Владимир Иванович Герье: у истоков высшего женского образования

7. Мельгунов С.П. Воспоминания и дневники / С.П. Мельгунов. – М.: Индрик, 2003. – 527 с.

8. Милюков П.Н. Воспоминания (1859–1917): в 2 т. / П.Н. Милюков. – Нью-Йорк, 1955.

9. Письма П.Г. Виноградова к В.И. Герье из Германии (1875 – 1876).

10. Томсинов В.А. Российские правоведы XVIII–XX веков: очерки жизни и творчества: в 2 т. Т. 2 / В.А. Томсинов. – М.: Зерцало, 2007. – 662 с.

11. Цыганков Д.А. Профессор Герье и его ученики / Д.А. Цыганков. – М.: РОССПЭН, 2010. – 501 с.

12. Fisher, H.А. Paul Vinogradoff. A memoir / H.А. Fisher // Collected Papers of Paul Vinogradoff. Vol. 1. – Р. 35.

Внутренний мир Владимира Ивановича Герье (по переписке с А.А. Чичериной)

Иванова Т. Н.,

доктор исторических наук, профессор Чувашского государственного университета имени И.Н. Ульянова

tivanovan@mail.ru

Аннотация: Вводятся в научный оборот письма В.И. Герье к супруге Б.Н. Чичерина Александре Алексеевне. Переписка позволяет восстановить внутренние переживания В.И. Герье по поводу событий его жизни, его оценки политических событий и отдельных деятелей, его отношение к прочитанным книгам. Уточняются факты биографии Герье, его отношение к революции 1905–1907 гг. и к работе в Государственном Совете.

Ключевые слова: В.И. Герье, Б.Н. Чичерин, А.А. Чичерина (Капнист), семья Герье, революция 1905–1907 гг., Государственный Совет, Первая мировая война.

Abstract: The letters of V.I. Gerye to the wife of Boris Chercherin Alexandra Alekseyevna are put into scientific circulation. Correspondence allows to restore the inner experiences of VI Gerye about the events of his life, his evaluation of political events and individual figures, his attitude to the books read. The facts of Herie's biography, his attitude to the revolution of 1905-1907 are specified. and to work in the State Council.

Keywords: V.I. Guerrier, B.N. Chicherin, A.A Chicherina (Kapnist), the Guerrier family, the revolution of 1905-1907, the State Council, the First World War.

В современной исторической науке особое внимание уделяется изучению конфликтов в научной среде. Личность Владимира Ивановича Герье (1837–1919) дает большой простор для подобных исследований [6, с. 8–9; 8, с. 178]. На основе позднейших, написанных в эмиграции, мемуаров его учеников (А.А. Кизеветтер, П.Н. Милюков и др.), которые в свое время по разным поводам вступали в конфликт с В.И. Герье, делаются самые нелестные выводы о его личности, предопределившие, к сожалению, появление необъективной оценки ученого, так много сделавшего для российского образования, науки, местного самоуправления и благотворительности.

Цель данной статьи – попытаться раскрыть внутренний мир В.И. Герье в его эмоциях, переживаниях, сомнениях, чувствах и принципах, опираясь на его письма. Проблема этичности вынесения личных писем на научное обсуждение долгое время останавливала нас от их публикации. Однако письма содержат целый ряд новых фактов биографии, высказываний Герье о политических событиях, государственных деятелях, ученых, и, главное, позволяют с иной стороны посмотреть на личность этого человека, что будет способствовать его более объективной оценке.

Рис. 1. Портрет А.А. Чичериной

В Государственном историческом архиве РФ хранится комплекс писем В.И. Герье к Борису Николаевичу и Александре Алексеевне Чичериным. Мы обратились к нему, ожидая увидеть переписку двух сподвижников. В.И. Герье и Б.Н. Чичерин были коллегами по Московскому университету, соавторами известной книги об общинном землевладении [Герье 1878], вместе работали в Московской Городской Думе [5, с. 158-168]. Однако из более чем 170 писем лишь пять адресовались Борису Николаевичу, а остальные – его супруге. Потребовалась большая работа по их обработке, ибо письма не систематизированы, некоторые без даты, многие находятся в неудовлетворительном состоянии. Самое раннее письмо датировано 1865 г., самые поздние (не датированные) мы, исходя из анализа содержания, относим к 1916–1917 гг.

