Как физическая конструкция, третьи места обычно очень просты. В некоторых случаях они чуть менее просты. Одна из причин, по которым сложно убедить некоторых людей в важности третьего места, заключается в том, что внешний вид многих из них предполагает нечто иное. Третьи места по большей части выглядят невзрачно. За некоторыми исключениями, их не рекламируют; они не модные. В культурах, где господствует массовая реклама и где внешний вид ценится больше содержания, третье место, скорее всего, не впечатлит непосвященных.
Несколько факторов способствуют созданию характерной домашней обстановки третьих мест. Во-первых, вспоминая наблюдение Эмерсона, нет храмов, построенных в честь дружбы. То есть третьи места не строятся в качестве «третьих мест». Скорее построенные для других целей учреждения присваиваются теми, кто ищет себе место, чтобы провести время в хорошей компании. Обычно какое-то старое место призывает к подобному «захвату». Новые места чаще связаны с целями, для которых они строились. Там ожидаются максимальные прибыли, и не от кучки тусовщиков. Для новых мест также чаще выбирается выгодное расположение в ожидании капитализации от большого потока проходящих клиентов. Новые места с большей вероятностью будут принадлежать сети заведений с такими правилами и персоналом, которые не поощряют тусовку. Даже новая закусочная имеет меньше шансов стать третьим местом, чем старая, и это предполагает, что значение имеет здесь не только цель, для которой создаются места.
Простота, или домашний уют, служат «камуфляжем» многих третьих мест. Не имея того блестящего яркого вида, как у построенных по франшизе заведений, третьи места не привлекают большого количества незнакомцев или случайных клиентов. Им не хватает чистоты и современности, предпочитаемых средним классом. Место, которое выглядит несколько потрепанным, чаще всего будет отталкивать проходящего мимо клиента из среднего класса, оказавшегося в чужом районе, и защищать тех, кто находится внутри, от многочисленных вторжений одноразовых посетителей. А если это мужское третье место, где женщины не приветствуются, определенная потертость имеет большое значение для отпугивания посетительниц. Должен подчеркнуть, что многие выглядящие изношенными и убогими помещения содержатся в показательной чистоте их хозяевами, цель которых – удобство и удовольствие посетителей. Важную роль здесь играет первое впечатление.
Простота, особенно в интерьерах третьих мест, также служит для того, чтобы отбить претенциозность у тех, кто там собирается. Непримечательный декор соответствует уравниванию и поощряет отказ от социальных притязаний. Это часть общего настроя на простоту, который также включает в себя манеру одеваться. Завсегдатаи третьих мест не идут домой, чтобы нарядиться. Скорее они приходят в чем были. Если кто-то из них вдруг придет одетым слишком нарядно, то наградой ему будет хорошая порция поддразниваний, а не восхищения или зависти. В третьем месте видимость, которая окружает индивидов, не затмевает их личности.
Простота и скромность, окружающие третье место, всецело соответствуют его духу, и, возможно, это не могло быть иначе. Там, где есть какие-то намеки на пафос, люди начинают себя контролировать. Одни при этом будут смущаться; другие начнут выставлять себя в лучшем виде. Когда заведение становится модным местом, которое нужно посетить, начинается его стремительная коммерциализация. Когда происходит подобное, заведение может выжить; оно может даже процветать, но оно перестанет быть третьим местом.
Наконец, визуальная неприметность, типичная для третьих мест, соответствует тому статусу, который отводят им завсегдатаи. Для завсегдатая, хотя он или она могут пользоваться всеми благами третьих мест, это обычная часть повседневной рутины. Лучшее отношение к третьему месту состоит в том, чтобы оно было просто ожидаемой частью жизни. Вклад, который третьи места вносят в жизнь людей, зависит от их встроенности в повседневный поток существования.
