Глаза Уголька округлились от удивления, уголок губ предательски дернулся.
– Ты можешь проходить между мирами?
– Могу, – Сольвэ пожал плечами, – любой чистокровный иномирец может. При определенном умении.
– Никогда бы не подумала, – пробормотала она.
– Ты просто никогда не спрашивала.
Уголек опустила глаза, сделав вид, что рассматривает разноцветные люзовые флакончики. Слова укололи ее, и она даже не думала, что укол может быть таким болезненным. Сам Сольвэ знал о ней все. Буквально все! Вплоть до того, что она ест, сколько спит и как часто любит пить горячий яблочный настой.
Уголек не слишком любила беспокоиться о мелочах. Ее больше интересовала работа отца и его исследования, а не чужак, поселившийся в доме.
А тут такие открытия. И упрек, который явно проступил в голосе Сольвэ.
Старик вернулся с двумя плотными узлами.
– Переодевайтесь. Одежда мужская, но лучше, чем ничего.
Заметив их смущение, Анвеза хохотнул и вышел из комнаты. Сольвэ же был так погружен в свои мысли и подготовку, что ничего не замечал.
Уголек кашлянула, но он даже головы не поднял.
– Я не буду подглядывать. – Губы впервые тронула слабая улыбка. – И если оставлю зелье без присмотра, то оно испортится. На вторую попытку у меня просто нет ингредиентов.
Стиснув зубы, девушка отвернулась и стянула платье. В узелке оказались прочные штаны цвета влажного песка, свободная белая рубашка со шнуровкой и потертые сапоги, пережившие не одну милю пыльных дорог. Все это было завернуто в желтую накидку с капюшоном. Короткую, достававшую максимум до поясницы. Такие иногда носила стража, чтобы не путаться в складках. Длинные плащи в восточном стигае не были в почете. Быстро переодевшись, Уголек посмотрела на Мерай.
Та остервенело сорвала с себя окровавленную сорочку и тщательно затягивала шнуровку рубашки. Пальцы дрожали, никак не желая гнуться.
Сольвэ осмотрел Уголька с ног до головы и протянул кружку.
Жидкость напоминала расплавившуюся радугу, пузырьки на поверхности отливали небесной лазурью. Они лопались и оставляли на глиняных стенках розоватые разводы.
– Мы все выпьем это, – иномирец разговаривал с ней – мягко уговаривая – как с ребенком, который отказывался глотать горькое лекарство. Осторожно вложил кружку в дрожащую руку и сжал ее пальцы. – Ты почувствуешь слабость. Тошноту. Тело тебя подведет. Скорее всего, ты не сможешь стоять. Это всего на несколько минут, ты должна доверять мне.
Уголек не колебалась. Стоило только поднести кружку к губам, как в нос ударил острый запах полыни и мяты. Горечь прокатилась по языку, сжала горло в удушливом спазме. Уголек закашлялась, с трудом сделала глоток.
Нутро взбунтовалось, желудок подскочил, желая избавиться от отвратительного зелья. Зажав рот рукой, девушка отошла в сторону. Прикрыла глаза, чтобы не видеть разноцветных пятен, плывших по комнате.
Второй глоток был для Мерай.
Она мешкала, но столкнувшись со взглядом Сольвэ, взяла кружку и решительно выпила часть зелья. Ее лицо побледнело еще сильнее, нос сморщился, а из горла вырвался сдавленный хрип.
Свою порцию Сольвэ выпил, даже не поморщившись. В лице ничего не изменилось, только чуть дернулся уголок рта, когда жидкость скользнула в желудок.
– И что дальше? – спросила Уголек.
Иномирец сел там же, где и сидел. Облокотился о стену и протянул ей руку. Девушка замерла на мгновение, но взгляд Сольвэ был почти умоляющим.
«Ты должна доверять мне».
Пальцы скользнули в протянутую ладонь. Кожа Сольвэ была обжигающе горячей, будто под ней кровь медленно закипала в жилах.
Мерай тоже робко подошла к иномирцу и устроилась рядом, почти облокотившись на плечо.
Голова и правда кружилась. Уголек едва успела сесть, прежде чем перестала чувствовать ноги. Тело будто накачали воздухом, колени превратились в желе. Она не смогла бы подняться даже под страхом смерти. Перед глазами все расплылось. Мир вылинял, превратившись в мешанину красного и серого.
Уголек чувствовала, что заваливается на бок, но чьи-то руки удержали ее от падения. С трудом сфокусировав взгляд, она рассмотрела лицо Анвезы. Старик что-то говорил, но слова слились в сплошной, неясный шум. Ее голова мягко коснулась пола. Единственное реальное ощущение – это рука Сольвэ, сжимавшая оледеневшие пальцы.
И Уголек отчаянно хваталась за него. Сдавливала ладонь, впивалась ногтями в кожу, оставляя на ней отметины. Даже казалось, что Сольвэ зашипел от боли, но руки не отнял. Только держал крепче.
Не давал провалиться во мрак. От этой мысли почему-то стало спокойнее – будто кто-то снял с плеч непосильную ношу и дал вздохнуть полной грудью.
***
Мягкое прикосновение к щеке, кто-то откинул со лба прядь волос. Веки такие тяжелые, что не удавалось открыть глаза с первого раза.
Уголек перевернулась на бок, уперлась рукой в землю. Острый камешек кольнул ладонь.
Погодите. Камешек?
Глаза распахнулись, взгляд уперся в красную пыль. Резко поднявшись, Уголек пошатнулась и чуть не упала, а в нос ворвался странный запах прокисшего вина.
Осмотревшись, она увидела Мерай, сидящую на земле, точно в центре широкой красной ленты, тянущейся через изменившиеся улицы города: изогнутые и изломанные, словно вывернутые наизнанку дома. У края дороги, через одинаковые промежутки, возвышались арки врат.
Совершенно одинаковых, поблескивавших изнутри угольной чернотой.
Ждущих, когда кто-то откроет их, познает секреты. Позволит жить снова.
По спине побежали мурашки, во рту пересохло. Странное давящее чувство разлилось в груди. Кто-то следил за ними. Пристально разглядывал чужаков.
– Уходим, – резко обернувшись, Уголек чуть не вскрикнула: Сольвэ подошел совершенно бесшумно. – Здесь опасно задерживаться.
– А как же Анвеза? – Мерай обхватила себя руками и затравленно осматривалась по сторонам.
– Он нас не выдаст, – жестко ответил иномирец и качнул головой туда, где виднелись защитные стены города. Уголек подумала, что идти придется далеко. – Мы теряем время. Если будем топтаться на месте, то местные заметят.
– Местные?
Сольвэ мрачно усмехнулся.
– В других мирах свои охотники.
***
Холодно. Так холодно, что тело сотрясала крупная дрожь. Мерай обхватила себя руками, но это не спасло. Взгляд прыгал с красной пыли под ногами на спину Сольвэ. Иномирец что-то говорил Угольку.
От вида, как бережно он касается руки сестры, в груди вспыхнуло нешуточное пламя. Оно могло рвать кожу, испепелять кости, нестись по венам густым бурлящим ядом.