Возможно, сохранились не все письма Герье к Б.Н. Чичерину. Так, в фонде Герье хранятся более 40 писем Б.Н. Чичерина к Владимиру Ивановичу [3, ед. хр. 63, 66, 67]. Вызывает вопросы и тот факт, что в личном архиве В.И. Герье, формированием которого занимались его дочери, сохранилось всего11 писем А.А. Чичериной к В.И. Герье [Там же, ед. хр. 74]. Анализ переписки демонстрирует активный диалог корреспондентов, и писем должно было быть намного больше. Уже высказывалось предположение, что при формировании фонда дочери Герье, отбирая письма отца, изымали отдельные по разным соображениям [7, с. 283].

Анализ личных взаимоотношений корреспондентов важен для понимания того, кому и почему сообщал о себе откровенные сведения В.И. Герье. В одном из писем к А.А. Чичериной он объясняет свою искренность тем, что это «случай сделать несколько интересных психологических наблюдений, но я не имел времени анализировать самого себя, хотя это весьма полезно и необходимо» [2, л. 108 об.].

Александра Александровна Чичерина (1845–1920), в девичестве Капнист, была родной сестрой однокашника Герье по Московскому университету, его «товарища юности» [Там же, л. 225] Дмитрия Алексеевича Капниста и Павла Алексеевича Капниста, попечителя Московского учебного округа. В.И. Герье познакомился с А.А. Капнист в феврале 1865 г., во время пасхальных праздников в Риме, когда находился в своей первой зарубежной научной командировке.

Анализируя содержание всего комплекса писем, можно выделить несколько этапов полувековых взаимоотношений Владимира Ивановича и Александры Алексеевны. Во время их первой встречи В.И. Герье находился в подавленном состоянии. В 1860–1861 гг. он давал уроки воспитаннице и племяннице А.В. Станкевича Евдокии (Авдотье) Ивановне Токаревой (рис.2) [Прим. авт.: Близкие люди звали Евдокию Авдотьей, а В.И. Герье – Душой. В зависимости от контекста в статье используются все три имени]. «В первый раз в моей жизни на горизонте промелькнула мысль о женитьбе» – писал он позже [Там же, 108 об.]. Однако к моменту его отъезда заграницу в 1862 г. семья Станкевичей, по мнению мнительного В.И. Герье, дала ему понять, что он нежелательный жених для Авдотьи. Неудачным оказалось и посредничество его друга Г.И. Кананова, который по его поручению, в 1864 г. пытался поговорить с девушкой о нем: «Я был уверен, что она любит другого, и был в отчаянии» [2, л. 109].

Рис. 2. В.И. Герье с супругой Евдокией Ивановной и внуком Сергеем Матвеевым. Август 1902 г.

Знакомство с Александрой пробудила в душе молодого человека новые надежды. Позже он оценивал это событие, как «встречу в жизни с ангелом небесным, посланным в утешение» [Там же]. Через всю жизнь он пронес особые чувства к пасхальным праздникам, которые всегда напоминали ему их первую встречу в Риме, «когда Вы сами были олицетворением расцветающей пасхальной весны» [Там же, л. 75]. Но молодой человек осознавал, что бедный сирота, без званий и богатства, не пара красавице-аристократке.

Чувства Владимира к Александре сохранились на всю жизнь, перейдя в духовную близость. Он называет ее сестрой, другом, родственной душой. И, судя по письмам, Александра поддерживала его в трудные минуты. «В последние годы, когда тоска и отчаяние так часто овладевали мною, только Ваше участие поддерживало мои силы, заставляло меня любить жизнь, и переписка с Вами была моим главным утешением», – пишет он в 1867 г. [Там же, л. 6]. И еще одна многозначительная фраза: «Я думаю, что кроме Вас, никто за меня не молится» [Там же, л. 164].