Настроение – игривое
Постоянное настроение третьего места – игривое. Те, кто предпочел бы продолжать серьезный разговор дольше минуты, почти наверняка обречены на неудачу. Каждая тема и выступающий – это потенциальная трапеция для упражнений и демонстрации остроумия. Иногда игривый дух очевиден – когда группа смеется и шумит; в другое время он будет менее заметным. Четко выраженный или подспудный, но игривый дух имеет чрезвычайную важность. Здесь радость и одобрение царят над тревогой и отчуждением. Это тот магический элемент, который согревает инсайдера и напоминает аутсайдеру, что он или она не являются частью магического круга, хотя и сидят всего в нескольких метрах от него. Когда завсегдатаи в игре, аутсайдер не может наверняка знать ни героев, ни правил, по которым они шутят друг над другом. Безошибочный признак принятия в компанию завсегдатаев третьего места – не когда они воспринимают вас серьезно, а когда включают в игровые формы своего общения.
Йохан Хейзинга, великий исследователь игры, признал бы, что третье место имеет характер игрового пространства, ибо для него было ясно, что игра возникает в обособленном месте. У игры есть свои игровые пространства – «отчужденная земля, обособленные, выгороженные, освященные территории, где имеют силу свои особые правила. Это временные миры внутри мира обычного, предназначенные для выполнения некоего замкнутого в себе действия»[72 - Хейзинга Й. (1997) [1938] Homo Ludens; Статьи по истории культуры, пер., сост. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова; коммент. Д.Э. Харитоновича, М.: Прогресс – Традиция, 28.].
Магия игрового пространства соблазнительна. Побыв частью игры, индивид тянется к тому месту, где она происходила. Не каждая игра в камушки, признает Хейзинга, – ведет к возникновению клуба, но тенденция существует. Почему? Потому что «присущее участникам игры чувство, что они совместно пребывают в некоем исключительном положении, совместно делают одно важное дело, обособляясь от прочих и порывая с общими для всех нормами, простирает свои чары далеко за пределы продолжительности отдельной игры. Клуб приличествует игре, как голове – шляпа»[73 - Там же, 30.]. Многим парам наверняка знакомо чувство, на которое ссылается Хейзинга. Они испытывают его, когда в ходе разнообразных социальных событий, которые оказываются скучнее, чем должны бы, возникает волшебное время. Это может быть спонтанная встреча без установленной цели, где каждый остается дольше запланированного, потому что все замечательно проводят время и не хотят уходить. Стремление вернуться, воссоздать и снова испытать этот опыт остается. Неизменно делаются предложения: «Давайте повторим!» Третье место существует благодаря этому стремлению.
Дом вдали от дома
Если бы такие учреждения, как местная таверна, были так ужасны, как это утверждали поколения жен, то мало кто из этих дам имел бы основания для беспокойства. «Дьявольские дома» пали бы от собственной скверны и неисправимо порочного характера. На деле же третьи места соперничают с домом по многим параметрам и часто выходят победителями. Есть подозрение, что наибольшую угрозу представляет именно схожесть третьего места с уютным домом, а вовсе не их различие. Вот в чем загвоздка: третье место часто имеет атмосферу более домашнюю, чем дом.
Если использовать первое и второе определения дома (по словарю Уэбстера), третье место под них не подходит, не будучи ни 1) «местом проживания семьи»[74 - В современном издании словаря – «место проживания индивида». – Прим. пер.], ни 2) «социальной единицей, образованной совместно проживающей семьей». Однако третье определение дома как предлагающего «близкое по духу окружение» более соответствует среднему третьему месту, чем среднему семейному жилищу. Домашний круг может устоять и без близости духа, а третье место – нет. Действительно, многие «семейные гнезда» – это звериные логова, где близость существует даже без поверхностной вежливости.
Очевидно, что между частным жилищем и третьим местом есть огромная разница. Дом – это частная обстановка; третьи места – публичная. Дома в основном характеризуются гетеросоциальными отношениями; кружки в третьих местах чаще всего состоят из людей одного пола. В домах происходят самые разнообразные виды деятельности, в третьих местах спектр действий намного уже. По большей части третье место – это то, чем дом не является, однако между ними, очевидно, существует достаточно общего, чтобы побуждать нас к сравнению.
