-Baden, 1998–1999 (Bibliotheca dissidentium. Rеpеrtoire des non-conformistes religieux des seizi?me et dix-septi?me si?cles. Vol. XIX–XX); Ronchi de Michelis L. Eresia e riforma nel Cinquecento. La dissidenza religiosa in Russia. Torino, 2000; Орленко С.П. Выходцы из Западной Европы в России XVII века. Правовой статус и реальное положение. М., 2004; Опарина Т.А. Иноземцы в России XVIXVII вв. Кн. 1. М., 2007; Лабутина Т.Л. Англичане в допетровской России. СПб., 2011; Ронки де Микелис Л. Из Амстердама в Москву: И.Ф. Копиевский и один русский перевод символических книг голландской реформатской церкви // Русская агиография. Исследования. Материалы. Публикации. Т. 2. СПб., 2011. С. 591–602; Гурьянова Н.С. Эсхатология Реформации в русском историческом процессе 17 в. // Там же. С. 576–590; Шапошник В.В. Протестанты при дворе Ивана Грозного // Религия, церковь, общество. Исследования по теологии и религии. Вып. V. СПб., 2016. С. 234–249. См. также: Howlett J.R. Reformation or Reformatio: the case of Muscovite Russia // Полата кънигописьная. N 16. August 1987. P. 141–152.]; во-вторых, антипротестантская полемика в русской и украинско-белорусской культуре[27 - См.: Никольский А. Материалы для истории противолютеранской богословской полемики северо-восточной русской церкви XVI и XVII веков // Труды Киевской духовной академии. 1864. № 6; Цветаев Д.В. Литературная борьба с протестантством в Московском государстве. М., 1887; Голубцов А. К вопросу об авторе и времени написания, цели и составе «Изложения на люторы» // Прибавления к изданию Творений Св. Отцов в русском переводе за 1888 г. Ч. XLII. М., 1888. С. 152–176; M?ller L. Die Kritik des Protestantismus in der russischen Theologie vom 16. bis zum 18. Jahrhundert. Wiesbaden,1951 (Akademie der Wissenschaften und der Literatur. Abhandlungen der Geistes- und sozialwissenschaftlichen Klasse. Jg. 1951. № 1); Опарина Т.А. Иван Наседка и полемическое богословие Киевской митрополии. Новосибирск,1998; Ее же. Странствующий фрагмент по истории Реформации в польской, украинской и русской традиции первой половины XVII в. // Traduzione e rielaborazione nelle letterature di Polonia, Ucraina e Russia, XVI –XVIII secolo. Milanо, 1999. S. 143–165; Ее же. Полемическое богословие в России первой половины XVII в. // Palaeoslavica. 2001.V. IX. P. 99–117; Зема В.Е. Полемiко-догматичнi збiрки XVI – початку XVII ст. // Украiнський iсторичний журнал. 2001. № 4. С. 43– 74; Его же. Спостереження над джерелами православноi полемiкi з протестантами // Мiжнародний конгрес украiнiстiв. 2002. Історiя. Чернiвцi, 2004. С. 186–190. См. также важную для данной проблематики книгу Г. Подскальского (Podskalsky G. Griechische Theologie in der Zeit der Turkenherrschaft (1453–1821). Die Orthodoxie im Spannungsfeld der nachreformatorischen Konfessionen des Westens. M?nchen, 1988) и статью Э. Зуттнера (Suttner E.Ch. Die Konfrontation der Ostkirchen mit westlicher Theologie untеr osmanischer Herrschaft // Die T?rken in Europa. Goettingen, 1979. S. 97–106).].

Предмет настоящей статьи, однако, иного рода. Нас интересует, главным образом, не влияние протестантизма на Русь и Россию, не восточнославянские религиозные движения протестантского толка, и даже не взгляд на протестантизм в русской и украинско-белорусской православной письменности XVI–XVII в. сам по себе, а то, как во встрече и в полемическом диалоге с Реформацией выявились такие различия в двух христианских традициях, которые делали логически невозможным внутренний разрыв, подобный (по своей религиозной логике) разрыву протестантизма и католицизма в истории латинского Запада[28 - Этот тезис был кратко представлен нами в соответствующей главе кембриджской «Истории христианства» (Dmitriev M. Western Christianity and Eastern Orthodoxy // The Cambridge History of Christianity. Vol. VI. Reform and Expansion, 1500–1660 / Ed. by R. Po-Chia Hsia. Cambridge University Press, 2007. P. 321–342, 666–672 / библиография/) и в специальном докладе в парижской Высшей школе практических исследований по общественным наукам в 2002 г. (Dmitriev M. Pluralismes religieux, tolеrance, intolеrance en Europe de l’Est /Pologne, Ukraine, Biеlorussie, Russie/, 1500– 1700. Compte rendu des confеrences donnеes ? l’EPHE en mai 2002 // Еcole Pratique des Hautes Еtudes. Section des sciences religieuses. Annuaire. Rеsumеs des confеrences et travaux. T. 110. Paris, 2001–2002. P. 441–445).]. Разумеется, эта тема слишком широка для небольшой статьи, поэтому мы ограничимся рядом наблюдений.

Встреча восточноевропейской православной культуры с Реформацией в XVI–XVII вв

Известно, что Лютер в борьбе с «папизмом» апеллировал к опыту и православной церкви, и гуситов. Интерес к православию проявляли и Меланхтон, и другие деятели протестантизма. Самый известный и характерный эпизод – контакты константинопольского патриарха Иеремии и его окружения с немецкими протестантами[29 - См. сн. 2 на с. 57.]. Некоторые православные греки оказывались в Германии и даже переходили в протестантизм, а протестанты, со своей стороны, пробовали распространять свое учение в православной среде. Такие усилия предпринимались в 1560-е гг. и польскими кальвинистами[30 - См.: Дмитриев М.В. Православие и Реформация. С. 44–45.]. Тогда же Якуб Гераклит, захватив власть в Молдавии, попытался весьма агрессивными методами, опираясь на помощь немецких протестантов, насадить в Молдавии лютеранство, но это ему не удалось[31 - Benz E. Melanchthon und Jakobus Heraklites Despota (Die Reformation in der Moldau) // Benz E. Wittenberg und Byzanz. S. 34–58.]. Выходец из Хорватии Ганс фон Унгнад основал в Урахе, в Германии, типографию, в которой печатались книги для распространения их среди православного населения Балкан. Известен и ряд других попыток немецких протестантов вести пропаганду среди православного населения юго-востока Европы[32 - Benz E. Hans von Ungnad und die Reformation unter den S?dslaven // Benz E. Wittenberg und Byzanz. S. 141–208.]. Все они оказались, в конце концов, бесплодными. Более успешными были усилия по пропаганде кальвинизма в Трансильвании, предпринятые венгерскими кальвинистами. Позднее известный успех в православных регионах Восточной Европы выпал на долю антитринитариев и даже иудаизантов[33 - Mieses M. Judaizanci we wschodniej Europie. Warszawa, 1934; Gоrski K. Studia nad dziejami polskiej literatury antitrinitarskiej XVI wieku. Krakоw, 1949; Pirnat A. Die Ideologie der Siebenb?rger Antitrinitarier in den 1570-er Jahren. Budapest, 1967; Juszczyk J. O badaniach nad judaizantyzmem // Kwartalnik historyczny. 1969. № 1. S. 141–151; Antitrinitarianism in the second half of the 16th century / Ed. by R. Dan and A. Pirnat. Budapest; Leiden, 1982; Dan R. Matthias Vehe-Glirius. Life and Work of a Radical Antitrinitarian with his Collected Writings. Budapest; Leiden, 1982; Pietrzyk Z. Judaizаnci w Polsce w drugiej polowie XVI w. // Zydzi w dawnej Rzeczypospolitej. Materialy konferencji «Autonomia zydow w Rzeczypospolitej szlacheckiej». Miedzywydzialowy zakl. historii i kultury Zydоw w Polsce. Krakоw, Uniw. Jagiellonski, 22–26. IX. 1986. Wroclaw, 1991. S. 144–153; Pietrzyk Z. Judaizers in Poland in the Second Half of the XVIth Century // The Jews in Old Poland, 1000–1795 / Ed. by A. Polonsky, J. Baista and A. Link-Lenczowski. London; N.Y., 1993. P. 23–35. Сведения об основных источниках и исследованиях, касающихся иудаизантов, собраны в ряде томов «Bibliotheca dissidentium» (Bibliotheca dissidentium. Rеpеrtoire des non-conformiste religieux des seizi?me et dix-septi?me si?cles / Ed. par A. Sеguenny. T. VIII. Daniel Bielinski. Stanislaw Budzynski. Wojciech Calissius. Piotr Gonesius, Marcin Krowicki. Stanislaw Taszycki. Andrzej Wojdowski. Baden-Baden, 1987; T. XI. The Heildelberg Antitrinitarians. Johann Sylvan. Adam Neuser. Matthias Vehe. Jacob Suter. Johann Hasler. Baden-Baden, 1989; T. XII. Ungarl?ndische Antitrinitarier. Baden-Baden, 1990; T. XIV. Antitrinitaires polonaise III. Marcin Czechowic. Jan Niemojewski. Christoph Ostorodt. Baden-Baden, 1992; T. XV. Ungarl?ndische Antitrinitarier II. Baden-Baden, 1993).].