Новый этап отношений начинается в 1867 г., после женитьбы В.И. Герье на Е.И. Токаревой (она была дальней родственницей Александры, ее «милым другом детства» [3, ед. хр. 74. л. 11]. В письме от 12 июня 1867 г., которое можно считать исповедью, содержится описание любви и сватовства Владимира к Авдотье [2, л. 108–110 об.]. Уже после свадьбы, которая состоялась в поместье Станкевичей Курлак 27 августа 1867 г., Герье пишет в ответ на поздравление Александры: «Я могу взамен только одного пожелать, того, что я давно для Вас желал – такого же счастья, какое я нашел в любви и семейной жизни» [Там же, л. 163]. Однако переписка не прекращается, более того, Герье продолжает сообщать Александре о всех подробностях семейной жизни [Там же, л. 246]. Описывая первые дни после женитьбы, Герье пишет: «Для семейного счастья нужно столько условий, о которых прежде не думаешь, тут играют важную роль столько мелочей, которые прежде остаются незамеченными. Новые родственники, характер, вкусы и привычки другого лица, свой собственный характер и такие оттенки его, о которых прежде сам ничего не знал» [Там же, л. 163 об.].

В 1871 г. А.А.Капнист выходит замуж за Б.Н. Чичерина. Две молодые семьи начинают «дружить домами». Семейство Герье приезжает на лето в поместье Чичериных Караул. В поместье Станкевичей Курлак возник замысел книги двух ученых об общинном землевладении в России [5, с. 159]. В Москве Чичерины посещают дом Герье [2, л. 97]. К этому времени относится сохранившаяся переписка Евдокии Ивановны и А.А. Чичериной [2, 209 л.]. Письма самого Герье к Александре Алексеевне этого периода содержат больше информативных сведений, чем эмоциональных высказываний. В письмах неизменная просьба передать привет Б.Н. Чичерину, рассказ о семейных событиях, рождении детей, болезнях, поездках. Не акцентируя внимание на своих чувствах к супруге, он всегда неизменно хвалит ее: «У Души очень хороший глаз, и она после меня всегда находит опечатки или пропуски запятой» [2, л. 71 об.]. Однако Владимир Иванович продолжает советоваться с Александрой Алексеевной: «Ваши всегда обдуманные советы для меня имеют большое значение» [Там же, л. 38].

В феврале 1904 г. умирает Б.Н. Чичерин и письма Владимира Ивановича к его вдове становятся более частыми, содержат слова поддержки и сострадания. В апреле 1905 г., в тяжелое время, когда Герье прекращает преподавание в Московском университете, а занятия на Высших женских курсах отменяются из-за революционных волнений, он, по совету жены, находящейся за границей, отправляется в поместье к Александре Алексеевне. В письмах к супруге он подробно рассказывает о своей поездке, самочувствии А.А. Чичериной, дает оценки деревенской жизни [4, ед. хр. 426. л. 1–6].

5 октября 1914 г. умирает Авдотья. Именно Александре Алексеевне Владимир Иванович первой сообщает трагические подробности смерти жены, делится с ней своим горем [2, л. 67–67 об.]. Письмо, датированное самим днем смерти Авдотьи, сохранилось в плохом состоянии. Судя по очень неразборчивому почерку, обрывистости мыслей, Владимир Иванович писал его в волнении, в несколько приемов (имеется приписка от 6 октября). Постигшее его горе он оценивает, как «конец исполнившихся надежд» [Там же, л. 214 об.]. По сути, это письмо можно оценить, как необходимую в тот час для него исповедь с целью облегчить душевные страдания. Таким образом, не дочери и родные, а именно Александра Алексеевна была для него в тот момент самым близким человеком. Часть листа письма оборвана, при этом именно там, где должны были находиться подробности обнаружения тела. Возможно, это было сделано Чичериной. Описания подробностей смерти в семье Герье были табуированы, но, судя по всему, у Авдотьи Ивановны произошел сердечный приступ (возможно, инфаркт или инсульт), падая, она опрокинула на себя горящую керосиновую лампу и сильно обгорела. В.И. Герье корил себя за то, что в тот момент она была дома одна, «чего я себе простить не могу» [2, л. 67–67 об.]. В письме на 40-й день смерти он пишет о воспоминаниях, «которые вызывают сожаления об упущениях или недостаточно использованных случаях для содействия спокойствию и счастью». Он сетует, что «в этих случаях раскаяние не помогает и не снимает гнетущего чувства» [Там же, л. 235–235 об.].

