Как убили Юлю

«Ну, я же образно. Я говорю, что, если не решать эту проблему, она обострится. Она будет прогрессировать».

«Я сама врач. Не нагнетай. Не лечи меня».

Так или иначе, Артём мог оказаться прав – ей становилось тяжелее, нежели раньше. Эти молотки… Они уже скоро будут ей мерещиться везде. Они уже во сне будут стучать. Тук-тук-тук-тук-тук…

«А если у тебя пациент будет с фамилией Молотков?» – не унимался Артём.

«Очень смешно. Я сейчас помру со смеху».

Борис смотрел на неё. И поднимал молоток. И это заставило её дрожать мелкой такой дрожью, которой дрожат бродячие собаки, попавшие под осенний дождик.

Она услышала страшный шум в подъезде – такой силы, что вздрогнула. Там гремел ужасающей силы скандал – но не на её этаже, а где-то на лестнице между этажами. Она медленно пошлёпала босыми ногами в коридор, прильнула к двери. Прислушалась…

Кричало две женщины… И вроде бы бубнил мужик.

Юля медленно отомкнула дверь и высунулась в подъезд.

– ПОДСЕЛИЛИ ЖЕ СУМАСШЕДШУЮ! – проревела Котова Маргарита Львовна. – КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО! ОН КРОВЬ СВОЮ ПРОЛИВАЛ, ПОКА ТЫ ПО ЗАБЛЁВАНЫМ ТУАЛЕТАМ ВАЛЯЛАСЬ В СВОИХ КЛУБАХ!

– Привыкайте, уважаемая! – отозвались дерзко. – Я ещё и с Тосей вашей разберусь! Блохозавр!

– Изыди, отродье! – не унималась Маргарита Львовна, делая такие глубокие вздохи, что у неё могла закружиться голова. – Убирайся! Оставь нас в покое!

Конечно, Юлия Викторовна никак не могла остаться в стороне, потому накинула тапочки, и в чём была, в том и вышла на лестничную площадку. Её взор сразу же поймал и пенсионерку, вздёрнувшую к небу руки; и ту зеленоволосую бестию, которая спускалась опять вниз по лестнице – к выходу из дома. Сильно пахло краской.

– Что тут происходит? – спросила Юля, будто была не врачом, а участковым.

– Эта сумасшедшая дверь нам краской облила! – ответила Маргарита Львовна. Лицо её покраснело, а глаза вылезали из орбит. Но собаки с ней не было, иначе уже бы по всему подъезду разносился недовольный лай.

– А Вы как хотели, тётя Дуся? – ехидно спросила цветноголовая. – Я вам всем тут покажу.

– Давайте все успокоимся… – сделала тщетную попытку Юля.

– Да пошла ты, лечи других, – махнула рукой зеленоволосая и побежала к выходу из подъезда. – Я ещё краски возьму. И уже на головы вам вылью, убийцы!

– Маргарита Львовна, я Вас прошу, давайте без нервов, – сказала Юля, подходя к пенсионерке и беря её за руку. Та выглядела совсем уж дурно: теперь побледнела и с непонимающим видом оглядывалась по сторонам. – У Вас же давление… Пожалуйста, успокойтесь. Пойдёмте к Вам, померим.

Юля взяла её под руку и медленно повела вверх по лестнице, к её квартире. Котов же стоял рядом с дверью, глядя на синюю краску, расплёсканную везде, на лужу, что собралась вонючим синим пятном.

«Расплескалась синева», – бессвязно подумала Юля Викторовна.

– Привет, Степан.

Степан посмотрел на неё. В глубине его тёмных глаз отразилось столько печали, что у Юлии сжалось сердце. Его бледное лицо с недельной щетиной напоминало собой маску из старой жевательной резинки. Под левым глазом у парня виднелся неглубокий шрам.

«Осколок попал?»

Губы его мучительно задрожали, прежде чем он смог выдавить из себя первый звук.

– П-п-п-ривет, Юля. Ч-чем от-т-тмыть, п-п-под-дскажешь?

Юле подумалось, что у него уходит крайне много усилий, чтобы сказать хоть одно слово.

– Ацетоном попробуй. И вообще, я думаю, надо звонить участковому. Пусть разбирается с этой девкой.

Маргарита Львовна посмотрела на неё с выражением крайнего снисхождения. Юля даже почувствовала себя законченной дурочкой.

– Надежды на него нет…

– Ну, оставлять это просто так нельзя всё равно.

Они вошли в квартирку, оставив обладателя шрама и тельняшки таращиться на дверь и искать решение. Их встретила Тося – выскочила и принялась вилять хвостом. Юля поразилась тому, как же тепло и солнечно в их небольшой квартирке – простая прихожая с поношенной обувью, постукивающие часы на кухне, мерный гул старого холодильника, который был ещё старше, чем сама Юлия. Само время здесь остановилось, передало привет из прошлого…

За исключением огромной кувалды с красной ручкой, безобразно и неуместно стоявшей в углу прихожей.

– Давайте я Вам помогу.

Она приняла у старушки пальто и, открыв серенький шкафчик, аккуратно повесила его на свободную вешалку. Здесь пахло нафталином. Потом она провела Маргариту Львовну на кухню и усадила на коричневый стул – грубый и простой.

– Где у Вас аппарат?

– В нижней столешнице.

Юля послушно прошла к кухонному белому шкафчику, громоздко затесавшемуся между холодильником и плиткой. Сначала она открыла не ту столешницу, и перед её взглядом предстало обилие упаковок от лекарств. И от боли, и от кашля, и, несомненно, от высокого давления. Затем открыла другой и увидела тонометр – старый, механический, который надо было качать рукой. Таким она уже тысячу лет не пользовалась.

– Закатывайте рукав.

Маргарита Львовна, одетая в фиолетовую кофту, украшенную нелепой брошью на груди, принялась выполнять команду, обнажая худую белую руку, пронзённую тонкими нитями вен и изгрызанную морщинами. Юля аккуратно натянула манжету и застегнула её. Принялась качать.

«Таблетки от давления пить вредно, – вспомнилась ей какая-то лекция, на которую она наткнулась в интернете. – Это приводит к инсульту. Знаете, почему?! Потому что организм, повышая давление в критические моменты, отправляет в мозг кислород. А таблетки против высокого давления запрещают ему это делать. И получается, что мозг остаётся без кислорода. Понимаете?! А в перспективе – чем это грозит? Чем?»

Тонометр зашипел и показал значение ещё побольше ста семидесяти.

– Ужас, очень высокое, – покачала головой Юлия Викторовна. – Я вроде бы Вам прописывала «Эналаприл». Пьёте?

– Пью, – кивнула пенсионерка и хрипло вздохнула, даже с каким-то отчаянием. – Только не поможет мне это.

Юля взяла её за руку – за сухие и истощённые временем пальцы.

– Почему?

– Я переживаю за Стёпу. Ему и так несладко. А тут ещё эта… Припадочная заявилась. Она ему жизни не даст.

– Надо звонить участковому… – мягко напомнила Юля и посмотрела пенсионерке прямо в карие глаза, наполненные надеждой и слезами. Часы продолжали мерно тикать, а холодильник – гудеть. Даже Степан Котов продолжал шуршать на лестничной площадке, вероятно, оттирая краску. Или пытаясь это сделать.

– Я знаю Корякинцева. Сколько тут живу, столько и знаю. Ну, придёт, скажет «пишите заявление». А у меня сердце… И нервы.

Юля помолчала.