Наиболее известный след воздействия протестантизма на православные элиты – тайное обращение в кальвинизм константинопольского патриарха Кирилла Лукариса. Он начал свою церковную карьеру в Литве и на Западной Украине, продолжил ее в Александрии, установил контакты с голландскими кальвинистами и около 1613 г. стал криптокальвинистом. В 1620-е гг., став константинопольским патриархом, Лукарис предпринял попытку реформ в православной церкви, а на рубеже 1620-х и 1630-х гг. опубликовал в Швейцарии кальвинистское «Исповедание веры». И в то время, и позже Лукарис был в центре острейших религиозно-политических конфликтов, несколько раз терял и возвращал патриарший престол и, в конце концов, в 1638 г. был казнен по приказу султана. Его взгляды были осуждены православными соборами в 1638, 1640, 1642 и 1672 гг. [34 - Hering G. ?kumenisches Patriarchat und Europ?ische Politik. 1620–1638. Wiesbaden, 1968 (Ver?ffentlichungen des Instituts f?r Europ?sche Geschichte. 45).]

Встреча протестантизма с православием произошла и на востоке Европы, в России, Украине и Белоруссии.

В русских источниках первые известия о Реформации фиксируются в начале 1550-х гг.[35 - Казакова Н.А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI вв. Из истории международных культурных связей России. Л., 1980. С. 213, 238–239. Н. А. Казакова справедливо пишет, что о Реформации не могли не знать в Посольском приказе, но посольские книги за вторую четверть XVI в. не сохранились (Там же. C. 213, 239. Прим. 145, 227). Максим Грек, скорее всего, знакомый с событиями 1517 и последующих годов, наверняка рассказывал о них русским собеседникам и сотрудникам еще в 1520-е гг.] В 1552 г. датский король Христиан, в ответ на просьбу русского правительства помочь в заведении книгопечатания в Москве, послал в Россию протестантского миссионера Ганса Миссингейма. Позднее на службе у Ивана Грозного оказался ряд протестантов. Уже в 1550–1560-е г. в Москве сложилась протестантская колония и была построена лютеранская церковь. Протестанты жили в Москве и других русских городах практически постоянно на протяжении второй половины XVI–XVII вв. Хотя в истории российской протестантской общины были разные времена, в целом она не подвергалась преследованиям[36 - См.: Цветаев Д.В. Протестанты и протестантство; Nolte H.-H. Religi?se Toleranz in Russland 1600–1725. G?ttingen, 1969; Орленко С.П. Указ. соч.; Опарина Т.А. Иноземцы в России.] и была относительно многочисленной. В Москве протестанты жили преимущественно в Немецкой слободе. Хорошо известно, что они играли заметную роль при дворе Алексея Михайловича уже в третьей четверти XVII в.

Скорее всего, русские диссидентские группы середины XVI в. испытали влияние протестантизма. Это видно, в частности, из данных о кружке религиозных диссидентов вокруг Матвея Башкина и о «ереси Феодосия Косого»[37 - Вся соответствующая историография (по состоянию на 1990-е гг.) и сохранившиеся источники отреферированы в кн.: Dmitriev M. V. Dissidents russes. I. Feodosij Kosoj. II. Matvej Baskin.Starec Artemij. См. также: Дмитриев М.В. Московский «Лютер или, скорее, Цвингли». Предшественники российских евангельских христиан в эпоху Ивана Грозного // Традиция подготовки служителей в братстве евангельских христиан-баптистов. История и перспективы. Сб. ст. М., 2013. С. 48–58; Макарий (Веретенников), архим. Башкин Матвей Семёнович // Православная энциклопедия. М., 2002. Т. 4. Афанасий – Бессмертие. С. 401–403.].

В отличие от Московской Руси, протестантизм стал важным фактором религиозно-общественной жизни православных земель Речи Посполитой. Следы религиозных конфликтов и движений, порожденных влиянием протестантов и местных диссидентов в православной среде украинско-белорусских земель, деятельность протестантов и местных «еретиков», отголоски реформационных идей в памятниках религиозной мысли и письменности стали предметом ряда исследований[38 - Обзор историографии: Дмитриев М.В. Православие и Реформация. С. 44–119; Dmitriev M. V. Dissidents russes. P. 25–33.].

Известно, что протестанты (как в Польше, так и вне ее) предпринимали шаги для развертывания миссионерской деятельности среди православного населения Речи Посполитой. Большая роль в этом отводилась распространению среди православного населения протестантских печатных изданий[39 - Benz E. Wittenberg und Byzanz. S. 51–58, 184–189; См., например: Kawecka A. Kancjonaly protestanckie na Litwie w wieku XVI // Reformacja w Polsce. Vol. IV. 1926. S. 128–139.]. Одним из самых важных для религиозной истории украинско-белорусских земель эпизодов такого рода было издание Шимоном Будным «Катехизиса» на «русской мове»[40 - [Будный Cимон]. Катихисисъ то есть наука стародавная христианская от светого писма для простых людей языка русского в пытанияхъ и отказехъ собрана. Несвиж, 1562. О Будном см.: Pietrzyk Z. Szymon Budny (Budnaeus) // Bibliotheca dissidentium. T. XIII. Antitrinitaires polonais II. Baden-Baden, 1991; Kot St. Szymon Budny, der grosste H?retiker Litauens im 16. Jahrhundert // Wiener Archiv f?r Geschichte des Slaventums und Osteuropas. Bd. II. Studien zur ?lteren Geschichte Osteuropas. Graz; K?ln, 1956; Kamieniecki J. Szymon Budny, zapomniana postac polskiej reformacji. Wroclaw, 2002.]. Опубликованные А.Л. Петровым «Няговские поучения»[41 - Поучение на Евангелие по Няговскому списку // Петров А.Л. Памятники церковно-религиозной жизни угроруссов XVI–XVII вв. Пг., 1921. (Сб. Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 97. № 2). С. 1–226; Петров А. Отзвук Реформации в русском Закарпатье XVI в. Няговские поучения на Евангелие. Прага, 1923. См. также: Дэже Л. Украинская лексика середины XVI в.: Няговские поучения (словарь и анализ). Дебрецен, 1985; Полюга Л.М. Нягiвськi повчання i Пересопницьке Євангелiе (часткове порiвняння) // Матерiали науково-практичноi конференцii «Украiнська мова на Закарпаттi в минулому i сьогоднi» (Ужгород, 5–6 травня 1992 року). Ужгород, 1993. С. 274–278.], недавно введенный в научный оборот сборник проповедей из собрания Ю.А. Яворского[42 - См.: Дмитриев М.В. К истории реформационной проповеди в восточнославянских землях Речи Посполитой во второй половине XVI в. // Советское славяноведение. 1989. № 2. С. 15–26.] отразили воздействие протестантизма на развитие украинско-белорусского православия. Я. Янов констатировал очень сильное влияние кальвинистской «Постылли» Миколая Рея на украинско-белорусские рукописные учительные Евангелия[43 - Janоw J. Tlumaczenia ruskie z Postylli M. Reja w ewangeliarzach kaznodziejskich XVI i XVII wieku // Sprawozdania Polskiej Akademii Umiejetnosci. 1929. T. XXXIV. № 10. S. 310–319; Idem. Tlumaczenia i przerоbki z Postylli M. Reja w pouczeniach ruskich // Sprawozdania PAU. 1947. T. XLVIII. № 8. S. 301–306; Idem. Ze studiоw nad ewangeliarzamy «uczytelnymi» XVI–XVII w. // Slavia. 1950. R. XIX. Z. 3–4. S. 317–335.], и эти памятники, видимо, несут в себе много других следов реформационных тенденций в религиозном сознании украинских и белорусских земель. Об этой важнейшей группе текстов украинско-белорусской культуры второй половины XVI – начала XVII в. начали писать уже в XIX – начале XX в.[44 - Тиховский Ю. О малорусских учительных евангелиях XVI–XVII вв. // Труды ХІІ Археологического съезда. М., 1905. Т. 3. С. 355–356; Франко І.Я. Карпаторуське письменство XVI–XVII вв. // Записки Наукового товариства iм. Т. Шевченка. 1900. Т. ХХХVІI. С. 1–91; Т. ХХХVІII. С. 91–162; Перетц В.Н. К вопросу об «Учительных Евангелиях» XVI–XVII вв. // Перетц В.Н. Исследования и материалы по старинной украинской литературе XVI–XVII веков. Сб. Отделения русского языка и словесности АН СССР. Л., 1926. Т. СІ. № 2. С. 5–14; Его же. Отчет об экскурсии семинария русской филологии в Житомир 21–28 октября 1910 г. К., 1911; Его же. Отчет об экскурсии семинария русской филологии в Полтаву и Екатеринослав // Университетские известия. 1911. № 2. Приложения. С. 1–100; Панькевич І. Ладомирiвське учительне Євангелiе // Науковий збiрник товариства «Просвiта» в Ужгородi. 1923. Вып. 2. С. 93–107; Яворский Ю.А. Новые рукописные находки в области старинной карпаторусской письменности XVI–XVII вв. Прага, 1931.], и их изучение возобновилось в 1980-е г.[45 - Щапов Я.Н. Восточнославянские и южнославянские рукописные книги в собраниях Польской народной республики. В 2 т. М., 1976.; Дмитриев М.В. Православие и Реформация. С. 25–27; Чепига І.П. Учительнi Євангелiя як жанр ораторсько-проповiдницького письменства // Мовознавство. 1995. № 6; Корзо М. Рукописные учительные Евангелия из собраний ЛНБ в традиции церковноучительной литературы Речи Посполитой XVII века. Толкование притчи о богаче и Лазаре. // Рукописна укра?нiка у фондах Львiвськой науковой бiблiотеки iм. В. Стефаника НАН Украiни та проблеми створення iнформацiйного банку даних. Львiв, 1999; Кириллова Л.А. Православный приход Киевской митрополии во второй половине XVI в. Саратов, 2006.] В частности, Г.В. Чуба написала диссертацию и опубликовала большую серию статей, посвященных учительным Евангелиям[46 - Чуба Г.В. До iсторii екзегемно-гомiлiйних редакцiй Євангелiя // Вiснiк Львiвского державного унiверситету. Серiя фiлологiчна. 1997. Вип. 26. С. 46–49; Её же. До проблеми типологiчного розрiзнення Учiтельних Євангелiй другоi половiни XVI – першоi половини XVII ст. // Записки Львiвськой науковой бiблiотеки iм. Стефаника. Львiв, 1998. Вип.6. С. 70–81; Её же. Лiнгво-текстологiчний аналiз Учительних Евангелiй другоi половини XVI–XVII ст. Автореферат дисертацii… кандидата фiлологiчних наук. Львiв, 1998; Её же. Текстологическая классификация учительных Евангелий второй половины XVI в. // Славяноведение. 2002. № 2. С. 82–97; Её же. Учiтельни Євангелия второй половины XVI – первой половины XVII века в iсторii украинского проповидництва // Jezyk, literatura, kultura, historia Ukrainy. Krakоw, 2003; Её же. Со студii над учительными Євангелиями второй половины XVI–XVII вв. // До джерел. Збiрник наукових праць на пошану Олега Купчинського знагоди його 70-рiччя. Т. 2. Киiв; Львiв, 2004; и др. Другую языковедческую диссертацию об учительных Евангелиях написала У. Добосевич (Добосевич У. Мова i стиль рукописних учительних Євангелiй кiнця – початку XVII ст. Автореф. дис. …кандидата фiлол. наук. Львiв, 1997).], и подготовила каталог известных на сегодняшний день соответствующих рукописей[47 - Чуба Г. Украiнськi рукописнi учительнi Євангелiя. Дослiдження, каталог, описи. Киiв; Львiв, 2011.].