В поисках черт «домашности» я натолкнулся на книгу психолога Дэвида Симона. Он выдвинул пять критериев, по которым можно оценить «дом вдали от дома». Пояснительные комментарии Симона ограничиваются частными жилищами. Конечно, он не предполагал сравнения, подобного этому, что делает его критерии особенно полезными, поскольку они беспристрастны по отношению к публичным местам[75 - Seamon D. (1979) A Geography of the Lifeworld, New York: St. Martin’s Press, Chapter 10.].
Дом укореняет нас, начинает Симон, обеспечивает физический центр, вокруг которого мы организуем свои приезды и отъезды. Те, у кого есть третье место, обнаружат, что этот критерий применим и к нему. Как сказал мне в отношении своей кофейни один предприниматель, «кроме дома, это единственное место, о котором я знаю, что буду здесь каждый день примерно в одно и то же время». Если у индивида есть третье место, он также «есть» у третьего места. В Америке третье место не укореняет индивидов так же надежно, как, скажем, во Франции, но тем не менее оно их укореняет. Те, кто регулярно посещает третьи места, ожидают увидеть там знакомые лица. Чье-либо отсутствие быстро замечают, и те, кто на месте, спрашивают друг у друга об отсутствующем посетителе.
Третье место не может навязывать индивиду регулярность появления, как дом или работа. Одна женщина из Аризоны рассказала мне о третьем месте, куда она ходила, когда была незамужней и работала в Чикаго. Этот рассказ иллюстрирует ожидания, которые возникают среди завсегдатаев третьего места. Она подружилась с несколькими людьми благодаря тому, что все они жили рядом и ходили в закусочную в местный магазин. «Магазин был для нас домом больше, чем те места, в которых мы жили, – сказала она, – дешевые гостиницы, апартаменты, общежитие YWCA[76 - Young Women’s Christian Association – Союз молодых христианских женщин, международная неправительственная организация, образованная в 1855 г. – Прим. пер.] или что там еще было. Если кто-то из группы пропускал день – это нормально. Но если мы не видели кого-то два дня подряд, кто-нибудь шел проверить, все ли с этим человеком в порядке»[77 - Личная переписка автора.].
Для большинства американцев третьи места не заменяют дома в той степени, что была описана моей собеседницей. В некоторых случаях, однако, они укореняют людей даже в большей степени. Мэтью Дюмонт, психиатр с Восточного побережья, однажды отправился в «андеграунд», чтобы изучить место, которому он дал имя «таверна “Звезда”», в мрачном районе города. Там он обнаружил, что бармен и его таверна отвечали потребностям бездомных намного лучше, чем местные службы здравоохранения и социального обеспечения. «Звезда» не была домом вдали от дома для этих людей – она и была их домом[78 - Dumont M. (1967) «Tavern Culture: The Sustenance of Homeless Men», American Journal of Orthopsychiatry, 37: 938–945.].
Второй критерий «домашности», по Симону, – это апроприация, или чувство обладания и контроля над окружением, которое не влечет действительного владения. Те, кто утверждает, что у них есть третье место, обычно говорят о нем, используя притяжательное местоимение от первого лица («“У Руди” – наше тусовочное место»), и ведут себя так, будто место им принадлежит.
Когда человек посещает дом другого человека, он вынужден чувствовать себя немного как захватчик, каким бы сердечным ни был прием, тогда как третье место порождает иное чувство. В последнем случае это публичное пространство, и завсегдатай там не аутсайдер. Далее, так же как мать осознает свой вклад в семью, завсегдатаи знают о своем вкладе в общающуюся группу. Они являются полноправными членами, частью группы, которая и образует место.
Часто завсегдатаи пользуются значительными преимуществами и правами собственника, в которых отказывается нерегулярному или случайному посетителю. Для первых может быть забронировано особое место, официально или неофициально, как для «друзей заведения». Может быть предоставлен доступ через двери, которыми публике обычно пользоваться запрещено. Может быть разрешено бесплатное использование домашнего телефона. Увеличиваются ощутимые выгоды и преимущества или нет, апроприация растет вместе с близкими отношениями. Чем чаще люди посещают место, используют его и сами становятся его частью, тем больше оно принадлежит им.