С конца 1914 г. наступает новый этап переписки. В.И. Герье пишет письма А.А. Чичериной практически еженедельно. Эти подробные письма, по сути, заменяют ему дневник. 19 августа 1916 г. он отмечает: «Ваши письма для меня как солнечный свет, дают жизненную силу» [Там же, л. 169]. В другом письме, обращаясь к Александре Алексеевне, он приводит цитату Л.Н. Толстого: «Знаете ли Вы, что значит любить близкую Вам душу? Не человека, а душу его… это несравненно сильнее всякой земной любви» [Там же, л. 13–13 об.].

Трудно оценить чувства Александры, так как ее ранние письма к Герье не сохранились. В последние годы она вспоминает о «многолетних связях, сотканных из дружеских чувств и воспоминаний о прошлом». Обращаясь к Владимиру Ивановичу, она пишет: «Мы с Вами очень старые друзья – остались доживать век – поддерживая и ободряя один другого» [3, ед. хр. 74. л. 1, 14]. Для Владимира Ивановича отношение к Александре Алексеевне было чем-то более значимым, но никогда не выходило за рамки платонических чувств [2, л. 142]. Она была для него исповедником, которому он поверял тайны души, не раскрываемые даже перед родными. Переписка обрывается внезапно, возможно, по причине плохой работы почты в 1917 г.

Каким же предстает внутренний мир Герье по этим письмам? «Я с детства чувствовал около себя пустоту, потому что у меня не было лица, к которому я мог бы питать братское расположение и нежность. У меня большая способность к братской любви, но эта способность даром пропала, потому что у меня не было сестры, на которую я мог бы перенести мой богатый запас братской любви, накопившейся за столько лет», – пишет он [2, л. 219]. Владимир остался круглым сиротой в 12 лет. Его младший брат Иван был глухонемым и всю жизнь проработал цеховым Московского кузнечного цеха [4, ед. хр. 241. л. 6]. Несмотря на то, что Владимир заботился о младшем брате, а затем опекал его дочь Лидию, свидетельств душевной близости между братьями нет. Судя по письмам, в глубине души В.И. Герье переживал свое сиротство, и смутные воспоминания о родителях ранили его душу. Скорбя о смерти жены, он пишет о навязчивых, мучительных, гнетущих воспоминаниях, «что я испытал и при утрате других близких мне лиц – с самого детства» [2, л. 235].

Герье осознает свою излишнюю мнительность: «Есть такая несчастная натура, которая во всем находит повод к страданиям. То, что для других бывает источником счастья, им дает толчок мучениям. Вместо того, чтобы наслаждаться настоящим и [иметь?] инстинктивные надежды на будущее, они боятся будущего и не чувствуют настоящего» [Там же, л. 109]. Он был неуверен в себе и боялся быть превратно понятым окружающими. Вспоминая о первом знакомстве с Авдотьей, он пишет: «Я был тогда очень скромен, но при этом горяч и боялся мысли, что меня могут отвергнуть» [Там же, л. 108об.]. Любопытны его мысли о различиях женской и мужской любви: «Женщины добрее, они любят, кажется более про себя, так сказать. Но мужчины в любви эгоисты. Они хотят, во что бы то ни стало достигнуть своей цели. Если их любовь искренняя и натура их сильна и способна к увлечениям, любовь становится задачей их жизни, как будто в их жизни уже нет других задач» [Там же, л. 109 об.–110].