Сравнительно недавно осуществлено научное издание одного из учительных Евангелий[48 - Скотарське Учительне Євангелiе – украiнський гомiлiар 1588 року. Текст рукопису пiдготував i видав М. Кочiш. Передмова В.Нiмчука. Сомбатгей, 1997.].

Наверняка со временем в этих рукописях и других источниках будут обнаружены новые сведения о влиянии протестантизма в украинско-белорусских землях. Особенно перспективно в этом отношение обследование уцелевших гродских и земских книг, начатое О. Левицким и позволившее обнаружить очень много нового об антитринитарских общинах в украинских землях в первой половине XVII в.[49 - Левицкий О. Социнианство в Польше и Юго-Западной Руси в XVI и XVII вв. K.,1882. (Киевская старина. 1882. № 4–6).]

Упомянутая нами выше «ересь Феодосия Косого», возникшая в России на рубеже 1540-х и 1550-х гг., со второй половины 1550-х гг. слилась с религиозным нонконформизмом протестантского типа в украинско-белорусских землях. Судьба русских диссидентов и их украинско-белорусских последователей в 1560-е гг. указывает на интеграцию противоцерковного движения, выросшего из православной среды, и польско-литовского протестантизма. Восточнославянские «еретики», судя по дошедшим отрывочным сведениям, становились проповедниками протестантских общин и вели агитацию среди православного населения. Ряд фактов такого рода ясно засвидетельствован источниками[50 - Дмитриев М.В. Православие и Реформация; Его же. «Єресь гусiв» и «ересь Феодосiя Косого» в укра?нсько-бiлоруському релiгiйному життi третьo? чвертi XVI cт. // Вicник Львiвського унiверситету. Серiя iсторична. Вип. 37. Ч. 1. Львiв, 2002. С. 122–144.].

Вряд ли можно сомневаться, что новые следы влияния протестантского учения и местных восточнославянских ересей будут найдены в деятельности и идеологии православных братств, которым посвящена значительная историография[51 - Флеров И.Е. О православных церковных братствах, противоборствовавших унии в Юго-Западной России в XVI, XVII и в XVIII в. СПб., 1857; Коялович М.О. Чтения о церковных западнорусских братствах. М., 1862; Лонгинов А.В. Памятник древнего православия в Люблине. Православный храм и существовавшее при нем братство. Варшава, 1883; Сцепуро Д. Виленское Свято-Духовское братство в XVII и XVIII столетиях // Труды Киевской духовной академии. 1898. № 9, 11; 1899. № 4, 6, 8, 9. (Отд. изд.: Киев, 1899); Папков А. Братства. Очерк истории западнорусских православных братств. Сергиев Посад, 1900; Крыловский А.С. Львовское ставропигиальное братство (опыт церковно-исторического исследования). Киев, 1904; Iсаевич Я.Д. Братства та iх роль в розвитку укра?нськоi культури XVIXVIII ст. Ки?в, 1966. С. 16–32 (здесь же библиография, касающаяся братств); Isaievych Ia. Between Eastern Tradition and influences from the West: Confraternities in Early Modern Ukraine and Byelorussia // La percepzione del Medioevo nell’epoca del Barocco: Polonia, Ucraina, Russia. Atti del Congresso tenutosi a Urbino, 3–8 liglio 1989. Roma, 1990 P.269–293. (Richerche Slavistiche. XXXVII. 1990); Bardach J. Bractwa cerkiewne na ziemiach ruskich Rzeczypospolitej XVI–XVII w. // Kwartalnik historyczny. 74. 1967. S. 77–82; Isaievych Ia. Confraternities of laymen in early modern Ukraine and Belarus // Belarus. Lithuania. Poland. Ukraine. The foundations of historical and cultural traditions in East Central Europe. Lublin; Rome, 1994. P. 175–198; Капраль М. Брати Рогатинцi – старiйшини Львiвського Успенсьского братства // Укра?на в минулому. Ки?в; Львiв, 1992. Вип. 2. С. 50–60; Mironowicz A. Bractwa cerkiewne w Rzeczypospolitej. Bialystok, 2003; ; Lorens B. Bractwa cerkiewne w eparchii przemyskiej w XVII i XVIII wieku. Rzeszow, 2005; Isaievych Ia. Voluntary Brotherhood. Confraternities of Laymen in Early Modern Ukraine. Edmonton; Toronto, 2006; Лукашова С.С. Католическая и православная традиция: церковные братства 14–17 вв. // Обществоведение в Московском институте стали и сплавов. 1996. № 1. С. 22–32; Её же. Миряне и церковь: религиозные братства Киевской митрополии в конце 16 века. М., 2006 (см. и обширную рецензию М. Капраля на книгу С.С. Лукашовой: Капраль М. «У своему соку», або чи вартiсним е дослiдження без архiвих джерел? // Укра?нський гуманiтарний огляд. Вип. 13. Ки?в, 2008. С. 133–144); Шустова Ю.Э. Взаимоотношения Львовского Успенского братства с властными структурами Речи Посполитой в конце XVI–XVIII вв. // Историко-филологический вестник Украинского института. М., 1997. Т. 1. С. 125–131; Её же. Типология происхождения братств Украины // Там же. С. 113–116; Её же. Документы Львовского Успенского Ставропигийского братства (1586–1788): источниковедческое исследование. М., 2009. См. полезный обзор историографии: Капраль М. Iсториографiя Львiвського Успенського братства // Укра?на в минулому. Вип. 1. Ки?в; Львiв, 1992. С. 54–71. Cм. также: Kumor B. Koscielne stowarzyszenia swieckie na ziemiach polskich w okresie przedrozbiorowym // Prawo kanoniczne. 1967. N 10. P. 289–318.].

