Ночное дежурство

– Уилф, пожалуйста, позвони на двенадцатый телефон. Уилф, на двенадцатый телефон.

Телефона в комнате для персонала нет. Конни глядит на него с прищуром, в котором угадывается то же выражение, каким они наградили его вместе с Джил. Пока он возится с телефоном Рея, то едва не сбивает с монитора значок «Манчестер Юнайтед».

– Ты чего хотел, Грэг?

– Ты ведь уже спускаешься? Сейчас перерыв у Ангуса, но ты ведь знаешь Ангуса. Он не хочет сам тебя беспокоить.

– Но ведь мое время еще не кончилось? – спрашивает Уилф у Конни.

– С ходу я не могу сказать, надо посмотреть в журнале. Ты сам должен следить за временем.

А он всего лишь пытался с ней помириться. Уилф бросает взгляд на часы, намереваясь при ней сказать Грэгу, что он ошибается, только тот не ошибается. Уилф провел почти целый час, сражаясь с одним-единственным абзацем. Кажется, что мозг съежился, став меньше, чем у ребенка, внутри этого бесполезно огромного черепа, и отчаянно пытается спрятаться там, не рискуя произнести следующее слово.

– Так что же мне передать Ангусу?

«Передай, чтобы в следующий раз звонил сам, и, мне кажется, ты сам мог бы сказать ему об этом». Все это, и даже больше, Уилф оставляет при себе, вместо того выпаливая вслух:

– Я уже спускаюсь.

Он почти успевает выйти из кабинета, когда Конни спрашивает:

– Тебе удалось рассортировать книги в своей секции, Уилф?

– Какого сорта… в смысле, как рассортировать?

– Когда я в последний раз искала там книгу для покупателя, стеллаж выглядел как-то небрежно.

Вовсе он не выглядит небрежно. Уилф все аккуратно расставил вчера вечером, у него даже осталось время, чтобы помочь потом Мэд прибраться в «Текстах-ходунках». Он выбрасывает в мусорное ведро коробку от суши, кидает вилку в раковину и бежит вниз.

– Еще секундочку! – кричит он Ангусу, делая крюк, чтобы проверить свои полки.

Если с ними что-то не в порядке, он лично не понимает, что именно. Все экземпляры Библии стоят в ряд, а за ними следуют книги о Библии. Все оккультное в «Оккультизме», вся философия в «Философии», пусть даже в данный момент он не может заставить свой ум воспринимать самые мудреные и многословные названия. А книги на одну тему упорядочены по фамилиям авторов? Когда он осознает, что не может этого понять, на него нападает невыносимый озноб, от которого он словно примерзает к месту. Он беспомощно всматривается в книжную массу, когда из-за прилавка выходит Грэг. Он подается к Уилфу, словно бегун, застывший на низком старте, а Ангус смотрит с негодованием, и не без причины.

– Уилф… – поторапливает Грэг.

– Извини, Ангус. Я как-то растерялся. – Уилф растерян до сих пор, в особенности после того, как обнаруживает, что не может прочитать названия своих книг из-за прилавка. Но причина тут в большом расстоянии. Это вовсе не значит, что он разучился читать. Он без проблем обслуживает посетителей – уже научился работать с кассой на автомате, как и водить машину, – и это немного укрепляет его уверенность в себе, пока он не задается вопросом, уж не является ли он всего лишь продолжением аппарата, которому и не требуются мозги. Прямо сейчас он не хотел бы испытывать себя за информационным терминалом, и рад, что никто не просит его об этом. Когда наступает очередь Джил стоять за прилавком, ему нестерпимо хочется домой, к своим собственным книгам, но не последуют ли туда же его сомнения?

Уилф мечется взад и вперед по проходу между своими стеллажами, не уверенный ни в чем. При каждом шаге мокрый отворот брюк оставляет у него на лодыжке холодный поцелуй. Может, он просто убедил себя, что книги перепутаны, потому что слишком пристально смотрит на них, так же как убедил себя, что не может собрать слова в предложение, когда пытался читать? Он начинает ощущать, что за ним наблюдают, хотя наблюдателя он не видит. Неужели он может выдать свою тайну монитору из кабинета Вуди? Если нужно, он снова преодолеет свои трудности – теперь он стал старше и умнее. Он заставляет себя развернуться спиной к своей секции. Его смена закончилась пятнадцать минут назад.