В-третьих, утверждает Симон, дом – это место, где индивиды отдыхают и восстанавливаются. Здесь нужно с готовностью признать, что третьи места не рекомендуются для физически больных или обессиленных людей. Им требуется дом, если не больница. Но с точки зрения душевного восстановления, расслабления и «ослабления галстука» – с точки зрения социального воодушевления – третье место подходит идеально. Многие исполненные сознания семейного долга жены и матери признаются вам, что больше всего они чувствуют себя как дома с близкими подругами в каком-нибудь уютном кафе, отдельно от дома и семьи.
Четвертая тема «домашности» – это чувство легкости, или «свобода быть». Она включает в себя активное выражение личности, утверждение себя в среде. Дома, как замечает Симон, эта свобода проявляется в выборе обстановки и элементов декора. В третьем месте она проявляется в разговоре, шутках, подтрунивании, грубостях и другом экспрессивном поведении. В любом случае это стремление оставить свой след, быть связанным с местом, даже когда там не находишься.
Наконец, это теплота. Это наименее ощутимое из пяти качеств Симон связывает с «домашностью», но его можно найти не во всех домах. Теплота появляется из дружеского отношения, поддержки и взаимной заботы. Она происходит из сочетания бодрости и общения, и она усиливает ощущение того, что человек жив. По этому критерию в счете явно ведет третье место, ибо, хотя дом может существовать без тепла, третье место – не может. Тогда как дом дает много необходимого помимо тепла и дружелюбия, эти качества – главное для общения в третьем месте, которое без них быстро бы разрушилось.
Симон придает большое значение взаимосвязи между эмоциональной теплотой комнаты или другого помещения и видом его использования. Неиспользуемые помещения кажутся холоднее, и сидеть где-то в одиночку тоже неуютно. Симон также указывает на резкое увеличение числа «первичных», т. е. состоящих из одного человека, домохозяйств в США и задается вопросом, какой эффект «потеря теплоты» окажет на этих индивидов и общество. Я разделяю схожую озабоченность относительно умаления излучающих тепло третьих мест в городках и городах Америки и рискну предсказать результат этой потери – «холодные» люди!
Резюме
Третьи места образуются на нейтральной территории и служат уравниванию своих гостей для достижения социального равенства. В этих местах беседа является наиболее важным видом деятельности и главным способом проявления и оценки человеческой личности и индивидуальности. Третьи места люди принимают как должное, и чаще всего они неприметны. Поскольку формальные социальные институты активнее заявляют о своих правах на индивида, третьи места обычно открыты и в нерабочее, и в рабочее время. Характер третьего места определяется более всего его постоянными клиентами и отличается игривым настроением, которое контрастирует с более серьезным настроем, проявляемым в других сферах жизни. Хотя третье место – это радикально отличная от дома обстановка, оно необыкновенно похоже на хороший дом по тому психологическому комфорту и поддержке, которую оно предоставляет.
Таковы характеристики третьих мест, которые кажутся универсальными и сущностно необходимыми для жизнеспособной неформальной публичной жизни. Я отметил каждую из них по очереди, не пытаясь описать какие-либо общие эффекты, которые может производить сочетание этих характеристик. Теперь я сосредоточу свое внимание на подобных эффектах.
Глава 3
Личные выгоды
Те, кто регулярно посещает третьи места и ценит присущие им формы социального взаимодействия, получают значительные и уникальные преимущества. Уравнивание, первостепенное значение разговора, уверенность, что встретишь друзей, свободная структура и вечное господство чертенка веселья – все вместе они создают пространство для опыта, который вряд ли можно получить в другом месте. Эти блага также являются результатом умения общаться и вести разговор, культивируемого и практикуемого в третьем месте.
Выгоды от участия приносят индивиду как удовольствие, так и поддержку, и ценность третьих мест чаще всего определяется исходя из их пользы для отдельного человека. Однако даже те выгоды от участия, которые кажутся самыми личными, никогда целиком таковыми не являются, ибо все, что служит благу социальных существ, улучшает и их отношения с другими. Благо, которое приносит третье место личности в целом, может считаться благом для всех.