Вопрос о ранних этапах развития братств очень плохо обеспечен источниками и остается дискуссионным[52 - Iсаевич Я.Д. Найдавнiшi документи про дiяльнiсть братств в Укра?нi //Укра?на давня i нова. Народ, релiгiя, культура. Львiв, 1996. С. 50–62 (впервые изд.: Icторичнi джерела та iх використання. Вип.2. Киiв, 1965); Капраль М. Чи iснувало Львiвське Успенське братство перед 1586 роком? // Успенське братство i його роль в украiнському нацiонально-культурному вiдродженнi. Львiв, 1996. С. 8–12; Mironowicz A. Geneza bractw cerkiewnych // Bialoruskie zeszyty Historyczne. Bialystok, 1996. 2(6). S. 22–30 ; Isaevich Ya. D. Les confrеries religieuses de rite oriental en Ukraine et Biеlorussie // ?tre catholique, ?tre orthodoxe, ?tre protestant. Confessions et identitеs culturelles en Europe mеdiеvale et moderne. Еtudes rеunies et publiеes par Marek Derwich et Mikha?l V. Dmitriev. Wroclaw, 2003. P. 193–205; Тимошенко Л.В. Генеза церковних братств та початковий етап мирянського руху в Киiвськiй митрополii в XVI ст. (iсторiографiчна традицiя i спроби новiтнього осмислення проблеми) // Крiзь столiття. Студi? на пошану Миколи Крикуна з нагоди 80-рiччя. Львiв, 2012.]. Мы знаем, тем не менее, что во второй половине 1580-х гг. в отношениях мирян и духовенства по инициативе светских патронов церкви была осуществлена своего рода реформа, санкционированная сначала антиохийским патриархом Иоакимом и вслед за ним – константинопольским патриархом Иеремией[53 - См., в частности: Тимошенко Л.В. Ставропiгiя церковних братств у контекстi Берестейськоi унii. Історiографiчний аспект // Confraternitas. Ювiлейний збiрник на пошану Ярослава Ісаевича. Львiв, 2006–2007. С. 250–267. (Украiна: культурна спадщина, нацiональна свiдомiсть, державнiсть. Збiрник наук. праць. Вип. 15 / Інститут украiнознавства iм. І. Крип’якевича НАН Украiни); Тимошенко Л.В. Ставропiгiя церковних братств i генеза Берестейськоi унii // Koscioly wschodnie w Rzeczypospolitej XVI–XVIII wieku. Zbiоr studiоw. Lublin, 2005. S. 237–250.].

Схожий с львовским устав был дан Виленскому братству[54 - Собрание древних грамот и актов городов: Вильны, Ковна, Трок, православных монастырей, церквей и по разным предметам. В 2 ч. Вильно, 1843. Ч. 2; Устав Виленского братства // Голубев С.Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. В 2 т. Киев, 1883. Т. 1. Приложение № 36; Сравнение уставов: Крыловский А.С. Львовское ставропигиальное братство. С. 41–42.]. Тогда же он был утвержден при посещении Вильно патриархом Иеремией. Грамотой от 1 декабря 1588 г. патриарх Иеремия подтвердил данный Иоакимом устав Львовского братства[55 - Памятники, изданные Временной комиссией для разбора древних актов. В 4 т. Киев, 1852. Т. 3. № 4. С. 14–16.]. Братства стали возникать во многих городах и местечках: в Красном Ставе и Рогатине (1589), Бресте, Гродке и Гологорах (1591), Комарне (1592), Бельске и Люблине (1594), Галиче (около 1594) и др. Братства продолжали возникать и после 1596 г.: в Старой Соли (1600), Могилеве и других центрах. В начале XVII в. известны братства в Дрогобыче, Самборе, Саноке, Каменце, Струмиловой, Замостье[56 - Тимошенко Л.В. Скiльки церковних братств заснували патрiархи в XVI – першiй половинi XVII ст. (до проблеми генези та масштабiв ставропiгiйськоi форми органiзацii мирянського руху) ? // Львiвське Ставропiгiйське Успенське братство: iсторiя та культура. 1586–2011. Наукова конференцiя на вiдзначення 425-лiття органiзацiйного встановлення Львiвського Успенського братства як Патрiаршоi Ставропiгii. Львiв, 30–31 березня 2011 р. Львiв, 2012; Тимошенко Л.В. Тернопiльське братство Рiздва Христового у свiтлi маловiдомих та нововiднайдених джерел (друга половина XVI–XVII ст.) // Actes testantibus. Ювiлейний збiрник на пошану Леонтiя Войтовича / Украiна: культурна спадщина, нацiональна свiдомiсть, державнiсть. Вип. 20. Львiв, 2011. С. 669–682.]. Их уставы были составлены по образцу уставов Виленского и Львовского братств.

Братства и миряне вообще приобрели громадный вес в церковной жизни, как бы оттеснив духовенство на второй план во всех не-богослужебных вопросах. Фактически в украинско-белорусской церкви устанавливалось своего рода двоевластие, и религиозный кризис приобретал совершенно беспрецедентные формы[57 - Об остроте кризиса в Киевской митрополии и значении этого фактора в истории Брестской унии см.: Дмитриев М.В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии 1595–1596 гг. М., 2003. С. 103–130.].

Во многих документах, исходящих от братств, можно найти мотивы, которые сближают их с европейским протестантизмом. Это сказывается прежде всего в отстаивании права мирян управлять церковью и даже руководить духовенством. Нет спора, что внешне такое устремление ставит под вопрос самый фундамент традиционного церковного порядка и практически ничем не отличается от протестантского положения о «всеобщем священстве». В документе Луцкого братства[58 - Постановление об общежительстве в братстве Луцком // Памятники, изданные Временной комиссией для разбора древних актов. Киев, 1845. Т. 1. С. 55–82.], определявшем устав создаваемого при братстве монастыря, идея ответственности мирян за состояние церкви доведена до обобщенного представления о равном участии мирян и духовенства в обеспечении спасения, фактически – в распоряжении тем, что М. Вебер назвал Heilsmittel: «Яко члонки обоего тела церкве Христовы, ани светские без духовных ани духовныи без светских в услугованю збавеня людского досконале и достатне потребными быти не могут, и для того в едность любви и в ровность поваги вступилисмо, же несть прочее Июдей ни еллин, несть раб ни свобод, несть духовный ни людин, несть благородец ни простец, несть любомудр, ни невежа, но вси есмы едино в Христе Иисусе»[59 - Там же. С. 57–58.]. Заключенная в приведенном высказывании новозаветная аллюзия (Гал. 3:28: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе») релевантна при решении вопроса об отношении братств к протестантизму. На тот же библейский текст, как мы видели, опирались многие европейские радикальные реформаторы[60 - В ослабленном и модифицированном виде (что само по себе указывает на изменение характера братского движения) тот же мотив звучит в подтвердительной грамоте, данной через 50 лет, в 1670 г. Перемышльским и Самборским епископом Георгием Гошовским Старосольскому братству («в братстве нет ни богатого, ни нищего, ни мужчины, ни женщины, ни свободного, ни раба, но все равны как члены одного тела; здесь богатый не унижает бедных, а нищий не укоряет богатого»; тут же приведена ссылка на апостолов, считавших все имущество общим // Памятники, изданные Временной комиссией для разбора древних актов. Киев, 1859. Т. 4. С. 23). Из декларации оказалось изъято как раз то, что сближало ее с идеей «всеобщего священства». В этом отразилось восстановление епископского контроля над братствами по второй половине XVII в.].

Автор «Перестроги», например, практически не скрывал своих симпатий к протестантам. Он был близко знаком с протестантской литературой, внес один из разделов известного сочинения З. Любберта «De papo romano» в свое сочинение, выражал удовлетворение, что Виленское братство тесно связано с протестантами и что они выступают в защиту православных на сейме. Легко понять, почему Балабан называл братских священников «лютерами»[61 - Monumenta Confraternitatis stauropigianae Leopoliensis / Ed. W. Milkowicz. Leopolis, 1895. Т. 1. № 130. C. 202.].

Вполне ясное представление о сути реформы можно составить, прочтя уставную грамоту Львовского братства. В первой части устава определяются правила вступления в братство и основные задачи его деятельности. Во второй же части Иоаким от имени «собора патриархов» дает «моц сему Братству церковному обличати противныя закону Христову и всякое безчиние от церкве отлучати». Полномочия братства в борьбе против «бесчиний» оказывались необыкновенно широки. Епископ и протопоп должны были отказывать в благословлении («неблагославляти») того, кого братство отлучит от церкви «през священника своего». Братство получало право «упомянуть словом или писанем обсылати» живущих «не по закону» «или мирскых, или духовных», будь то протопоп или поп, или дьякон, или один из причетников. О тех, кто оказал бы сопротивление, нужно доносить епископу. Этот контроль распространялся на все православные церкви Львова и «иншии котории братства». То же самое вменялось в обязанность другим городским братствам (п. 35). Под особым наблюдением должны были быть попы. О посещении ими корчмы, предоставлении денег в рост, распутстве (упомянуты попы-блудники), двоеженстве, обращении к ворожеям следовало доносить епископу, подтверждая обвинение свидетельствами «двух человек христианских». Все другие братства должны были повиноваться Львовскому. Епископ лишался права самостоятельно судить провинившихся братчиков. Более того, братство получало право открытого неповиновения недостойному епископу: «Аще же и епископ сопротивится закону, истинне, и не по правилом святых апостол и святых отец строяще церков, развращающе праведных в неправду, подкрепляюще руки беззаконником, – таковому епископу сопротивитися всем, як врагу истинны». Епископ же, со своей стороны, лишался права неповиновения братству[62 - «Сим всем законне писаным епископ не имает противитися сему праву, от нас духовне церкви сей в вечныя роды, ани противитися яковыми правы, от земнаго царства надаными, по внешнему обычаю; но закона духовного писаным повинутися без всякого прекословия» (п. 40). А нормы «духовного закона», как видно из устава (п. 39 и др.) должны были устанавливаться собранием братчиков на основе «святых книг Ветхого и Нового закона» и преданий Святых Отцов… (!).]. Всякий же из верующих, начиная с архиепископа и кончая простым причетником или мирянином, кто решился бы сопротивляться диктату братства, должен был подвергнуться неблагославлению братства и всех патриархов.