Степень страстности натуры Владимира Ивановича можно оценить по его письмам к Авдотье Ивановне, написанным непосредственно перед свадьбой, где содержатся десятки поэтических эпитетов, обращенных к невесте [3, ед. хр. 9. Л. 1–45]. Семейная жизнь складывалась благополучно, в браке родились три дочери (Елена, Ирина и Софья) и сын Александр, умерший молодым, в 1893 г. Н.П. Корелина писала: «Семья Герье всегда представлялась мне идеалом настоящей хорошей семьи; меня восхищало близкое духовное общение мужа и жены, их глубокое взаимное уважение; взаимная помощь в работе, их любовное, заботливое отношение к детям, без излишнего неразумного баловства» [3, ед. хр. 16. Л. 8].

Однако в письмах к Александре Владимир Иванович отмечает, что его любовь к Авдотье была мучительная, «вследствие сдержанного, серьезного характера моей Души» [2, л. 109 об.]. Действительно, анализируя семейную переписку Герье, невольно обращаешь внимание на различие между его пространными, полными поэтических оборотов письмами к жене и более сдержанными письмами Авдотьи Ивановны к мужу, в которых основное внимание уделяется описанию происшедших событий [6, с. 113]. Таким образом, «железный телом и духом человек», как называл его А.А. Кизеветтер, в своей переписке предстает ранимым, скромным, страдающим от недостатка тепла человеком, вынужденным в обыденной жизни подавлять свои эмоции.

По письмам Герье можно понять его отношение к дочерям и внуку. Старшая дочь Елена (в семье ее звали Лёля), пожалуй, самая ответственная и инициативная. С 1898 по 1917 гг. она на общественных началах работала в Училищной комиссии при Московской Городской Управе. С началом Первой мировой войны, по словам Герье, «Лёля поглощена своим лазаретом, школами и политическими новостями» [2, л. 113 об.]. Он сетует, что дочь «с раннего утра исчезает в лазарете городском, где она состоит попечительницей и возвращается так поздно, что мы ее не видим» [Там же, л. 191]. Кроме того, Елена создала специальную городскую мастерскую, которую Герье называл «Швейный комитет». Он пишет: «Лёля в Москве усердно работает по целому ряду городских и патриотических учреждений и привозит из города новости, распространяемые разными поднявшимися метеорами, хотя, например, братья Гучковы» [Там же, л. 121].

Младшая дочь Софья только в декабре 1913 г., после окончания Генуэзского университета, переехала в Россию. Она огорчала отца своим отказом от замужества. «Грустно мне за Соню – не только потому, что она оттолкнула – как я должен полагать – свое счастье, но потому, что в ней заметна перемена, которая меня беспокоит. Она утрачивает свою бодрость и жизнерадостность и слишком много задумывается над жизнью» [2, л. 153–154 об.], – пишет он в 1902 г. Он не одобряет ее увлечение теософией [Там же, л. 119, 216 об.].

Более теплые отношения складываются у Герье со средней дочерью Ириной, которую дома звали Ока. В 1898 г. она вышла замуж за рязанского помещика Николая Дмитриевича Матвеева, в браке родился единственный внук Герье Сергей. В 1902 г. Н.Д. Матвеев умирает и воспитанием внука занимается Авдотья Ивановна, так как Ока часто болеет. Игры с внуком радуют Владимира Ивановича: «Он ласковый, живой и любознательный ребенок, и так как только я могу доставить ему некоторые удовольствия – бегать с ним и подбрасывать его, что он называет “летать”, то мы очень сблизились» [Там же, л. 153]. В последние годы жизни Ока жила в доме отца и, в отсутствии вечно занятых Елены и Софьи, Владимир Иванович больше общается с нею. Он пишет, что часто остается с ней вдвоем: «И я стал очень ценить ее характер и душевные качества» [Там же, л. 138]. Они вдвоем читают послания апостола Павла и беседуют о них [Там же, л. 121 об.]. Однако Ока постоянно болеет. О глубокой связи отца и дочери свидетельствуют трагические события 1919 г. 7 июля 1919 г. Ирина умерла, и ровно через 40 дней, 17 августа скончался В.И. Герье.

