Рукопись Чейма

– Буду минут через пятнадцать – двадцать. Но смотрите, если дело не столь важное, как вы утверждаете…

– Важное. Пожалуйста, поторопитесь.

На первый взгляд в палате номер 16 все было так, как и в предыдущие мои визиты. Но я быстро заметил разницу. Чейм, видимо, здорово ворочался в постели, потому что одеяло было скомкано, а в углу палаты валялся вдребезги разбитый стакан. Чейм сидел, выпрямившись, стиснув челюсти. Нахмуренные крылатые брови почти закрывали глаза. Он нервно тер руки.

– Приятно видеть, что вы разрядились, – заметил я. – Так что же такого ужасного произошло?

– Меня шантажируют.

Должен признаться, новость меня заинтересовала.

– Вы не шутите? Кто вас шантажирует?

– Уилфред Джелликоу. Кто ж еще, черт возьми!

– Могут и другие найтись. Почему вы решили, что это Джелликоу?

– Он мне звонил. Потребовал сто тысяч долларов. Сто тысяч!

– И когда вы должны подготовить эти сто тысяч? И как будете их передавать?

– Он дал мне два дня, чтобы подготовить деньги. А как их передать, разговора пока не было. Через два дня Джелликоу позвонит. Подлец! Мерзкий, неблагодарный…

– Успокойтесь. Вы все твердите: Джелликоу да Джелликоу. А звонивший сказал, что он Джелликоу?

– Нет, конечно. Голос был приглушенный, но… кто, кроме него, это мог быть? Он – единственный, у кого есть доступ… – Чейм осекся.

Я улыбнулся:

– Кажется, я понимаю. Доступ к чему?

– Он знал… знает… некоторые факты, которые я… которые нельзя разглашать. И чтобы сохранить их в тайне, мне придется ему платить. – Гидеон выругался. – И, наверное, регулярно. Если только вы не избавите меня от этого сукиного сына.

Я продолжал улыбаться:

– А как он обнаружил эти ужасные факты про вас, мистер Чейм?

– Да из рукописи, конечно, будь она неладна! Поэтому я и уверен, что звонил Уилфред.

– Вы говорите о рукописи "Я"? Об автобиографии Гидеона Чейма?

– Конечно. О чем же еще?

– И фактическом материале, о котором вы упоминали?

– Ну да, черт возьми! Но главное – сама рукопись. Эти сведения он взял из нее.

– Забавно.

– Вы что, не понимаете, кретин? Рукопись должна быть опубликована посмертно. Никто не должен пока ее читать, и уж, конечно, не публика. – Он судорожно глотнул воздух, положив руку на сердце.

– А это может случиться в любой момент, – любезно заметил я, – если вы немного не остынете. Так что… успокойтесь, мистер Чейм, и продолжайте.

– Мне пришлось включить в рукопись факты, эпизоды, касающиеся меня, чтобы читатели поверили, что и все остальное – правда. Но я, разумеется, не хочу, чтобы о них стало известно сейчас.

– Все остальное! То есть нелестные откровения о других людях. О мужчинах, с которыми вы хотели свести счеты. О женщинах, которых вы домогались. О тех, кого вы хотели погубить.

Он ничего не сказал. Но в черных глазах опять полыхнули уже знакомые красноватые отблески. Складки вокруг глаз сбежались, образовав мелкую сетку морщин.

– Воистину вы – сама добродетель. Говорите, близость смерти меняет человека, а? Заставляет осознать свои ошибки? Пробуждает желание исправить все зло, все плохое, что сделано за жизнь. – Я помолчал. – Ладно. Теперь вы – жертва вымогательства. Проблемы с деньгами будут?

– Нет. Дома в сейфе найдется нужная сумма.

– Итак, все, чем мы располагаем, – это голос по телефону. Возможно, это был Уилфред, возможно, нет. Ведь его уже может не быть в живых.

Чейм при этих словах так сильно вздрогнул, что я продолжал чуть ли не веселым тоном:

– Но это всего лишь предположение. Может, он здоров, как никогда. Загвоздка в том, что мы не знаем, кто звонил. Так ведь?

– Да… верно. Голос был тихий и приглушенный.

– Звонивший привел какие-то доказательства, что владеет столь важными для вас материалами, что вы готовы скорее выполнить его требования, чем допустить, чтобы они получили огласку?

– Да, несколько фактов он упомянул.

– В какое время он звонил?

Чейм поднял руку и взглянул на часы:

– Сейчас двенадцать двадцать пять. Я позвонил вам сразу после его звонка. Значит, с полчаса назад.

– Ну, скажем, в двенадцать. Почему в такое странное время? Как вы думаете?

– Не знаю.

– А если это не Джелликоу, кто еще мог вам звонить?

Чейм покачал головой:

– Не представляю. Никто.

– Раньше вас когда-нибудь шантажировали?

– Раньше… Господи! Нет, конечно!

– Каких-нибудь особенностей не заметили? Может, слышалась музыка, голоса? Звонок был местный или междугородный? Не было ли шума, гудков, жужжания, может быть, плохая слышимость?

– Нет, ничего такого. Звонок, как мне кажется, был не междугородный. Обычный звонок, ничем не примечательный.