Рассматривая подробно преимущества участия в жизни третьего места, я не буду детально останавливаться на тех из них, что имеют экономическую подоплеку, хотя часто они могут быть существенными. Если люди начинают испытывать приязнь друг к другу и регулярно видятся, то они будут одалживать друг другу вещи, инструменты, книги и другие предметы, при необходимости – делиться своим временем и трудом и рассказывать о полезных источниках товаров и услуг. У меня нет сомнений, что третьи места играют значительную роль в том, что стало принято называть «подпольной экономикой». Но в какое бы общество взаимопомощи группа ни превратилась, финансовые выгоды в ней вторичны. Помощь, совет и финансовые взаимодействия являются случайными и не объясняют причин образования круга третьего места или его неизбывной привлекательности.
Главные и повсеместно присутствующие выгоды, сопровождающие участие в третьем месте, включают в себя: новизну (которой по определению не хватает в индустриализированных, урбанизированных и бюрократизированных обществах), перспективное видение (или здоровое психическое состояние), поднятие духовного тонуса (или ежедневные визиты в третье место, поднимающие настроение) и «друзей комплектом» (или преимущества регулярного общения с несколькими друзьями сразу, а не по отдельности). Для отдельного человека могут существовать и другие преимущества, и многие наверняка без труда назовут их, но упомянутые здесь – универсальны и с очевидностью присутствуют во всех третьих местах.
Новизна
Те наши далекие предки, которые занимались охотой и рыболовством, чтобы поддерживать жизнь, не были обделены новизной впечатлений. Они сталкивались с трудностями, но никогда – со скукой. Нынешние условия труда резко отличаются от условий охотников и собирателей, и нам знакомы монотонная работа и скука. Большая часть нашей работы значительно рутинизирована и слишком конкретно сфокусирована, чтобы дать возможность проявиться нашим разнообразным талантам; не предусматривает она и приятного оживления от выхода во внешний мир.
И хотя часто работа скучна и рутинна, она, если верить исследованиям, предлагает американцам больше новизны и возможностей развития, чем жизнь после нее[79 - Scitovsky T. (1976) Op. cit.]. Особенно в Америке обычные дела, которыми индивид занимается в свободное время, ценятся невысоко, требуют мало умений и все меньше помогают нам справляться со скукой. По мере того как научно-технические достижения оставляют нам все больше свободного времени, такие не требующие особых умений и всегда доступные виды времяпрепровождения, как вождение машины, шопинг или просмотр телепередач, все меньше справляются с задачей предоставлять нам ту порцию новизны, которая необходима. Гаражные распродажи[80 - Когда одна или несколько семей распродают всем желающим свои подержанные вещи в гараже; американский аналог европейского «блошиного рынка». – Прим. ред.] приобретают все большую популярность, чтобы возместить недостаток новизны в торговых центрах. Видеомагнитофоны и спутниковые тарелки покупаются, чтобы выжать дополнительную новизну из домашних телевизоров.
В книге о «безрадостной экономике» Тибор Скитовски предполагает, что, следуя пуританской традиции, американцы отказываются признавать огромную человеческую потребность в новизне[81 - Ibid.]. Следовательно, мы не культивируем тех интересов и умений, которые были бы полезны в удовлетворении этой потребности. Как пишет Скитовски, в сравнении с европейцами мы больше озабочены поиском комфорта и меньше заботимся о том, чтобы выйти в мир в поисках чего-нибудь интересного.
Проведенный Скитовски анализ мог бы объяснить, почему многие американцы в значительной степени ограничили повседневную жизнь сферами дома и работы. К сожалению, и первое, и второе место развились в самодостаточные миры, где равномерность и рутина тесно связаны с успехом их функционирования. В обоих случаях состав участников постоянен, и, когда жизнь практически замыкается внутри этих миров, некоторые люди встречаются слишком часто, а другие – слишком редко. Общение теряет свое разнообразие, и люди начинают ожидать слишком многого от слишком немногих в двойном окружении дома и работы, в котором удивление, приключение, риск и возбуждение – редкие радости.