Таким образом, несмотря на то, что после смерти жены Владимир Иванович жил в окружении дочерей, необходимость в доверительном общении с Александрой Алексеевной только усилилась. В письмах к А.А. Чичериной содержатся и уникальные сведения о фактах биографии Герье. Это описание его занятий в Риме и в Париже в 1865 г. [Там же, л. 1–3 а], о путешествиях по Рейну и Швейцарии [Там же., л. 192–193]. Он рассказывает Александре о своей вступительной лекции в Московском университете, состоявшейся 2 октября 1865 г., на которой присутствовал ее брат П.А. Капнист [2, л. 231]. С Павлом Алексеевичем связано еще одно письмо от 21 февраля 1895 г. В.И. Герье отвечает на обвинения Александры в том, что он, якобы, выступил против П.А. Капниста (в то время попечителя Московского учебного округа). В ходе студенческих волнений в декабре 1894 г. Герье стал инициатором петиции московских профессоров против чрезмерных репрессий властей по отношении к студентам. В письме к А.А. Чичериной он пишет: «Я очень неохотно взял тогда на себя председательство в собрании профессоров <…>. Но в виду моего старшинства я не мог от этого отказаться, не давая дурного примера и не подрывая веры в профессоров и студентов, которым она так необходима. Я при этом принял меры, чтобы профессорское заявление не имело характера демонстрации против попечителя, и с этой целью виделся с Павлом Алексеевичем, говорил с ним и был готов сделаться посредником» [Там же, л. 31об.–32].

В письме от 3 марта 1904 г. он сообщает о намерении идти добровольцем на русско-японскую войну или в Красный Крест [3, л. 38–38 об.]. Еще одно письмо от 30 августа 1904 г. рассказывает о нелегкой участи В.И. Герье на посту директора Высших женских курсов: «Пришлось разобрать 1063 прошения, выдерживать натиск плачущих дев и недовольство родителей, а с 1 сентября соберутся слушательницы старших курсов с разными требованиями и претензиями. Явятся и недовольные преподаватели: тому нужно расширение его кабинета, другому – приглашение ассистента: все думают только о себе, а мне приходится одному против всех отстаивать общий интерес. Притом самая организация и разграничение полномочий у нас не выработаны, что увеличивает недоразумения» [2, л. 151–151 об.].

Письма 1905 г. позволяют понять причины, по которым В.И. Герье, выехав за границу на лето, не вернулся к открытию занятий на ВЖК. Некоторые исследователи упрекали Герье в том, что он просто «бежал от революции». Восстановим хронологию событий по письмам. 29 мая 1905 г. Герье с Еленой едет в Германию, где проходят лечение его супруга, Ирина и внук Сергей [2, л. 100]. 20 июня 1905 г. он пишет Александре Алексеевне: «Я заболел в Варшаве и из вагона в Берлине попал в санаторий, где провел все это время. <…> Лечивший меня врач настаивает, чтобы я не возвращался в Россию и отдыхал бы год за границей». У Герье в это время частые «сердечные припадки, боль в левом боку» [Там же, л. 249]. 28 августа 1905 г. он сообщает: «Моя судьба решена – берлинским профессором и моей женой – меня не пускают в Москву <…>. Таким образом, я – на этот раз против желания – исполню Ваше желание и оставлю свою “несносную” деятельность на курсах» [Там же, л. 179 об.]. Герье присылает прошение об отпуске. Но 6 октября 1905 г. совет Высших женских курсов, без всякого согласования с их основателем, избирает директором В.И. Вернадского, а после его отказа – С.А. Чаплыгина. Герье с горечью пишет в воспоминаниях: «Так приглашенные лично мною профессора лишили меня всякой связи с основанными мною курсами» [9, с. 242]. В 1916 г. он с сожалением вспоминает о последних экзаменах, которые принимал на Высших женских курсах в мае 1905 г.: «Жаль, когда привычная деятельность сокращается» [2, л. 63].