Сверх того, начиная с 1590-х гг., устанавливаются довольно прочные связи православных кругов Речи Посполитой с польскими протестантами, которые оказались естественными союзниками православных в борьбе с унией[63 - См.: Жукович П.Н. Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковной унией (до 1609 г.). СПб., 1901; Его же. Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковной унией (с 1609 г.). В 6 вып. Спб., 1903– 1912; Chodynicki K. Kosciоl prawoslawny a Rzeczpospolita Polska. Zarys historyczny. 1370–1632. Warszawa, 1934; Dziegielewski J. O tolerancje dla zdominowanych. Polityka wyznaniowa Rzeczypospolitej w latach panowania Wladyslawa IV. Warszawa, 1986; Kempa T. Wobec kontrrefomacji, Protestanci i prawoslawni w obronie swobоd wyznaniowych w Rrzeczypospolitej w koncu XVI i w pierwszej polowie XVII wieku. Torun, 2007.].

После Брестского собора положение православной иерархии отнюдь не стало легче. Хотя Гедеон Балабан в конечном итоге помирился с Львовским братством, и распри между братским движением и духовенством были до известной степени преодолены, напряжение в отношениях братчиков и церкви сохранилось. К. Сакович, бывший одно время проповедником Люблинского православного братства, говорил, что православная церковь управляется «противоестественным образом» (contra naturam), потому что «не духовенство руководит народом, а напротив – народ духовенством» (non clerus populum, sed populus clerum dirigit[64 - Голубев С. Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. Т. 1. С. 122.]). К братствам неприязненно относился и М. Смотрицкий[65 - Там же. С. 124–125.]. Одной из задач его поездки в Константинополь было получение грамоты, которая отменила бы ставропигиальный статус братств. Грамота была Смотрицким привезена, и это только подлило масла в огонь[66 - Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. В 12 т. Кн. 6. Период самостоятельности Русской Церкви (1589–1881). Патриаршество в России (1589– 1720). Отд.1. Патриаршество Московское и всея Великия России и Западнорусская митрополия (1589–1654) / Под ред. М. В. Дмитриева, Б. Н. Флори, В. С. Шульгина. М., 1996. С. 440.].

Специфика украинско-белорусского братского движения ставит исследователей в затруднительное положение. Одни видят в братствах «специфическую форму реформационного движения в православных странах»[67 - Ничик В.М. До питання про схоластинiсть фiлософських курсiв у Киэво-Могилянськоi академii // Вiд Вишенського до Сковороди (З iсторii фiлософськоi думки на Украiнi 16–18 ст. Киiв, 1972. С. 65. Я. Д. Исаевич считает, что братства придерживались «полу-протестантской» программы: «сonfraternities which, at least in most cases, were anticlerical and sometimes even adhered to the semi-protestant concept of lay control of priests and bishops» (Isaievych Ia. Between Eastern Tradition and influences from the West. P. 279).]; другие – наоборот, своеобразные институты, так сказать, православной контрреформации[68 - И. Я. Франко не раз отмечал, что братства «пропитаны западноевропейским реформационным духом» (например: Франко I. Зiбрання творiв у п’ятдесяти томах. К., 1981. Т. 27. С. 319). Но тот же И. Я. Франко называл братства православным эквивалентом католической контрреформации (Franko I. Charakterystyka literatury ruskiej XVI–XVIII w. // Kwartalnik historyczny. 1892. Zeszyt 4. S. 697).]. Причина трудностей, видимо, в том, что прямое перенесение типологии западных религиозных движений, идей и институтов на православную почву неадекватно передает суть явлений, выросших на основе православных традиций. С одной стороны, речь шла об узурпации мирянами всей полноты власти в церкви (духовенству оставлялись фактически лишь литургические функции). Революционность таких амбиций несколько скрадывается только традициями светского патроната над приходами, монастырями и епископиями[69 - О праве и практике светского патроната над приходами, монастырями и епископствами см.: Левицкий О. Внутреннее состояние западнорусской церкви в польском государстве в конце XVI в. и уния // Архив Юго-Западной России. Киев, 1883. Ч. 1. Т. VI. С. 1–182; Левицький О. Внутрiшн?й стан захiдно-русько? церкви в Польско-литовськiй в кiнц? XVI ст. та Ун?я // Розвiдки про церковнi вiдносини на Укра?н?–Руси. XVI–XVIII вв. Львiв, 1900. С. 1–80. (Фототип. переизд.: Львiв, 1991); Грушевський М.С. Iсторiя Укра?ни–Руси. Т. 5. Суспiльно-полiтичний i церковний устрi? i вiдносини в укра?нсько-руських землях XIV–XVII вiкiв. Львiв, 1905 (репринт: Ки?в, 1994); Флоря Б.Н. Отношения государства и церкви у восточных и западных славян. М., 1992 (переизд.: Флоря Б.Н. Исследования по истории церкви. Древнерусское и славянское средневековье. М., 2007); Dmitriev M.V. ?tre orthodoxe en Ruthеnie (Ukraine, Biеlorussie) au XVIe si?cle: les institutions et le vеcu chrеtien // ?tre catholique, ?tre orthodoxe, ?tre protestant. Confessions et identitеs culturelles en Europe mеdiеvale et moderne. P. 355-371; Chodynicki K. Tak zwane prawo «podawania» w Cerkwi prawoslawnej na ziemiach Pzeczypospolitej w XV i XVI w. // Sprawozdania Poznanskiego Towarzystwa przyjaciоl nauk. 5. 1931. S. 44–49.]. С другой стороны, узурпация церковной власти ни в коем случае не воспринималась как покушение на церковные традиции. Братчики не сознавали себя и не были «православными протестантами». Их претензии, как кажется, диктовались особенностями унаследованной от Византии восточнохристианской экклезиологии. Поэтому представляется возможным квалифицировать братства не как типологически близкое протестантизму религиозное движение, а как выражение процессов православной конфессионализации[70 - Дмитриев М.В. Церковные братства Киевской митрополии в конце XVI в.: результат «православной конфессионализации»? // Сравнительная история: методы, задачи, перспективы. Сб. ст. М., 2003. С. 133–153; Dmitriev M. Les confrеries de Ruthеnie dans la deuxi?me moitiе du XVIe si?cle – une «Rеforme orthodoxe»? // ?tre catholique, ?tre orthodoxe, ?tre protestant. Confessions et identitеs culturelles en Europe mеdiеvale et moderne. P. 208–220.].

Протестантизм в зеркале восточнославянских православных полемических сочинений

Каким виделся протестантизм русским и украинско-белорусским книжникам XVI–XVII вв.? Русские летописи XVI в., упоминая лютеранство, видят в нем только иконоборчество и осквернение церквей[71 - Казакова Н.А. Западная Европа в русской письменности XV–XVI вв. С. 213–214.]. В них включено и послание константинопольского патриарха Иоасафа, в котором признаки «злославимой и пагубной и богомерской Люторской ереси» сведены к следующим: отрицание таинства причастия, священства, непризнание постов, отвержение икон, отказ почитать святых и поклоняться их мощам[72 - [Иоасаф]. Послание константинопольского патриарха Иоасафа к митрополиту Макарию, 1561 года // Полное собрание русских летописей. Т. XIII. Вторая половина тома. СПб., 1906. С. 334–339. Во-первых, «глаголют бо проклятии лютори ложно, яко святое и пречистое тело и кровь Христа Бога нашего, хлеб и вино, в божественной тайне бываема от святых иереев свидетельствуема, не то есть самое тело Господне и не то же честная кровь» (c. 335). На второе место поставлено учение о «всеобщем священстве» («к сим же паки хулы глоголют глоголемыя Люторы, яко аще что будет служащих в божественой литургии и во всяком действе, аще будет священник ли, простой человек» (c. 336). «Третья хула» лютеран состоит в том, что они не постятся, а «четвертая хула преступления вашего, о проклятии Лютори, неверием не поклоняетеся божественным и святым иконам». Пятая же «хула» «лю-торов» состоит в том, что они не чтят угодников и св. мощей.].

Однако самый репрезентативный источник для ответа на наш вопрос – православная полемика с протестантизмом. Этому сюжету посвящена довольно обширная литература[73 - См. выше, сн.7.]. Полемика велась с момента встречи, т. е. с середины XVI в., на протяжении многих десятилетий. Одна из самых известных страниц этой полемики – диспут Ивана Грозного с Яном Рокитой, посланником и министром общины Чешских братьев в 1570 г.[74 - [Иван Грозный]. «Ответ государев» протестантскому проповеднику Яну Роките. Май 1570 г. // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. М., 1878. Кн. 2. Вып. 1. Древнерусские полемические сочинения против протестантов / изд. А. Попов. (Переизд.: Tsar Ivan IV’s reply to Jan Rokyta / Ed. by V. A. Tumins. Paris; The Hague, 1971 /Slavic Printings and Reprintings. 84/). Недавно вышло новое критическое издание памятника: Люторъ иже лютъ: прение о вере царя Ивана Грозного с пастором Рокитой / изд. Н. Марчалис. М., 2009. Этот памятник внимательно изучался в контексте истории противопротестантской полемики, а недавно ему посвятила специальную статью О.В. Чумичева (Чумичева О.В. Иван Грозный и Ян Рокита: столкновение двух культур // Конфессионализация в Западной и Восточной Европе в раннее Новое время. Доклады русско-немецкой научной конференции 14–16 ноября 2000 г. СПб., 2004. C. 134–152.] Ряд других, не менее интересных памятников православной полемики с протестантами, был создан позднее.

