Верняк

– Я убежден, мистер Скотт, что мне удастся избежать разглашения некоторых своих тайн. Но я понимаю, что должен предоставить вам кое-какие дополнительные разъяснения. Уверяю вас, сэр, немедленное возвращение и безопасность моего гарема, – на этот раз он произнес это слово более гортанно, – для меня вопрос первостепенной важности. А может быть, и для всей моей страны, Кардизазана. Вам, безусловно, известно, где она располагается?

– Понятия не имею.

– На берегу Персидского залива... Значит, если не ошибаюсь, вы были бы не прочь заняться делом, о котором я вам только что сообщил, если бы не испытывали моральной ответственности перед другим клиентом. Не так ли?

– Да, так.

– Ну а если я смогу доказать, что мои затруднения тесно связаны с вашим нынешним делом? И что вы, вероятно, сможете заняться моим затруднением, не жертвуя своей честью? Как тогда?

– Тогда – возможно. Да, думаю, что возможно. Если я правильно понял то, что вы сказали.

– В таком случае, мистер Скотт, вы могли бы по-прежнему уделять все свое внимание тем, кто вас нанял, а попутно разыскивать мой пропавший гарем. Действуя таким образом, появляется надежда не только удовлетворить вашего работодателя, но и получить шесть мешочков золота для себя.

– У вас есть дар убеждать, Шейх. Но вы не все мне рассказали. Осталась одна неясность, одно большое "Если", и оно застит мне свет.

– Попытаюсь разъяснить. Мне известно, какое дело вы сейчас ведете, я даже знаю ваших клиентов. Во-первых, мистер Уилфер.

– Джиппи?

– Да, думаю, это Джиппи.

– Вы знаете, что в него стреляли, что его ранили и сейчас он в больнице?

– Стреляли? – Брови поднялись, черные глаза расширились и стали ярче. – Пулями?

Я улыбнулся.

– В нашей стране нет другого способа стрелять в людей и ранить их. Если только вы не имеете в виду уколы пенициллина.

В его глазах снова заплясали веселые огоньки. Но потом он нахмурился.

– Стало быть, все намного хуже, чем даже я опасался. Во-вторых, сэр, я знаю миссис Уилфер.

– Одри?

– Я знаю и о нефтяных скважинах, и особенно об одной маленькой нефтяной скважине. И о мистере Трапмэне, и о мистере Моррейне. Да и про все остальное – тоже.

– Неужели и это вам сообщила Сайнара Лэйн?

– Только кое-что. Многое, даже большую часть я знал раньше.

– Как вы познакомились с Сайнарой? Если вы действительно шейх, с походным гаремом из шести жен...

– Со всей серьезностью уверяю вас, мистер Скотт, что я шейх, Шейх Файзули.

И вновь из уст его полилась сладкозвучная невнятица, чрезвычайно похожая на то, что я уже слышал раньше.

– Собственно говоря, я – султан, абсолютный и самодержавный повелитель Кардизазана. Моя страна – член Организации Объединенных Наций. – Он назвал имя представителя и продолжал: – Вы можете с ним связаться, если желаете, позвоните по... я дам номера всех его телефонов позже. Или можете справиться в вашем министерстве иностранных дел. Или в вашем министерстве торговли. Или у самых крупных ваших деловых людей. У президента, наконец, если всего этого мало. Я подожду, пока вы будете наводить обо мне справки.

– Как я могу спрашивать о вас, если не умею ничего этого выговорить? Ни вашего имени, ни названия вашей земли обетованной? Ладно, проехали, Шейх. Допустим, я вам верю. Что дальше?

– А дальше...

Файзули обладал удивительным даром убеждения, что, я полагаю, свойственно мужчине, имеющему целые штабеля гибких и полногрудых жен и кучи мешков с золотом. Наконец он сказал:

– Право же, сэр, даже если вы считаете, что должны пренебречь всем, что я сказал, вы не должны думать, что оказались в тупике. Что на пути к выполнению вашего настоящего дела встало препятствие. Подумайте: я нашел вас здесь, в вашем доме. Но вы мечетесь, снедаемые сыскной лихорадкой, собирая улики? Или я не прав?