Вялость такой рутины легко распространяется и на вялость личности. Пит Хэмилл обнаружил эту связь и прокомментировал четкую разницу между своими знакомыми: «Самые заскорузлые, интеллектуально ограниченные и несчастливые люди, которых я знаю, – те, что весь день работают, а потом идут прямиком домой, чтобы поесть, посмотреть телевизор и лечь спать. У них нет отдельного времени в течение дня, зарезервированного для общения в компании, нет личного опыта вне работы и брака. У них есть работа и есть дом, но нет места, чтобы потусоваться»[82 - Hamill P. (1969) «A Hangout Is a Place…», Mademoiselle, November.].
Скучные коллеги – это еще не самый худший результат отсутствия новизны в повседневной жизни. Употребление наркотиков в Соединенных Штатах превышает их потребление во всех других странах мира вместе взятых и в какой-то степени является способом компенсировать отсутствие стимулов со стороны социального и физического окружения, заменяя его внутренней химической стимуляцией. Криминологи также обнаружили, что новизна и возбуждение, получаемые от преступления, резко контрастируют с ведением правильной жизни и могут частично объяснить его притягательность.
У третьего места есть три отличительные характеристики, которые обеспечивают участникам новизну и приток впечатлений. Во-первых, третьи места собирают разнообразную публику. В сравнении с домашним или рабочим общением, которое обычно заточает людей среди себе подобных, открытые для всех третьи места позволяют индивиду вступать в живую, тесную, личную связь с другими представителями рода человеческого, которым по жизни приходится учить детей в школе, распространять лекарства, красить дома, продавать офисное оборудование или сочинять тексты для местной газеты. Поэтому завсегдатай типичного третьего места наслаждается богатством человеческих контактов, которое недоступно застенчивым, нетерпимым, претенциозным людям и всем тем, кто решил изолировать себя от человеческого разнообразия.
Завсегдатаи третьих мест осознают экуменическую широту своего общения. Одно из положительных чувств, которое они испытывают, происходит от осознания того, что их принимают и любят люди, ведущие совершенно разный образ жизни. Индивид может принадлежать к нескольким формальным организациям, но если у него есть третье место, оно способно дать ему почувствовать себя частью сообщества в большей степени, чем участие во всех организациях.
Как указано выше, новизну также порождает отсутствие планирования и организации, гибкость структуры и текучесть состава присутствующих в третьем месте. В результате образуется неопределенность, сопровождающая каждое посещение третьего места. Кто из завсегдатаев там будет? Будут ли «новенькие»? Появится ли кто-нибудь, кого долгое время не было видно? Приведет ли кто-нибудь из компании с собой друга или родственника?
Это возбуждение обычно присутствует в том, как к третьему месту подходят завсегдатаи. Бодрым шагом идут они от машины к входу; жадным, предвкушающим взглядом окидывают собравшихся внутри. Эта манера отличается от того, как ходят домой или на работу. В первом и втором случае индивид знает, кто будет находиться по ту сторону двери. Человек знает, что через какое-то время поверхностные приветствия сменятся рутиной. Разница в предвкушении входа в третьи места заключается не в том, что сердце человека отдано там кому-то (как склонны опасаться супруги); скорее шаги человека при приближении к третьему месту облегчает обещание чего-то приятно нового на фоне более привычного контекста обязательств и рутины.
В третьем месте состав людей более разнообразен, как и набор тем для разговора. И дома, и на работе темы разговоров не новы, а точки зрения едва ли когда-нибудь меняются. «Хорошо поговорить» дома обычно означает серьезно обсудить что-нибудь, а не развлечься; это разговор, посвященный решению какой-нибудь семейной или финансовой проблемы. На самом деле, чтобы дома завязался занимательный разговор, обычно требуется участие приглашенных. Хороший разговор становится наградой хозяину и хозяйке за усилия и траты на напитки и ужин.