Характерный пример православного восприятия протестантизма – послания старца Артемия, русского ученого монаха, одно время – советника Ивана Грозного и настоятеля знаменитого Троице-Сергиева монастыря. В середине 1550-х гг. Артемий был обвинен в уклонении от правоверия и бежал в украинско-белорусские земли. Здесь Артемий вёл полемику с протестантами в ряде произведений[75 - О старце Артемии см.: Вилинский С. Г. Послания старца Артемия (XVI века). Одесса, 1906; Зимин А.А. Дело старца Артемия // Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники. Очерки по истории русской общественно-политической мысли середины XVI века. M., 1958. C. 153–168 и по указателю; Schulz G. Die theologiegeschichtliche Stellung des Starzen Artemij innerhalb der Bewegung der Besitzlosen in Russland der ersten H?lfte des 16. Jahrhunderts. Erlangen, 1980 (Oikonomia. Quellen and Studien zur Orthodoxen Theologie, XV); Dmitriev M. Dissidents russes. I. Feodosij Kosoj; Dmitriev M. Dissidents russes. II. Matvej Baskin, le starec Artemij; Калугин В.В. Артемий // Православная энциклопедия. М., 2001. Т. 3. Анфимий – Афанасий. С. 458–462.]. Особенно характерны в этом отношении его послания к одному из лидеров польско-литовских кальвинистов Шимону Будному, который, как упомянуто выше, опубликовал в 1562 году «Катехизис» на украинско-белорусском (рутенском) языке. Первое послание было написано Артемием в 1563 г. [76 - [Артемий]. Послания старца Артемия / Изд. П.А. Гильтебрандт // Русская историческая библиотека. СПб., 1878. Т. 4. Кн. 1. Памятники полемической литературы в Западной Руси. Стб. 1423–1432. Поправки к изданию в «Русской исторической библиотеке» даны С.Г. Вилинским: Вилинский С.Г. Указ. соч. С. 4–14. Г. Шульц внес уточнения, касающиеся разделения текста отдельных посланий в рукописи (Schulz G. Op.cit. S. 82–84).], второе – в 1564 г.[77 - О датировке посланий см.: Вилинский С. Г. Указ. соч. С. 131, 150.] (это пространное сочинение имеет заголовок «До Симона еретика Будного»[78 - Послания старца Артемия. Стб. 1287–1328.]). Полемическое послание (а точнее – трактат) «К люторским учителям»[79 - Там же. Стб. 1201–1266.] было написано в конце 1560-х гг.[80 - Вилинский С.Г. Указ. соч. С. 127.] Оно известно (под названием «На лю-торы») в двух других списках[81 - Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. O XVII 71. Л. 152 об. – 270; Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Q I 493. На существование этих списков обратили внимание А.А. Зимин (Зимин А.А. И. С. Пересветов и его современники. С. 163. Прим. 155) и К. Роземонд (Rozemond K. Ivan Fedorov and starets Artemy // The Slavonic and East European Review. Vol. 63. 1985. № 3. P. 418).]. А.И. Иванов ошибочно атрибутировал это сочинение Максиму Греку[82 - Иванов А.И. Литературное наследие Максима Грека. Л., 1969. С. 117–118.]. В рукописи, опубликованной П. Гильтебрандтом, отсутствует начало, сохранившееся в двух других списках[83 - Оно таково: «На люторы много… да оу… преисполнения. О тщеславии от него же гордость, ибо от неподобнаго мнения презорьство родися. Его же ради хоулние помыслы возникоша. Сим же возрастшим от невнимания сердечного, глаголють уста его и яко от сего познаваем есть ложный учитель и лжепророк. От еже неправе учити от божественых писаний, но от своего сердца по хотению когождо и тоже не приходити избранному от себе на проповедь, како бо могут дерзнути на таковая, аще не послани будут. И яко не подобает прелщатись именем послушаниа, въ еже покарятися неприазни, но внимати опасно божию евангелию и святых апостол учению и прочих святых. Я же сим последуюм и тако искоушати духи аще от Бога суть. И яко деяние предваряет видениа, видение же необуздано действом страха божиа в погибель вносить человека. Сицевый бо чин презревше возгордеса нецыи хотяще быти законооучители, не разумеюще же ниаже глаголють, ни от них же утвержаются. И яко все божественое писание трояко глаголет. И яко писания многа суть, но не вся божествена. Тем же чтый да разумет». (Текст, который следует от этого места, восходит к молитве Манассии /Rozemond K. Ivan Fedorov and starets Artemy. P. 420–421/): «Господи вседержитель, боже вечный и безначалный иже благости ради единоа приведый от небытиа в бытие всяческаа словом си вседетелным и духом оуст своих с расленым иже промыляа присно и съдержа, износяи по числу тварь свою и по имени взывая из последняа лета неизреченыя ради милости твоея падшее наше естество паки възвал еси схо-жением единороднаго сына твоего, Господа нашего Исуса Христа. Иже обнови нам путь новъ и законъ ветхих заповедей своих оучением оупразднив, предастъ (ся) же прегрешениа наше и въскрес оправданиа ради нашего его же язво…» (Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. O XVII 71. Л. 152 об. – 154 об.). C этого места начинается текст, опубликованный в издании посланий старца Артемия.].

Отвечая на просьбу Будного написать, какие черты кальвинистской церкви понравились православным, Артемий обрушивает на протестантов резкую и даже грубую критику. Мы, пишет Артемий от имени православных, не смеем называть церковью ваши общины, ибо веруем во святую соборную апостольскую церковь. А в ваших богопротивных общинах нет никакого согласия, кроме мясоядения и отсутствия поста. Всё ваше учение состоит в том, чтобы порочить церковь Христову и истинных христиан. Артемий отказывает «люторам» в праве именоваться христианами и обвиняет их в том, что они уничтожают великую силу слова Божьего[84 - Послания старца Артемия. Стб. 1426–1427.]. В другом послании к Будному Артемий заявил, что в «новых науках тайна деется антихристова беззакония»[85 - Там же. Стб. 1289.]. Изданный в Несвиже «Катихизис» – это мягкая перина, но легший на неё поломает себе кости, то есть погубит свое душевное мужество, ибо под мягкостью этой перины скрываются острые ножи, предающие душу вечной смерти. В прелесть нового учения впадают люди с растленным разумом по причине своего человекоугодия, тщеславия и корыстолюбия. Они разоряют христианскую веру, переданные апостолами уставы, вводят вместо божественных правил свою самозаконную лесть и вымыслы и т.д.[86 - Там же. Стб. 1290–1291.]. Будному и его сторонникам вменяется высокомерие, ложь, развращение веры, исполнение воли антихриста[87 - Там же. Стб. 1294 passim.].

В других посланиях Артемий называет «люторов» «духоборцами», которые, называя богослужение «чарами и плясанием», а хлеб причастия – простым хлебом, а не телом Господним, заменили веру на «лжеименитый разум», мудрствуют «по плоти», не понимают Евангелия Христова и проповедуют вместо него Десятословие[88 - Там же. Стб. 1276–1278.].

«Послание к люторским учителям» наилучшим образом показывает, как воспринимался Артемием протестантизм. Очень характерно, что учение протестантов представлено им совершенно неадекватно. На первый план выдвинуто не то, что на самом деле составляло суть протестантизма (оправдание верой, отношение к писанию, отрицание авторитета папы римского, роль мирян в церкви, отказ от большинства таинств, понимание евхаристии), а то, что составляло существенные для православной традиции точки идейной конфронтации с диссидентами внутри самой православной церкви. Артемий упрекает «еретиков» в том, что они проповедуют, не будучи посланы. А если посланы, то почему проповедуют Десятословие, а не евангельское учение? Артемий перечисляет основные идеи «еретиков»: отказаться от воздержания в супружеских отношениях и от постов, не поклоняться иконам и изменить богослужение («… иконам не кланятися и служба Божиа инако имети»). По учению протестантов, изображение Христа – виселица, икона Христа и его святых – языческие идолы, почитающие Христа при посредстве икон – идолопоклонники, умершие святые – обыкновенные покойники, церковь Божия – болванница, монахов «вы за скотину и зверя дивыя имеете»[89 - Там же. Стб. 1211.].

В другой части того же сочинения Артемий следующим образом излагает учение своих оппонентов. Они утверждают, что проповедуют евангельское учение и тех, кто идет за ними, называют евангельскими детьми. Однако главное место в учении еретиков занимает Десятословие. «Потом глаголете: “не почитай образов, не кланяйся иконам, есть идоли язычестии, дело рук человеческих, владость” …И паки глаголете: “такоже и кресту Христову не поклоняйся, то есть виселица; и крестного знамения на лици не чини, не мотай руками; литоргиа не требе; аще ли въсхощет кто причащатися, то кознодея дает хлеб прежде, а потом вино; а пръвая служба и все церковное пение недобре; таже и преданная посты от церкве в общину не постити; а опитемии за грехи не требе, токмо покланяние (sic!) истинно; и крещение, и всяко последование древнее, и молитвы прежде писаныя от святых, яко непотребны, отставити; постническое житие, рекше отшелничьства мира, отнюдь ни на кою же ползу, занеже всего того во евангелии не писано»[90 - Там же. Стб. 1250–1251.].

