Печальник

– Что, Василий Петрович,– спросил Игнат у Следчего. -Ум за разум заходит?

–А?– растерянно переспросил Василий.

– Вот и у меня заходит,– Полицместер кивнул и вытряхнул табак на землю.

Он сунул трубку во внутренний карман сюртука. Илия говорил несвязно и путанно, а когда Игнат попытался что-то переспросить – запустил в того дырявым валенком.

–Ты хоть что-то понял?

–Понял только, что это всё от лукавого, – Следчий сунул лапку за пазуху и прижал её ладошкой.

– От дурак,– послышалось со спины. – Я ж тебе русским языком сказал – ничейные они!

Илия с ведьмой вышли из-под дерева. Старичок тащил на спине дерюжный мешок.

– На-ка, соколик,– Вещеватель сунул мешок Следчему. – Помоги дедушке…

Василий скривился, взваливая на спину ношу. Мешок был по-видимому тяжел. Кривая и Старик пошли впереди, ведя беседу, обрывки которой долетали до чиновников:

– Ужо скоро…знаешь? – Зинаида жевала травинку, сорванную на полянке.

–Угу.

–И что думаешь делать?

Илия обернулся через плечо, поглядел на Следчего и Игната.

–Вон тот нравится,– кивнул на последнего.

– Неее,– проскрипела Кривая. – Французский насморк, – прибавила шепотом.

– Тьфу! Срамота!

Игнат покраснел, покосился на Василия. Тот видимо не обращал внимания, тяжело ступая под гнётом своей ноши.

–Ну это ничего,– продолжил Вещеватель. – Может мои и сами когось украдут мне на замену…

–Удобно,– кивнула Кривая. – К НИМ-то грехи не липнут!

Она рассмеялась.

–Слыхала, недавно у Липнёвки Нероду видели?

– Да ты что?! К тебе не наведывалась?

–Так а чего ей у меня делать? У меня же все парни…

Следчий скрипел зубами и пыхтел. От натуги его ввалившиеся щёки покрылись красными пятнами.

– Сколько еще? – цедил Василий сквозь зубы.

– Недалече, сынок,– Илия глянул на того через плечо.

Старик завёл их в непроходимую чащу. На сколько хватало глаз – вокруг одни ели, одна неотличима от другой.

–Ставь мешок, помощничек,– разрешил старик. – Соколики, погладите-ка, – он обвёл рукой деревья вокруг.

Следчий и Полицмейстер обернулись вокруг своей оси.

–Сможете отыскать дорогу обратно? – Илия Евлампиевич сложил руки на груди.

–Нет, – покачал Игнат головой. – Чащоба…

Вещеватель довольно кивнул. Он легко поднял мешок, развязал горловину и вытряхнул из него всего одну, свёрнутую трубочкой скатерть. Следчий выпучил глаза, тем временем Илия деловито расстилал на опавшей хвое тряпицу.

–Так, сынки, прикройте уши,– велел старик, распрямившись.

Игнат зажал уши ладонями, а стоящий в недоумении Следчий не шевельнулся. Илия Евлампиевич тем временем стянул с ног лапти и портянки, встал босой на землю у расстеленной скатерти.

– Закрой уши! – гаркнула Кривая на Следчего.

Илия Евлампиевич сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, будто бы расширяя потенциал лёгких. Присел на корточки, и стал втягивать в себя сырой лесной воздух. Долго, со свистом, которого Следчий и Игнат не слышали. Через несколько минут всё тело Вещевателя стало раздуваться как воздушный шар, он медленно выпрямлялся под воздействием набираемого внутрь воздуха. Наконец старик стал похожим на раздутый бурдюк с задранными кверху негнущимися руками.

Илия сжал губы, чтобы не потерять ни сколько воздуху, а затем резко раскрыл рот, с басовитым «Ваааа».

Под ногами от крика старика завибрировал настил, ели под натиском выпускаемого воздуха стали гнуться, волноваться. Когда же Илия Евлампиевич кончил он сделал знак провожатым, чтобы отняли от ушей ладони. На скатерти под его ногами стали проступать чернильные узоры:

Вначале разбежались ручейками, а затем слились в причудливый рисунок мыши с оленьими рогами.

– Хых, – довольно хмыкнул Илия. – Да, давненько не видал тебя, сынок…

– Кто? – Зинаида в нетерпении пританцовывала подле скатерти.

– Гир.

3.

Далее стояли молча. Стояли долго. Изо рта у Игната Мироновича и Следчего парило, оба кутались в сюртуки и растирали озябшие плечи. Зинаида и Илия глядели в чащу, холод их по-видимому вовсе и не волновал, как и опускающиеся на макушки вековых сосен чернила.

Под закатный багрец зашевелились притихшие до того момента деревья. Застонали, заскрипели корой, вспугивая лесную птицу. Побежало из чащи зверьё, потревоженное шевелением сосен. Те вдали расступались, отползали, шевеля корнями, будто спруты, поднимали лесной настил так, что многоногая нечисть и гады, выгнанные из нор единым потоком текла, поблёскивая в потёмках хитином.

Довольны были лишь вышедшие аккурат в это время на охоту лесные ежи, которые вот-вот должны были залечь в зимнюю спячку. Вообще Берёзовские чащи славились своими бесстрашными ежами, которые бывало забредали и в дома селян, утаскивая из гнёзд гусят, курят и даже котят. К тому же ежи тут водились невиданные. Уж больно были крупны тут ежи. Потому любили останавливаться на побывку в осеннюю пору таборы французских цыган. Они ловили отожравшихся на зиму ежей и пекли их в глине на костре, добавив в тушку репейник и щавель.

Гады, мыши и многоножки бежали от внезапно оживших деревьев, а крупные, колючие хищники бежали за ними, на ходу выбирая себе лакомство пожирнее.

Наконец всё стихло и в образовавшейся прогалине показался дрянного вида мужичонка. Пришелец был одет в одно лишь исподнее: порты и выпущенную грязную рубаху. Был он бледен и худ, будто болел чахоткой, с такими же полнокровными красными губами. Волосы тёмно-русые, в прорези рубахи виднеется бурый пушок, ноги босые. Мужичонка шел пошатываясь, будто бы не держала его земля, несколько раз тянуло его в сторону, он пытался уцепиться за дерево, чтобы не упасть, но деревья отползали от него, скрипя ветвями.

Илия Евлампиевич дрожал от нетерпения. Лесной гость подошел к расстеленной тряпице, встал против Вещевателя и все присутствующие почуяли исходящий от мужчины застарелый перегар, чем по-видимому и было вызвано его нездоровье.