Созвездие разбитых сердец

– Покусала?.. Сильно?..

– Да нет, за руку цапнула, несильно, я сам виноват был, что полез к ней, щенной. Она под вагончик строительный спряталась щениться, надо же было ее и щенков оттуда извлечь. А вот из кошачьих меня просто обожала тигрица Дуся, каждый раз так и норовила когтями за задницу пощупать… Я ее клетку обходил по большой дуге после первого же случая.

– Ммммм… я ее понимаю… – Мария скользнула к Павлу за спину и, пока он доставал нож и доску, крепко обняла за пояс и прижалась всем телом. – Мрррррррр… у тебя такая задница, что лапы к ней сами собой тянутся… на месте Дуси я бы тоже не устояла, сеньор Бердянский…

Одна рука Марии осталась на талии Павла, а вторая скользнула вниз и стиснула правую ягодицу…

– Сссссс…. сеньора Мария… – Павел втянул воздух сквозь сжатые зубы, моментально ощутив, как от дерзких действий Машки по ногам побежали щекотные мурашки, а к члену прилила горячая кровь. – Осторожно… или придется мне найти для тебя клетку… как для Дуси…. пока эти двое нас не сожрали…

– Все понимаю… но ничего не могу с собой поделать! – жарко прошептала Мария ему в шею и принялась целовать ложбинку, то касаясь губами, то жаля кончиком языка, то облизывая по-кошачьи… ладонь ее внизу продолжала тискать столь привлекательную часть мужского тела, но потихоньку смещалась к промежности, чтобы дотянуться до еще более притягательного предмета.

– Ну что же ты замер?.. Нарезай гуляш, а то они нас и вправду съедят!

– Уаааау! – свирепо подтвердил Урфин, и его поддержала Прошка, тоже запрыгнувшая на стол.

Павел шумно выпустил воздух из груди и, кинув по паре уже нарезанных кусчков обоим троглодитам, оперся руками о столешницу. В воображении уже мелькали соблазнительные сцены… Оххх, что будет, если он прямо сейчас позволит Машке пойти в своих возбуждающих заигрываниях дальше, если повернется к ней лицом, расстегнет джинсы, поможет добраться до своего бойца, уже вставшего на караул… Волнующее воспоминание о ее смелых губах и языке на его члене мгновенно отозвалось сладкой истомой в паху, а поцелуи, дразнящие шею и загривок, мятным холодком отдавались в животе.

– Оххх, Машка-Машка… с огнем ведь играешь… не боишься, что я тебя сейчас прямо тут разложу? Мммм?…

– Не боюсь, Паша… Пашенька… – Мария прижалась еще теснее – ее била дрожь, это уходили перенесенные недавно испуг и боль, и в каждую пору вливалось безудержное, страстное желание слиться с любимым в единое целое. Отдаться ему, позволить взять себя, ощутить в полной мере, что он с нею, а она – с ним…

Скользнула ладонью по его бедру, прошлась по низу живота и остановилась на твердом члене, уже сильно натянувшем ткань джинсов.

Бердянский полуобернулся к ней, властно положил поверх ее руки свою и показал, какой именно темп и напор ему нравится:

– Смелее, он не укусит… и не поломается… – когда острый коготь Урфина немилосердно вонзился в руку, держащую нож и заодно прикрывающую вожделенное мясное лакомство. – Аййй! Аххх ты гаааад!

– Урфин, нельзя! – крикнула Мария, но было уже поздно – из глубокой царапины выступила кровь, а кот прижал уши и зашипел, но со стола не слез и только хвостом сильнее задергал, выражая то ли возмущение, то ли злорадство…

– Паша, прости… это все я виновата, идиотка!.. Я сейчас найду йод. – она перехватила у него нож и рванулась к шкафчику, чтобы найти коробку с медикаментами.

– Не говори ерунды, подумаешь, царапина… Можно сказать, он меня отметил своей царёвой печатью… – сунув оцарапанную конечность в рот, он сплюнул кровь в раковину и критически осмотрел ранку. – Ничего, жить буду…

Скверным было то, что резкая боль тут же ослабила градус эротического напряжения, и Павлу пришлось приложить волевое усилие, чтобы не отплатить наглому котяре той же монетой. Но, вместо того, чтобы выкинуть кота из кухни и оставить в наказание без ужина, он поступил с точностью до наоборот:

– Так, сволочь рыжая! Пшел-ка ты со стола, вот тебе твой гуляш, жри! – и спешно сгрузил все, что успел нарубить, в большую тарелку. Поставив ее на пол, Бердянский добился желаемого эффекта: Урфин с Прошкой тут же соскочили вниз и, то и дело шипя друг на друга и утробно урча, принялись жадно уплетать угощение.

Открыв кран с холодной водой, Павел промыл кровоточащий прокол, заново осмотрел его и, убедившись, что урон не так уж велик, вытер руки полотенцем и теперь уже весь обернулся к Марии:

– Итак, на чем мы остановились? Ммм?

Она растерянно смотрела на него, как будто в самом деле забыла, чем они занимались… и вместо того, чтобы броситься в объятия любовника, на что рассчитывал Павел, спрятала руки за спину и отступила назад. Для нее это была обычная история: в разгар любовного свидания или важной встречи, когда все идет хорошо и чудесно, вдруг получить холодный душ и оказаться в дурацком, нелепом положении. Она даже глаза закрыла: настолько ей стало стыдно… и Павел, конечно, видел сейчас именно это – смешную неудачницу с завиральными идеями милосердия, романтическими завихрениями, избыточно горячим темпераментом и невоспитанными котами.