Ясно, что изложенные им взгляды к протестантизму и к проповеди польских протестантов имеют, скорее, косвенное отношение. Речь шла о том, что было болезненно именно для православия и стало предметом критики со стороны русских и украинско-белорусских диссидентов, вышедших из православной среды. Артемий, по сути дела, не заметил и не понял в протестантизме его подлинно специфические и кардинальные черты. Почему? Потому что вопросы оправдания, церковной автономии, участия мирян в управлении церковью, целибата и причастия под двумя видами были неактуальны для православия, были разрешены давно и в духе, отчасти (но лишь отчасти и внешне!) сходном с протестантизмом. Из этого в очередной раз видно, что православная и католическая культура в Речи Посполитой вращались как бы на разных орбитах, точки перекрещения которых были весьма немногочисленны.

В целом старец Артемий (как и другие православные полемисты той эпохи) далеко не адекватно воспроизводил доктрину Лютера и других протестантов. Koнечно, можно предположить, что Артемий был плохо знаком с протестантским учением, и поэтому не видел в нем того, что составляло существенные стороны европейской Реформации. Однако с протестантами полемизировал не один только Артемий. В последние десятилетия XVI – первой половине XVII в. в России, Украине и Белоруссии был написан целый ряд антипротестантских сочинений, некоторые из них были изданы и широко читались. И практически все православные авторы понимали протестантизм чрезвычайно односторонне, видя в нем то, что волновало именно православных и не замечая того, что было принципиально для католиков, кальвинистов и лютеран. Православные полемисты видели в протестантизме прежде всего иконоборчество, отрицание таинств и обрядов христианской церкви, атаку на монашеские институты церковной жизни. Центральную для протестантизма проблему оправдания верой православные полемисты как бы «не замечали», потому что она была «невнятной», иррелевантной для православной традиции. С другой стороны, периферийное для протестантизма иконоборчество оказывалось на первом плане.

Возможно, самая лучшая и широко известная иллюстрация того, как православные и протестанты не понимали друг друга, это обмен посланиями между константинопольским патриархом Иеремией и тюбингенскими теологами (Крузием и другими) в 1570-е гг. Этот эпизод религиозной истории Европы хорошо известен и изучен[91 - Wendebourg D. Reformation und Orthodoxie: der ?kumenische Briefwechsel zwischen der Leitung der W?rttembergischen Kirche und Patriarch Jeremias II. von Konstantinopel in den Jahren 1573–1581. G?ttingen, 1986. См. также: Zachariades G.E. T?bingen und Konstantinopel. Martin Crusius und seine Verhandlungen mit der griechisch-orthodoxen Kirche. G?ttingen, 1941 (Schriftenreihe der Deutsch-Griechischen Gesellschaft. Heft 7); Engels W. T?bingen und Byzanz. Die erste offiziele Auseinandersetzung zwishen Protestantismus und Ostkirche im 16. Jahrhundert // Kyrios. 5. 1940/41. S. 250 ff.]. Как пишет Д. Вендебург, «обнаружится, что позиция обеих сторон отмечена рядом недоразумений – от языково-технических ошибок в ложном понимании того или иного текста вплоть до случаев, в которых собеседники попросту не слышали друг друга, так как традиции и мыслительные структуры были фундаментально разными, в чем стороны, однако, не отдавали себе отчета»[92 - Wendebourg D. Op. cit. S. 152 («Es wird sich zeigen, dass auf beiden Seiten eine Reihe von Missverst?ndnissen vorliegen – von sprachlich-technischen Pannen ?ber Fehldeutungen des jeweiligen Textes bis hin zu F?llen, in denen man schlicht aneinander vorbereitredete, weil Traditionen und Denkstrukturen grundverschieden waren, ohne man sich dessen bewusst gewesen w?re»). Исследовательница констатирует также, что многие богословские посылки протестантов и многие их утверждения «были чужды патриарху, и едва ли не полностью непонятны». Это не значит, что Иеремия вообще не понимал того или иного тезиса. Он мог адекватно передавать содержание этих тезисов, но много чаще высказывания протестантской стороны не представлялись ни верными, ни ложными, но оставались для него или неясны, или не вполне внятны, не говоря уже о тех случаях, когда Иеремия попросту искажал смысл прочитанного (Ibid. S. 153: «viele theologishe Anliegen der Confession Augustana und viele Feststellngen “waren dem Patriarchen fremd, wenn nicht v?llig unverst?ndlich”. D.h. nicht, er habe darin ?berhaupt nicht verstanden… Er referiert etc. Aber h?ufiger sind de F?lle “in denen ihm Aussagen weder falsch noch richtig, sondern unklar oder unvollst?ndig ershienen, von denen, die er schlicht missdeutete, ganz abgesehen”»).]. К схожим выводам пришёл в своё время и Г. Флоровский, добавив, что «это была последняя вероучительная декларация Востока, в которой не видно следов влияния западной традиции. В некотором смысле это был эпилог византийского богословия»[93 - Florovsky G. An Early Ecumenical Correspondence (patriarch Jeremiah II аnd the Lutheran Divines) // World Lutheranism of Today. A Tribute to Anders Nygren. Oxford, 1950. P. 106 (“It was the last doctrinal statement in the East, in which no influence of Western tradition can be detected. It was, in a sense, an epilogue to Byzantine theology”).].

По словам И. Мейендорфа, известного православного теолога и историка церкви, обмен посланиями между Иеремией и тюбингенскими богословами показывает «отсутствие в ту эпоху подлинно общего языка. Иеремия II прямо квалифицировал протестантизм как раскол, порожденный внутренними факторами именно Запада, и не осознавал существа событий, которые привели протестантов к разрыву с Римом»[94 - Meyendorff J. La signification de la Rеforme. P. 123(«l’absence, ? cette еpoque, d’un vеritable language commun. Jеrеmie II considеra ouvertement les protestants comme un schisme intеrieur ? l’Occident et ignora la substance des еvеnements qui les avaient fait sortir de l’obеdience romaine»).].

При этом нужно подчеркнуть, что непонимание было двусторонним: не только православные не видели того, что было самым существенным в доктрине протестантов, но и протестанты не замечали многого, что имело основополагающее значение для православной традиции.

Но почему православные не понимали протестантизм и vice versa? Тут мы подходим к фундаментальному структурному вопросу – вопросу о совместимости самой проблематики протестантизма и конфессиональной специфики византийско-православных традиций.

В данном случае невозможно обойтись без опыта историко-богословских исследований. И. Мейендорф подчеркнул, что православие и протестантская Реформация XVI в. были обращены во многом к совсем разным проблемам и употребляли во многих областях совсем разные богословско-культурные языки. «Непроницаемость» православной культуры для протестантизма «попросту отражает факт, что теологические формулы протестантизма – по крайней мере тогда, когда их рассматривают в свете восточной патристической традиции – прочно зависят от западной, августиновской проблематики» религиозной мысли[95 - Meyendorff J. Op.cit. P. 120 («impermеabilitе… illustre simplement le fait que la formulation thеologique du protestantisme – du moins quand on le voit ? la lumi?re de la tradition patristique orientale – dеpend fondamentalement de la problеmatique occidentale et augustinienne»).]. С другой стороны, пишет Мейендорф, оставляет сильное впечатление конвергенция богословской проблематики протестантизма с самыми фундаментальными темами восточнохристианского патристического синтеза. В особенности, это идея, что «спасительная благодать никогда, ни при каких обстоятельствах не может быть понята как тварная реальность» [96 - Ibid. («Nеanmoins, ont est frappе par convergence de cette problеmatique avec les еlements les plus important de la synth?se patristique. En particlier – l’idеe «que la gr?ce salvatrice ne peut jamais, en aucune circonstance, ?tre considеrеe comme crееe»).]. Лютер и Кальвин интуитивно отбросили идею, что благодать может быть «заслужена» или «распределена» и «передана» теми или иными институтами и лицами. Казалось бы, их интуиция сделала возможным сближение с православной традицией, «которая не оставляет ни малейшего места ни для идеи тварной благодати, ни для идеи человеческих “заслуг” в деле спасения индивида».[97 - Ibid. («C’est l? sans aucune doute une rencontre fondamentale entre eux et l’Orthodoxie, qui ne donne la moindre place ni ? l’idеe d’une gr?ce crееe, ni ? celle d’un “mеrite” humain pour le salut de l’homme»).] И, тем не менее, основы богословия таинств, учения о почитании святых и Богоматери, понимание экклезиологии в протестантизме, унаследовавшем фундаментальные установки богословского мышления от августинизма, были таковы, что подлинный диалог (даже и в рамках полемической логики) между православием и Реформацией оказался невозможен[98 - Ibid. P. 121.].

И. Мейендорф подходил к интересующей нас проблеме как теолог. Прав ли он с точки зрения историка? Т.е. православные и протестанты, жившие в Европе именно в XVI в., – решали ли они вопросы христианской веры в одних и тех же категориях, или нет? И религиозные проблемы, поднятые Реформацией – были ли они релевантны для православной культуры – в том виде, в каком она «переживалась»[99 - Различение между «christianisme prescript» и «christianisme vеcu», благодаря Ж. Делюмо и другим французским историкам, стало одним из центральных принципов европейских историко-религиозных исследований, начиная с 1960-х гг. (см.: Delumeau J. Le Catholicisme entre Luther et Voltaire. Paris, 1971; Idem. Un chemin d’histoire. Chrеtientе et christianisation. Paris, 1981). См. также: Делюмо Ж. Историк и его религия // Французский ежегодник. 2004. М., 2004. С. 56–75.] населением Московской и украинско-белорусской Руси?