Он убеждается, что отметил свой уход (накануне вечером Найджел обнаружил его карточку не в том кармашке, хотя Уилф уверен, что перекладывал ее) и застегивает пуговицы на пальто. Сунув руки в карманы, он выходит из магазина в туман, который тянется за ним по проулку вдоль «Текстов» мрачным сгустком, больше похожим на натекшую лужу, чем на тень. Его машинка ссутулилась под недорисованным крестом буквы Т, между «рапирой» Конни и «новой» Джил. Когда он заводит двигатель и включает фары, его движения отделены друг от друга такими паузами, словно он тщательно выверяет их; он думает только о том, что и в этом тоже виноват Слейтер. Лучи фар притягивают к себе клубы тумана, и он включает для компании радио, отъезжая в своей «микре» от покрасневшей в свете стоп-сигналов бетонной стены.

Однажды в концертном зале он видел, как слепая женщина подняла голову при звуках музыки Моцарта, словно ощутила на лице солнце, но сейчас Уилфу кажется, что туман скрыл его навеки. Симфония по радио звучит как-то глухо, сколько бы он ни прибавлял громкость. Он объезжает «Тексты» и пересекает парковку, но затем приходится притормозить, потому что туман словно тащится за ним, как нога улитки. Необъятное дымное дыхание, холоднее даже ночи, окутывает автомобиль, и две размытых сферы таращатся на него из беловатой плотной мглы. Она истончается, и он видит, что это отражение его собственных фар в витрине супермаркета. Уилф подавляет остатки страха, который отдает на вкус туманом, и выезжает за пределы торгового комплекса.

Он не осмеливается прибавить скорость, и кажется, что Заболоченные Луга тянут его обратно. На скоростной трассе туман немного ослабляет свою хватку, но приходится проехать еще милю, прежде чем дорога проясняется. Тормозные огни проносятся через темноту, словно насекомые, не успевшие понять, что пришла зима. Спустя четверть часа скоростная трасса заканчивается, заставляя автомобили вполовину сбавить скорость, и Уилф поворачивает налево, к Солфорду. Длинный поезд со светящимися окнами меряет расстояние над мостами, которые отделяют Солфорд от Манчестера. По другую сторону от шоссе Ист-Ланкашир-роуд светится университет, похожий на гигантский заостренный кусок янтаря, а между ним и рекой Эруэлл рассыпались дома. Самые большие из них разделены на квартиры для студентов и таких самодостаточных личностей, как Уилф. Еще пять минут, и он у себя.

В одном из окон на последнем этаже соседнего дома пульсируют разноцветные огни, но Уилф не слышит музыки, которую, должно быть, сопровождают эти дискотечные всполохи. Когда он ставит машину в ряд других, под колесами похрустывают плоды платана, из-за которого старая кирпичная стена выпятила брюхо на тротуар. Когда он поднимается на крыльцо, пегое от многочисленных слоев краски, и на секунду включает свет над узкой лестницей с ковром, до него доносится запах карри из квартиры на первом этаже, а сверху слышится смех из телевизора. Он в хороших отношениях со всеми своими соседями, по воскресеньям ездит обедать к родителям в Прествич. Но, по большому счету, ему требуется лишь общество его книг.

И они приветствуют его, как только он отпирает дверь: целые шкафы вытянулись вдоль стен короткого коридора. Авторы от А до Д в коридоре, от Е до П в гостиной, а от Р до конца алфавита – в спальне. Уже скоро ему придется ставить их в два ряда на некоторых полках, чтобы не загромождать кухню и ванную, но прямо сейчас он обязан доказать себе, что достоин их. Уилф спешно входит в спальню и берет толстый том в мягкой обложке. Вдохнув в себя пыльный запах, он открывает первую страницу «Войны и мира».