В письмах к А.А. Чичериной Владимир Иванович дает характеристики целому ряду политических деятелей, формирует свое отношение к революции, к работе Государственной Думы и Государственного совета. В мае 1905 г. он восклицает: «Но отчего у нас древо познания порождает такие скороспелые и кислые плоды?» [Там же, л. 78–78 об.]. Сравнивая Великую французскую революцию с событиями в России 1905–1907 гг., он сетует: «Сколько общих иллюзий, сколько дикости и преступлений снизу. Особенно поражает своею аналогиею безумный союз политических фантазеров с политическими негодяями» [Там же, л. 150]. Герье не согласен с «мистическим отношением» к террористам у А.А. Чичериной и отмечает: «…Наши террористы гораздо более дики, и Вы их лично не знаете и не можете вообразить, до какой степени фанатизм, соединенный с невежеством, вытравили в них – если оно и было – всякое человеческое чувство» [2, л. 87 об. 88].

Историк негативно оценивает работу I Государственной Думы: «Я всегда опасался, что у нас найдется слишком мало людей для конституционной монархии, не говоря уже о парламентарной, какую желают кадеты. Меня разочаровал также происходящий в Москве съезд Союза 17 октября. Гучков и, в особенности, Стахович наговорили очень много лишнего и неуважительного, не упоминая даже других. Стахович мне и прежде представлялся более актером, чем политиком, но Гучков искренний, честный и дельный человек, а как был бестактен. Боюсь, что Шипов окажется вождем без войска» [Там же, л. 206–206 об.].

22 мая 1911 г., за три месяца до гибели П.А. Столыпина, он рассказывает о негативной реакции членов Госсовета на его появление: «Едва ли эта неприязнь скоро уляжется, и я очень боюсь, что она осенью разразится каким-нибудь неприятным исходом» [3, л. 102]. В.И. Герье позитивно оценивал аграрную реформу Столыпина. По его мнению, «личная предприимчивость и настойчивость крестьян необходимы для улучшения сельского хозяйства» [6, с. 317.]. В этой связи интересны его наблюдения за жизнью подмосковных крестьян: «Беспечность и лень их удивительны. Ни у одной крестьянки нет кур, и яйца приносят из другой деревни. Ни одна не позаботится завести маленький огород, хотя для того, чтобы продавать дачникам овощи и нажить несколько грошей. <…> А между тем при малейшем старании и усердии они могли бы жить отлично и скоро разбогатеть» [2, л. 157 об.].

Став членом Государственного совета по назначению императора, В.И. Герье поначалу вдохновляется. Однако вскоре пишет: «Я очень разочаровался в политической способности моих коллег. Повторилось то, что было в 1906 г.: собралось много хороших людей [Прим. авт.: здесь и далее подчеркнуто – В.Г.], но плохих музыкантов, т.е. политиков. Слишком глубоко укоренилось мнение, что хороший человек должен, прежде всего, быть в оппозиции к правительству, и что всякое отступление от этого правила непростительно» [2, л. 187]. Поездки на сессии его тяготят: «Мрачный, холодный Петроград и молчаливые коридоры Европейской гостиницы» [Там же, л. 158], длинные речи, «половину из которых нельзя было расслышать вследствие плохой акустики», «весьма некстати задуманные и неудачно сформулированные предложения» [Там же, л. 114]. В другом письме: «То, что там говорят, мне очень не нравится. Это чистая демагогия, особенно в Государственном Совете она не уместна» [Там же, л. 27 об.–28].

В письмах много упоминаний о А.Ф. Кони и С.Ю. Витте [3, л. 104, 114–115, 188–189]. Несколько неожиданный комплимент В.И. Герье делает П.Н. Милюкову, с которым не ладил с 1892 г.: «Обратите внимание на речь Милюкова 3 августа в ответ новому министру внутренних дел кн. Щербатову. Я знаю Милюкова почти 40 лет и считаю его во многих отношениях вредным человеком, но на этот раз и в первый раз мне пришлось пожалеть, что не он на месте кн. Щербатова» [2, л. 159].