Павел заметил ее замешательство и сам шагнул к ней ближе, поймал за плечи, притянул к себе, ласково обнял:

– Ну-ну, что ты вдруг так напряглась, родная моя? Было бы из-за чего… – и поцеловал в теплую шею, пахнущую яблоком и южным морем. – Иди ко мне… Машенька… милая… любимая…

Бердянский настойчиво вернул ее ладонь на свою задницу и попросил тихо:

– Обними меня…

Мария отмерла и прижалась к нему грудью, животом, бедрами, потерлась большой ласковой кошкой, и, глядя в глаза, выдохнула:

– Паша, ты такой красивый!.. Я насмотреться на тебя не могу… ты… ты… я же с первого взгляда, тогда, в цирке…

Она не договорила, губами потянулась к его губам, обняла обеими руками, изо всех сил, сжала своими бедрами его бедро, зная, что он почувствует ее жар, готовность принадлежать… сделать для него все, все что он только захочет…

Он сжал ее в ответ, смял ягодицы, зарылся лицом в растрепавшуюся косу, жадно поймал губами горячий поцелуй – и пламя страсти вспыхнуло с новой силой, отодвигая все остальное на второй план, как ненужную декорацию.

Почуяв ее возбуждение, он сам просунул руку между ними, расстегнул ременную пряжку и пуговицу, и, потянув язычок молнии вниз, прошептал:

– Подразни его, как ты умеешь…

– Губами?.. – не сводя с Павла страстного взгляда, она обвела их кончиком языка.

– Мммм… да, дааа, черт возьми… губами… языком… как тогда, помнишь? – он не очень-то хотел вспоминать о том, что они поругались почти сразу, как Машка сделала ему улетный минет, но сам минет того стоил.

Она скользнула к его ногам, грациозно, как одалиска в гареме, обняла за бедра и, приблизив лицо к низу живота любовника, мягко и приглашающе приоткрыла рот…

– Охххх… что ты делаешь… мммм…. – Павел сглотнул от волнения, погладил ее по нежной щеке, поймал за подбородок и наклонился поцеловать, в предвкушении небывалого удовольствия. Потом спустил джинсы на бедра, полностью высвободил член и пару раз провел по ее губам плотной головкой, слегка дразня, но не давая захватить. Находчивая Маша не растерялась и, снова играя в тигрицу или кошку, высунула мягкий язык, так что ей удалось поймать движение Павла и коснуться самой чувствительной точки под навершием.

Бердянский низко застонал от острейшего удовольствия и сам двинул бедрами вперед, позволив члену пройтись по ее языку и скользнуть прямо в рот. Его пальцы зарылись в темные пряди на затылке Маши и слегка сжали, поощряя к правильным движениям, но не торопили, не дергали. У нее тоже вырвался тихий стон, и она тесно, мягко и влажно обхватила член, позволяя Павлу двигаться свободно и наслаждаться ее ртом так, как он хотел… Ни разу не сбилась с ритма, не ошиблась в его намерениях, и, лаская губами, в то же время пальцами слегка поглаживала и массировала напряженную мошонку.

Оххх, как же ему нравилось чувствовать ее губы и горячий язык, и пальцы на мошонке, готовой вот-вот опустошиться, но еще сильнее Павлу хотелось иначе завершить их кухонный экспромт. Улучив момент, он подался назад, высвободив член из восхитительного плена, побудил ее подняться и, рвано дыша, не говоря ни слова, повернул к себе спиной. Наклонив над обеденным столом, попросту задрал мягкую ткань юбки, стянул на бедра насквозь промокшие трусики и со стоном нетерпения вошел в нее сразу и до упора.

– Паша!.. – отчаянно вскрикнула она и судорожно схватилась за края стола.

– Мааашка… Мааашенька… сладкая моя… потерпи… я быстро… – зашептал ей в шею, крепко тиская за грудь прямо через трикотажную кофту, и задвигался в ней, ускоряя ритм, с каждым ударом ощущая нарастающий восторг момента.

– Пашечка, я больше не могу… я сейчас кончу… – невнятно пробормотала Мария, чувствуя, что по телу разливается волна сухого огненного жара, всегда предшествующая оргазмической вспышке…

– Паша!!! Лю-би-мый… оооо…

– Да… да… давай, моя хорошая… давай, моя девочка… вот так… вот так… оооо… даааа… дааа…. дааа… – выдыхал он ей куда-то между лопаток, и сам не сдержался от громкого экстатического стона, едва ощутил членом ее судорожное объятие. – Ааааа… дааааа…. дааа… моя…. ты вся моя…. моя любимая… моя милая…

Мощно изливаясь в нее, он смутно подумал, что снова даже не вспомнил про презерватив, но это сейчас было совершенно, абсолютно неважно в сравнении с тем яростным восторгом, который они подарили друг другу за считанные минуты страстного и спонтанного соития.

И если Невеста и Леонардо хотя бы один раз были так же счастливы вместе – это счастье стоило того, чтобы за него умереть…

Примечания:

1 «родные» американский дайнер и латиноамериканский гриль-бар, очень популярные во 2-й половине 90-х, в том числе у иностранцев, живущих в Москве.

Глава 10. Чубчик кучерявый

Часа в четыре утра Павел проснулся от голода.

Накануне они с Марией так и не поужинали толком. Приняли вместе душ, потом наспех сварили креветок, и следующие полчаса занимались тем, что очищали от панциря нежно-розовое мясо и… каждую третью и четвертую креветку, а порою и первую со второй, отдавали котам, устроившим натуральный рэкет. В результате в наглые жадные пастки перекочевала большая часть человеческой трапезы. С печеньем и пирожными повезло больше – на сладкое Урфин с Прошей не претендовали, но когда дошло до чая, Бердянский уже засыпал на плече у Маши, и обрадовался ее предложению «просто лечь».