В третьих местах темы для разговоров не ограничиваются бытовыми вопросами типа ремонта дома, исправлением прикуса у детей, кому везти одного ребенка сюда, а другого – туда и тому подобным; там нет привязи, благодаря которой разговор на работе постоянно возвращается к рабочим вопросам. Новизна разговора в третьем месте обеспечивается предсказуемыми изменениями и непредсказуемым направлением, которое разговор всегда принимает. Какие мелочи будут вытащены из прошлого и какие нелепые предположения будут сделаны о будущем? Кто вплетет пикантную сплетню, насколько реалистичной и «приперченной» она будет? Какие именно случаи должен рассмотреть этот «суд всеобщей инстанции» в этот конкретный день и какие вердикты вынесут судьи? Будут ли они настроены спорить или склонны к согласию? Кивнет ли кто-то, присоединяясь к сказанному, или уставится с недоверием на автора какого-нибудь глупого заявления? Что ждет посетителя? Развлечение, вызов или просто подтверждение собственных предрассудков? Конечно же, его ожидает все сразу.
Наконец – и это самое важное, – новизна в третьем месте возникает из коллективной способности данного собрания сотворить таковую. Действительно, степень взаимного стимулирования, которая есть в третьем месте, нова сама по себе. Перед самым началом Второй мировой войны группа проекта «Массовое наблюдение»[83 - «Массовое наблюдение» – исследовательская организация, созданная в Великобритании в 1937 г. с целью документировать образ жизни и чувства простых британцев с помощью заполнения дневников, открытых опросников, записи разговоров и поведения в публичных местах; первоначально возникла в ответ на освещение событий отречения от трона короля Эдварда VIII. – Прим. пер.] в Англии пришла к такому же заключению в исследовании пабов[84 - Mass Observation (1943) The Pub and The People: A Worktown Study, London: Victor Gollancz Ltd.]. Они обнаружили, что паб – это «единственный вид общественных зданий, используемых множеством простых людей, где мысли и действия не придуманы для них кем-то заранее: во всех остальных видах публичных заведений они являются аудиторией, зрителями политических, религиозных, драматических, кинематографических, учебных или спортивных спектаклей. Но в четырех стенах паба, как только кто-нибудь покупает себе пинту или когда получает пинту пива от кого-нибудь в качестве угощения, то попадает в среду, где является скорее участником, чем зрителем». На нашем собственном Среднем Западе Маршалл Клайнард сделал такое же открытие. Как он обнаружил, многие уважаемые граждане предпочитают церкви таверну в качестве места, олицетворяющего как раз тот вид общения и участия, который они ценят превыше всего[85 - Clinard M.B. (1967) «The public drinking house and society», in Society, Culture, and Drinking Patterns, eds. D. Pittman and C. Snyder, New York: John Wiley and Sons, Inc.].
Самые приятные и полезные развлечения – те, что предполагают вовлечение одновременно общественное и активное. Эти два компонента взаимодействуют, повышая качество переживаемого опыта. Индивид вкладывает больше, и он больше получает – например, от бейсбола, когда играет на поле, а не когда наблюдает игру с трибуны. Но если уж речь идет о наблюдении, то лучше следить за игрой, находясь у бейсбольной площадки в парке, чем смотреть усеченную и отстраненную телеверсию матча. Также лучше участвовать в игре в роли командного игрока, чем в роли приглашенной дорогостоящей суперзвезды; лучше сидеть на трибунах в компании, чем в одиночку, и даже телевизионную трансляцию смотреть лучше с кем-то, а не одному. Мы можем расширить большую часть нашего опыта двумя способами: повышая степень нашего участия или степень нашей общественной вовлеченности. К сожалению, при том что значительная часть работы сегодня почти не требует инициативы, многие выбирают такие развлечения, где инициативы еще меньше.
Роль разговора трудно переоценить. Новизна рождается из щедрой смеси социального опыта людей, которых привлекает типичное третье место. Новизна активно поощряется окружающей обстановкой, которая оставляет развлечение самим посетителям, подстраивающим свои действия под присутствующих и никогда не дающим одно и то же представление дважды. Однако потенциал новизны теряется, и все сходит на нет, если нет взаимного «подогревания». Неуютная тишина во многих американских барах – немое свидетельство важности умения вести разговор.