В.И. Герье был потрясен начавшейся Первой мировой войной, что привело к глубокому разладу в душе ученого [6, с. 337]. Он пишет: «Мне представляются те тысячи полуголодных, прозябших людей, стоящих друг перед другом с злобой и ненавистью в сердце и не имеющих другого выхода из своего бедствия как истребление врагов. Как жалко становится тогда человечество, жалко в обоих смыслах этого слова» [2, л. 228]. В это время он продолжает заниматься делами Московского попечительства, на которое «возложено поручение выдавать казенный «паек» семьям призванных на службу» [Там же, л. 191]. Вскоре к этому добавится забота о беженцах: «Теперь я удручен беженцами. Удручен вдвойне – жалостью к тем, которые так жестоко пострадали и назойливостью тех, которые слишком требовательны. Какая это глубокая рана в жизни России. Не скоро она заживет с ее последствиями» [Там же, л. 18–18 об.]. В 1916 г. в Москве начинаются перебои с подвозом продовольствия и народные волнения. В письме от 15 июня он пишет: «У нас творились в Москве совершенно дикие дела. Дикие со стороны толпы, творившей их, и дикие со стороны властей, их допустивших» [2, л. 117].

В анализируемой переписке присутствует еще один, важный для исследователей творчества В.И. Герье, пласт. Практически во всех письмах видна позиция ученого, исследователя. Он рассказывает о книгах, которые сам прочел и рекомендует их Александре Алексеевне, дает характеристику известным историкам и писателям, делится своими творческими планами. Корреспонденты обсуждают Г. Бокля [Там же, л. 85], Ф. Гизо [Там же, л. 3а], В. Гумбольдта [Там же, л. 4а], И.Тэна [Там же, л. 208 об.]. Между корреспондентами завязываются дискуссии о творчестве Ж.– Ф. Ренана [Там же, л. 21–21 об.]. Рассуждая об Августине и Иннокентии III [Там же, л. 5], о Таците и истории христианства [Там же. Л. 9 об.], Франциске и Льве Толстом [Там же, л. 133, 162], ученый неоднократно возвращается к сравнению католицизма и православия. Лютеранин по крещению, он высоко оценивает духовность православия [Там же, л. 125 об.]. Еще в 1865 г., давая советы Александре, как следует изучать историю, он советует ей ближе познакомиться с личностями какой-либо определенной эпохи: «При близком знакомстве исторические личности отделяются от серого фона прошедшего, преображают плоть и кровь и оживают перед нами; вопросы, занимавшие их, становятся и для нас интересны, и мы переживаем вместе с ними одну из эпох в жизни человечества» [Там же, л. 194].

По переписке определяется характер взаимоотношений Владимира Ивановича с его друзьями Г.И. Канановым, С.А. Рачинским, С.Н. и П.Н. Чичериными и др. Кроме того, можно восстановить практически все адреса, по которым жил В.И. Герье в Москве: сначала – Газетный переулок на углу Тверской, дом Шоблыкина; затем – Большой Толстовский переулок, дом Бородаевского. Сразу после свадьбы молодая семья Герье снимает квартиру на Арбате, д. 36, а затем покупает небольшой деревянный особняк (Гагаринский переулок, д. 20).

Оценивая значение проанализированного в статье источника, отметим, что письма В.И. Герье к А.А. Чичериной были не просто формой коммуникации между близкими людьми, а письмами-исповедью, письмами-дневником. Стоит учитывать субъективность этого эпистолярного источника, желание Герье выглядеть достойно в глазах уважаемого им человека, стремление оправдать себя за те или иные поступки. Поэтому, характеризуя внутренний мир В.И. Герье, мы должны принимать во внимание более широкий круг источников: его труды, воспоминания, письма к коллегам и даже свидетельства его недоброжелателей. Ведь самооценка человека и оценка его окружающими никогда не совпадают полностью. Однако важнейшей составляющей при определении роли В.И. Герье является совокупность его реальных действий и поступков, ни одно из которых нельзя назвать постыдным.