«Eh bien, mon prince…» Он читает эти слова и все предложение до конца, и следующее, которое длиннее в два раза, с круглыми скобками и всем прочим. Он прочитывает страницу целиком, а потом садится на кровать, чтобы дочитать до конца главу, прежде чем сбросить грязные ботинки и забраться под лоскутное одеяло, когда начинает читать о суаре Анны Павловны. Он не сознает ничего вокруг – только книга и его собственный триумф, и, по крайней мере, так он не слышит далекого смеха, настолько механического, что он звучит почти безумно. Ничто не имеет значения, только то, что у него нет причин для страха. Ему не придется завтра на работе скрывать свою тайну. Он так рад, что никто и никогда не узнает, какого дурака он свалял.

Глава седьмая

Джейк

Шон аккуратно останавливает «пассат» за три парковочных места до входа в «Тексты» и опускает свою теплую и крепкую, чуть пухловатую руку на колено Джейка. Произносит ненамного громче урчания мотора:

– Будь хорошим до вечера.

– А что потом, Шон?

Он улыбается Джейку, и эта улыбка как ничто другое доказывает, что он здесь.

– Будешь таким плохим, каким только захочешь.

Джейк думает, что они до сих пор вместе именно благодаря таким моментам. Он с удовольствием тянет время, пока выхлопные газы автомобиля танцуют вместе с завитками тумана вокруг машины, но Шон убирает руку, потянувшись к рулю.

– Значит, заберу тебя в семь. Лучше поеду, пока этот ваш парень в униформе не вышел и не начал орать.

Новый охранник, здоровенный детина, застыл у входа, и его дыхание вырывается клубами пара, словно у дракона. Джейк надеется, что Шон чувствует себя виноватым только из-за парковки. Он прикасается к щеке Шона, шершавой от упорно пробивающейся щетины. Джейк видит, как позади него охранник оттопыривает верхнюю губу, словно пытается ухватить себя за ус, чтобы сильнее выразить свое неодобрение. Это одна из причин, почему Джейк притягивает партнера еще ближе, однако Шон отстраняется раньше.

– Ты сделал бы для меня кое-что, если бы предоставилась возможность?

– Что угодно, – отвечает Джейк, надеясь, что охранник это слышит.

– Тогда узнай, есть у вас книги, которые пригодятся мне в следующем семестре, и если есть, купи.

– Но я не смогу понять, те ли это книги.

– Ну, Джейк, я-то думал, ты слушал меня за ужином. – Шон давно уже потрясающий лектор, и Джейк чувствует себя вполовину младше его, хотя им обоим по тридцать. – Я ведь рассказывал тебе, что буду читать лекции о мелодрамах пятидесятых, – говорит Шон.

– Лучше бы ты сам взглянул, правда. У тебя занятие только через час.

– С удовольствием посмотрю, где ты работаешь, – признается Шон и сдает назад.

Джейк любит его импульсивность, но такие маневры опасны в тумане, который в Заболоченных Лугах как будто становится все гуще с каждым новым днем зимы. Туман так и тянется за ними, когда Шон загоняет машину на парковочное место одним умелым поворотом руля. Он выходит из автомобиля одновременно с Джейком и направляется к «Текстам», но вдруг упирает руки в бока, словно пародируя потрясенно застывшего человека.

– Что это я вижу?

Три физиономии цвета окружающего тумана глядят из витрины магазина: три одинаково круглые самодовольные хари без волос, словно в ожидании париков. Слишком крупные для своих тел, которые должны быть раза в два больше. Тело слева, вырезанное из журнала, облачено в мужской костюм, у того, что в середине, килт, из-под которого торчат волосатые коленки, а то, которое справа, щеголяет в платье. Каждый персонаж водружен на стопку книг «Переобуваясь на ходу», сочинения Броуди Оутса. Рядом с ними плакат с надписью:

«Что же он имеет в виду? Узнайте в пятницу».

– Стоит ли? – вопрошает Шон.

Но он всего лишь предлагает войти в магазин. Когда они подходят к двери, путь им преграждает охранник.

– Надеюсь, вы собираетесь прилично себя вести, – произносит он так тихо, словно не хочет, чтобы у них остались доказательства того, что он говорил.