Характерный пример «разбуженного» религиозного самосознания рядовых верующих – вопросы, с которыми в конце 1560-х гг. православный горожанин Вильно Иван Зарецкий обратился к старцу Артемию. Он спрашивал: должна ли в христианской церкви совершаться литургия? «Люторы» утверждают, что это – «чары» и что евхаристия («заколение агнцы») есть вещь, противная Богу. При этом «люторы» опираются на послание апостола Павла к евреям. Зарецкий ставил и вопрос об иконопочитании и культе святых: подобает ли почитать иконы и поклоняться им? Можно ли призывать святых на помощь нашему спасению? Имеют ли они дерзновение молить Бога о нас и наших прегрешениях? Отпускаются ли наши грехи по их молитвам?[100 - Послания старца Артемия. Стб. 1273–1274.]

Зарецкому, Артемию и другим современникам Лютера не могло не быть видно и понятно, что многие устремления протестантизма были уже как бы осуществлены в православии – тут нет единого главенствующего центра вроде Рима, церковь никак не претендует на первенство в отношениях с государством, нет целибата, нет схоластики, причащение мирян совершается под двумя видами, Библия переведена на доступный каждому мирянину язык и каждый мирянин имеет право читать и даже толковать Библию; иное, чем в католицизме, место отводится в церкви мирянам… Но были и более сложные вопросы, о православном опыте решения которых протестантам было мало что известно. Это критерии толкования Св. Писания и его соотношения с церковной традицией (преданием), понимание греха, благодати и спасения, понимание святости, особенности православной тринитологии, учения об ипостасях и нетварных энергиях и т.д.

Релевантным примером может быть проблема иконопочитания. Она заняла одно из центральных мест в полемике православных против протестантизма в Восточной Европе в XVI–XVII вв. Почему? Видимо, потому, что для православной мысли (в её развитых формах) теологическим основанием иконы служило учение о Боговоплощении[101 - Озолин Н. Икона // Православная энциклопедия. М., 2009. Т. 22. С. 8–13; Острогорский Г. А. Соединение вопроса о святых иконах с христологической догматикой в сочинениях православных апологетов раннего периода иконоборчества // Seminarium Kondakovianum. I. Praha. 1927. C. 36–48; Его же. Гносеологические основы византийского спора о св. иконах // Seminarium Kondakovianum. II. Praha. 1928. C. 47–51; Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. Коломна, 1997; Булгаков С.Н. Икона и иконопочитание в православии // Булгаков С.Н. Православие. Очерки учения православной церкви. Paris, 1985. С. 297–307; Бычков В.В. Феномен иконы. История. Богословие. Эстетика. Искусство. М., 2009; Евдокимов П. Введение в икону // Евдокимов П. Православие. М., 2002.С. 307–338; См. также: Besan?on A. l’Image interdite. Une histoire intellectuelle de l’icоnoclasme. Paris, 2000 (есть русский перевод: Безансон А. Запретный образ. Интеллектуальная история иконоборчества. М., 1999)]. Соответственно, и отрицание икон могло читаться и часто читалось в контексте православных представлений как покушение на самый фундаментальный догмат христианства. С другой стороны, вся христианская сотериология, экклезиология и антропология неотделимы от учения о Боговоплощении. Поэтому отказ от иконопочитания воспринимался православными не как спор об иконе в её функции «Библии бедных» и не как вопрос о путях трансмиссии вероучительных знаний о, так сказать, технике приобщения христиан к доктрине церкви, но как удар по коренной основе всего христианства.

Иначе дело выглядело в протестантизме, где вопрос об иконопочитании имел периферийное и, так сказать, инструментальное значение[102 - См., например: Deyon S., Lottin A. Les casseurs de l’еtе 1566: l’ic?noclasme dans le Nord. Paris, 1986; Christin O. Une revolution symbolique: l’ic?noclasme huguеnot et la reconstruction catholique. Paris, 1991 ; Payton J.L. Calvin and the legitimation of icons: his treatment of the Seventh Ecumenical Council // Archiv f?r Reformationsgeschichte. 84. 1993. P. 222–241. См. также: Wirth J. Thеorie et pratique de l’image sainte ? la veille de la Rеforme // Biblioth?que d’humanisme et Renaissance. 48 (1986). № 2. P.319–358.]. Поэтому ни православные не понимали, что вопрос об иконах вовсе не центр протестантского вероучения, ни протестанты не понимали, какое значение и смысл иконопочитание имело в православной византийско-славянской культуре.

В целом, обращение к материалам восточноевропейской полемики подтверждает мнение И. Мейендорфа и некоторых других историков церкви[103 - Hering G. Orthodoxie und Protestantismus // Jahrbuch der ?sterreichischen Byzantinistik. 31. 1981. S. 823–874; Wagner O. Reformation und Orthodoxie in Ostmitteleuropa im 16. Jahrhundert. S. 18–61.], что православие и протестантская Реформация XVI в. были обращены во многом к совсем разным проблемам и употребляли во многих областях совсем разные конфессиональные языки. К опыту встречи восточнославянских культур с протестантизмом приложимо заключение И. Мейендорфа об обмене посланиями между немецкими протестантами и патриархом Иеремией: «Итак, встреча состоялась, но состоялся ли диалог? В какой степени были действительно поняты поднятые проблемы? Ни исторические обстоятельства, ни богословский климат не позволили сторонам понять друг друга»[104 - Meyendorff I. Op. cit. P. 125 («Ainsi une rencontre eut lieu, mais auquel point un dialogue? A quel point une rеelle comprеhension des probl?mes envisagеs? Ni les circonstances historiques, ni le climat thеologoque ne permirent alors une comprеhension mutuelle»).].

В этом смысле встреча протестантизма и православия в Восточной Европе XVI в. может быть квалифицированa при помощи довольно строгого понятия современной культурной антропологии как cultural misunderstanding[105 - См., например: Hinnenkamp V. The notion of misunderstanding in intercultural communication // The diversity of intercultural communication / Ed. by J. Dorriots. G?teborg, 2002. P. 55–88; Hartog J. Beyond ‘misunderstandings’ and ‘cultural stereotypes’: Analyzing intercultural communication // Beyond misunderstanding: Linguistic analyses of intercultural communication / Ed. by К. B?hrig and J. D. Thije. Amsterdam, 2006. P. 175–188.], т.е. как такая встреча двух культур (в нашем случае речь идет о двух конфессиональных культурах), в которой система референций и значений одной оказалась не переводима (или не вполне переводима) на язык другой. Эта неспособность понять конфессиональные особенности двух специфических систем религиозных представлений, православной и протестантской, была последствием и выражением существенной асимметрии (найдется ли лучшее слово?) нормативных вероучительных установок. И именно эта асимметричность двух конфессионально специфических систем представлений (может быть, можно сказать, – и двух систем христианской семантики), невнятность для православного сознания центральных вопросов и сомнений, свойственных протестантизму и порожденных типологическими особенностями именно «латинского» христианства, – и есть, как кажется, главный фактор, объясняющий, почему Реформация остановилась на пороге православного мира.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

[Артемий]. Послания старца Артемия. Изд. П.А. Гильтебрант // Русская историческая библиотека. IV (1878) (Памятники полемической литературы в Западной Руси, I). [[Artemiy]. Poslaniya startsa Artemiya. Izd. P.A. Gil’tebrant // Russkaya istoricheskaya biblioteka. IV (1878). (Pamyatniki polemicheskoy literatury v Zapadnoy Rusi, I].

[Будный Cимон]. Катихисисъ то есть наука стародавная христианская от светого писма для простых людей языка русского в пытанияхъ и отказехъ собрана. Несвиж, 1562. [[Budnyy Cimon]. Katikhisis» to yest’ nauka starodavnaya khristianskaya ot svetogo pisma dlya prostykh lyudey yazyka russkogo v pytaniyakh» i otkazekh» sobrana. Nesvizh, 1562].

[Иван Грозный]. «Ответ государев» протестантскому проповеднику Яну Роките. Май 1570 г. Изд. А. Попов // Чтения в императорском обществе истории и древностей российских. М., 1878. Кн. 2. Вып. 1 (=Древнерусские полемические сочинения против протестантов). [[Ivan Groznyy]. «Otvet gosudarev» protestantskomu propovedniku Yanu Rokite. May 1570 g. Izd. A. Popov // Chteniya v imperatorskom obshchestve istorii i drevnostey rossiyskikh. M., 1878. Kn. 2. Vyp. 1 (=Drevnerusskiye polemicheskiye sochineniya protiv protestantov].

[Иосаф]. Послание константинопольского патриарха Иосафа к митрополиту Макарию, 1561 года // Полное собрание русских летописей. Т. XIII. Вторая половина тома. СПб., 1906. С. 334-339. [[Iosaf]. Poslaniye konstantinopol’skogo patriarkha Iosafa k mitropolitu Makariyu, 1561 goda // Polnoye sobraniye russkikh letopisey. T. XIII. Vtoraya polovina toma. SPb., 1906. S. 334-339].