Как убили Юлю

– Мне показалось, что он к тебе клеится, – заметил Артём после пристального взгляда на млевшую в душной ординаторской коллегу. – Он уже третий раз к тебе приходит.

– Я никого усыновлять не планирую, – резко отрезала она. – Так что у Снегирёва нет ни одного шанса. А вот его кожа меня беспокоит.

– С тобой всё нормально? – спросил Артём вяло, подавляя зевок. Он беспрерывно мешал кофе в маленьком коричневом стаканчике из пластика, скребя ложечкой по стенкам. Взгляд его тёмных сонных глаз говорил о том, что ему хотелось быть где угодно сейчас, но только не на дежурстве в больнице. – Пусть им дерматовенеролог занимается наш.

– Да, – безучастно отозвалась Юля, переворачивая исписанные страницы медицинской карты Снегирёва.

– Ты будешь листать его медкарту, пока она вся не разлезется? – спросил он, может быть, чуть резче, чем хотел. Но быть таким раздражительным по ночам в больнице – обычное дело. – Что ты там высматриваешь всё?

– Не могу понять, что с ним. Говорю же.

– Пусть Лисицын им занимается, сказал же я, направление у него есть.

Юля невольно усмехнулась, закрыв карту.

– Только не говори, что ты меня ревнуешь к нему.

Артём вспыхнул, как августовский пожар. Он завертелся на месте, ища глазами такую точку, куда смотреть будет не так стыдно.

– У тебя тоже шансов нет, – продолжила Юля серьёзно, отчего Артём чуть не провалился под пол.

– У Вас никто шансов и не просит, Юлия Викторовна.

– Ладно, не обижайся на меня, – бросила она ему вслед, но невролог уже пошёл к выходу большими шагами, отчего его белый халат стал развеваться на ходу. – Тёма, стой!

Но тот уже выскочил из ординаторской, хлопнув дверью. Она невольно заулыбалась: какие же они все здоровые! И слесарь этот, и сосед её, и Артём, и Борис. И даже её Саша, наверное, к двадцати годам так раскабанеет… Но это даже хорошо. Мужчина должен быть большим и сильным. Девочки таких любят.

Вернулся он немного позже, держа в руках ещё один стаканчик с кофе, и она уже стала клевать носом, чуть не уронив голову на стол рядом с блеклой лампой.

– Юлия Викторовна, будете кофе? – спросил он, вырвав её из беспокойной дрёмы.

– Буду…

– Тогда сходите и возьмите себе сами, – сострил Артём и хохотнул.

Юлия вздохнула, вспомнив, что он обиделся на неё десять минут назад. Она работала с ним уже давным-давно, и в приёмном отделении она осмотрела с ним, наверное, тысячи призывников, бездомных и просто неуравновешенных граждан во власти делирия. И они сто лет уж как начали «тыкать» друг другу, часто шутили и вместе могли проводить выходные – по-дружески, конечно… И во время таких вот бесед у них как-то зашёл разговор о фобиях – в конце концов, это было бы забавно, если б у невролога имелась фобия…

И она имелась: Артём рассказал, что дико боится муравьёв, боится всю свою жизнь. Сначала её даже это позабавило, но потом дошло дело до её фобии, и она сразу помрачнела…

Настала очередь тогда смеяться для Артёма. Но сейчас же он начал бормотать совершенно серьёзно:

– Смотри, вот этот Снегирёв твой… Он же слесарь. Кстати, ты знаешь, чем отличается слесарь от столяра?

– Без понятия, – отозвалась она, передёрнув плечами, вспоминая молоток, торчащий из сумки.

– Тем, что слесарь работает с железками, а столяр – с деревяшками. У них и молотки различаются. У столяра он спереди сделан под гвоздодёр, а вот у слесаря – тяжёлый такой, монолитный.

Юлия резко поднялась из-за стола:

– Тебе смешно? А вот я ничего смешного в этом не вижу… Если бы тебе в детстве хотели размозжить башку молотком, и ты бы сейчас не смеялся…

– Спокойнее, Юля Викторовна, я уже в детстве был здоровый, как твой Сашка, со мной боялись все связываться…

Наступило гнетущее молчание. Где-то дальше по коридору звучали приглушённые голоса.

– Извини, Юля. Я знаю, что это всё очень серьёзно для тебя. Просто я… Плохо шучу.

– Ты отвратительно шутишь, – поправила она его. – И никогда не научишься, наверное.

– Извини, – ответил он ядовито, – обещаю придумать что-нибудь получше и посмешнее.

– Всё нормально, – махнула она рукой, немного подумав. На самом деле тяготило её ещё кое-что: с Сашей не просто не боятся связываться, а связываются, а ещё и колотят будь здоров. – У меня с Сашей небольшие проблемы.

– Выкладывай.

И она рассказала, что ей удалось узнать: Артём же слушал внимательно, шкрябая ложкой по стаканчику так, что хотелось себе вырвать уши.

– Обычные пацанские разборки, не переживай так.

Она невесело усмехнулась:

– А если его так поколотят, что он в этот «приёмник» загремит?

Теперь настала очередь подумать для Артёма.

– Ты смотри сама, конечно… Только вот парням свойственно выяснять так между собой отношения. Мы же все как животные. Мы должны крошить друг другу черепа, чтобы понять, кто тут альфа-самец, кто главный! Кто будет водку жрать и баб е…

– Артём!

– Извини, Юля, – он пошёл и уселся на свободный стул, отчего тот надсадно скрипнул. – Я просто устал, потому никак не могу нормально пошутить… Я лишь хочу сказать: если ты побежишь разбираться в школу, то не факт, что Саше это поможет. Это может обострить конфликт. Я тебе как невролог это заявляю. Я, конечно, не психолог, но и мне это очевидно.

Она содрогнулась, представив, какой скандал может закатить её сынок.

– Я не могу допустить, чтобы моего сына поломали, как ты этого не понимаешь? Я пойду и узнаю, что там творится! У него есть и директор, и классный руководитель. Так пусть что-нибудь предпримут.

– Тебе виднее… Если хочешь, я могу пойти с тобой. Когда планируешь?

– Думаю, послезавтра точно пойду. Но тебе там делать нечего… Вот Бориса можно позвать. Отец как-никак. Пусть участвует в жизни ребёнка.

Артём скривился.

– Если ты ему до сих пор доверяешь… Пожалуйста. Кто я такой, чтоб тебя отговаривать.

– Почему ты стал такой обидчивый? – удивилась она. – Это что-то возрастное?

– Нет, просто ты меня не замечаешь, меня это злит.

– Тебя сложно не заметить… Я надеюсь, ты не собираешься меня преследовать? Потому что ты всё равно не заставишь меня жить вместе с тобой, – она попыталась произнести этой весёлым голосом, но не получилось: Артём отнёсся к этому очень серьёзно.