– Да, вы правы. Готов с вами согласиться, Шейх.

– Разве вы собирались сейчас же, сию секунду произвести расследование, невероятное по своему блеску и значению и чрезвычайно спешное?

– Я любовался рыбками.

– Любовались? Вы смотрели на них... А что они делали?

– Ну просто, знаете ли, плавали...

– Невероятно. Так почему бы не уделить и мне пару часов? Мисс Сайнара Лэйн убедила меня, что вы можете быстро разыскать моих жен, почти тотчас же. Она сказала, что среди ваших многочисленных талантов имеется один уникальный: вам особенно хорошо удается находить жен. В этом случае, сказала она, вы беретесь... нет, хватаетесь за дело с потрясающей энергией, и практически моментально добиваетесь. Она сказала, что вы неподражаемы в своем деле.

– Да, я единственный. Но откуда, черт возьми, Сайнаре знать обо всем этом? Я только вчера познакомился с этой головокружительной крошкой.

– Это не важно. Она узнала обо всем из вашего рождества.

– Какое отношение имеет к этому рождество?

– Ваше рождество... ах, простите, день вашего рождения! Я сам пока с трудом разбираюсь в этой науке.

– Так, стало быть, вы говорите о моем гороскопе? Обо всех этих дурацких кружках, закорючках и загогулинах, которые она там начертила?

– Да, именно. Начертила и говорила множество прекрасных слов. Что вы замечательный детектив, что у вас огромная работоспособность и целеустремленность, и еще многое другое, правда, это другое вовсе не показалось мне таким уж замечательным. Признаться, кое в чем я оказался разочарован...

Он нахмурился и пожевал губами.

– Увы, Шейх, не вы первый. Но, действительно, я сейчас в тупике. И не в восторге от самого себя. Собственно, я зашел к себе, чтобы немного подумать, поглядеть, как плавают рыбки, а там, может быть, решить, что делать дальше. Возможно, я провел бы за этим занятием час. Поэтому, вероятно, есть смысл в том, чтобы этот самый час ушел и на ваши проблемы.

– Так вы займетесь поисками? – Он заметно приободрился. – Вы найдете мой гарем?

– Точнее говоря, сделаю попытку. Найти? Только если повезет или случится какое-нибудь чудо... Да, чудо! Откровенно говоря, Шейх, правда в том, что я никогда бы не простил себе, если бы не воспользовался вашим предложением. Ведь это единственный в своем роде случай. Случай, который скорее всего никогда не повторится. Я презирал бы себя, если не сделал хотя бы крошечной попытки оглядеться, пошарить вокруг да около... Но, позвольте, ваше величество, один вопрос. Вы одеты в деловой костюм и не отличаетесь от других ребят, которые ходят по здешним улицам. А как насчет ваших жен? Они тоже одеты, как местные жительницы, во что-нибудь, так сказать, ненавязчивое, не бросающееся в глаза?

– Нет, только мне позволительно одеваться на европейский лад. Женщины же, все шестеро, одеты так, как подобает по обычаям нашего народа. В "гхазики" и "шуп-шупы". Лишь две из них носят покрывала, наполовину скрывающие их прекрасные лица. В моей стране женщина вольна в выборе – носить или не носить покрывало, и каждая делает этот выбор сама, сообразно своему вкусу. Носить или не носить его – в этом есть сладостный соблазн, вызов. Как обнаженность округлых щек, как нагота теплых уст...

– Опять вы за свое! – вскочил я, обрывая его, но невольно прислушиваясь, какое эхо будят во мне его слова.

– Ну если они выглядят так, то это уже другое дело, хоть не придется искать иголку в стоге сена. Меня удивляет, что всю эту орду еще не показали по телевидению.

– Иголку? Орду? Что такое "орду"?

– Не важно. Важно, что я никак не уловлю суть дела. И лучше бы вам рассказать, как же все это случилось, с самого начала. Итак, вы просто глазели по сторонам, а потом хватились, что чего-то недостает, так? Но как такое возможно – потерять целый гарем, одетый в "гхазики" и "шуп-шупы", здесь, в Южной Калифорнии?