Как убили Юлю

– Лучше беспокойся о том, что тебя начал преследовать этот «пэтэушник» с прыщавой мордой… Берегитесь, Юлия Викторовна. Он сюда начал захаживать очень уж часто.

Улыбка Юлии померкла, но ответить она ничего не успела: резко зазвонил телефон, отчего они оба вздрогнули. Визгливая трель понеслась по комнате.

– Терапевт слушает, ординаторская.

В трубку затараторила постовая медсестра.

– Поняла, иду.

– Что там? – спросил невролог, сминая в руке пустой стаканчик из-под кофе.

– У Соломина давление подскочило, жалуется, что уснуть не может. Я сейчас.

Она пошла к выходу, но в голове крутились слова Артёма: «беспокойся о том, что тебя начал преследовать этот «пэтэушник»». Быть может, она непростительно сблизилась с этим парнем?! Об этом следовало подумать завтра. В свой законный выходной.

И ранним утром, когда нервная ночная смена у неё закончилась, а трамваи только-только начали ползти по ещё сонному городу, она отправилась домой, проспав почти половину пути.

В этот раз в подъезде она встретила зеленоголовую девчушку в ядовитом спортивном костюме, которая чуть не сшибла усталого терапевта.

– Осторожнее, дамочка… Нечего здесь бегать. На улицу идите и там бегайте!

– Расслабьтесь, тётенька, – дерзко отозвалась зеленоволосая. – Я и так иду бегать. Хотела управиться до появления людей, да вижу, что пенсионерки уже повылазили из своих квартир. Куда ходили, в собес?

Во время этой пикировки они обе замерли, окинув друг друга взглядом: даже будучи на нижней ступеньке, эта зелёная фурия глядела своими острыми глазами на остром же лице так вызывающе и свирепо, что Юля даже опешила.

– Что Вы себе позволяете? – пролепетала она. – Хамка.

– Успокойтесь. В вашем возрасте нельзя нервничать. Тромб оторвётся. И – всё!

И она понеслась дальше, шлёпая яркими кроссовками по ступенькам. Низенькая, худенькая, лёгкая. Как шелест ветра пронеслась и исчезла за подъездной дверью.

Юля же стала браниться про себя, но вслух ничего не говорила – измотанная женщина после ночной смены лишь мечтает о том, чтобы поскандалить с какой-то сумасшедшей.

Саша, судя по всему, уже ушёл в школу, поэтому она просто рухнула в кровать, едва раздевшись. Спала она крепко, и ей ничего не снилось.

Проснулась поздно, когда солнце уже залило комнату, и первое, о чём Юля подумала – надо решать проблему Саши. Решила позвонить одному качку, напрямую причастному к его появлению на свет.

Конечно, Борис сначала трубку не брал – будний день, и ему некогда трындеть по телефону, наверное, в данный момент он ворочает большими деньгами. Или просто лапает свою секретаршу, третьего не дано.

– Чем могу помочь, Вика? – спросил он в трубку, и от неожиданности у Юли даже перехватило дыхание. Но буквально тут же он громогласно рассмеялся, не позволив ей возмутиться. – Да шучу, шучу. Не паникуй. Юля, я тебя узнал, богатой тебе не быть…

– Я звоню не просто так, не ёрничай.

Она прошла на кухню и стала доставать бренчащую миску из кухонного ящика, чтобы насыпать туда хлопьев. Пока Борис затих, но голоса на заднем фоне гудели – он точно сидел на работе, развалившись в дорогущем кожаном кресле «за тыщу баксов».

– Ну, излагай суть вопроса, некогда дорогая. Чем смогу – помогу обязательно.

Юля почувствовала холодную и липкую ненависть, просыпающуюся у неё внутри к когда-то любимому мужу. Его самодовольство не знало границ. Он как бы говорил «ну, умоляй меня помочь тебе». Пот выступил на её лице – ей предстояло сохранить самообладание, потому что речь шла об их сыне. Она медленно выдохнула, прикрыв глаза.

– Ало, меня слышно?!

– Да, Боря. Я тебя слышу. Довожу до твоего сведения, что наш сын почти каждый день получает от своего одноклассника. Ты собираешься с этим что-то делать?

Он помолчал, вероятно, подбирая наиболее острую и удачную шутку, которая у него имелась. Но когда он заговорил, его тон оказался совершенно лишён малейшей шутливости, его пронзала громадная серьёзность.

– Во-первых, некогда дорогая, я слышу сегодня об этом в первый раз. Во-вторых, если это происходит не первый раз, почему же ты ничего с этим не делаешь? Почему ты ему не поможешь?! Ты его мать, ты с ним живёшь!

Гнев в Юле стал закипать, как чайник на плите. Надо сохранить спокойствие и не реагировать на его колкости, на его обвинения. На его «буксование», что ли.

– Во-первых, некогда дорогой, наш сын пошёл весь в тебя, потому с ним особо и не поговоришь. Во-вторых, он всё держит в себе. В-третьих, кто из нас мужчина, в конце концов?! Я понимаю, что тебя там окружают упругие задницы двадцатипятилетних нимф, и тебе совершенно некогда принимать участие в воспитании собственного сына. Но совесть у тебя должна быть! Хотя бы её остатки.

Он помолчал, обдумывая сказанное. Даже вызывало некоторое сожаление, что он не вспыльчивый, как, например, Артём. Этого не обидишь и за язык не поймаешь.

– Я тебя услышал. Ты очень раздосадована по этому поводу. Мне с ним поговорить надо? Выяснить всё?

– Нет, я хочу, чтобы ты просто сходил к нему в школу.

– И навешал люлей его однокласснику? – он металлически рассмеялся. – Боюсь, это не поможет.

– Хватит! – грозно сказала она, звякнув миской о стол. Та выдержала и не рассыпалась. – Я тебе о серьёзных вещах говорю.

– Хорошо, – согласился он после очередной ленивой паузы. – На этой неделе или на следующей я обязательно зайду к нему в школу.

– Я собираюсь идти туда завтра. Пошли со мной, – в последней фразе у неё послышалась непроизвольная мольба, за что Юлия тут же себя возненавидела.

– Я не могу. Я занят завтра. Я и сегодня занят, – отчеканил он. – И вообще сейчас говорить тоже не могу… Но я думаю, что он справится! Он же мужчина. Он – мой сын. Он просто тигр!

– Ясно. Пока, – сказала она и резко сбросила звонок, пожалев, что не может в Бориса швырнуть чем-нибудь тяжёлым.

Она уселась прямо на залитый солнцем подоконник, и взгляд её наткнулся во дворе на целое семейство – худой мужчина в красной кофте нёс на руках ребёнка лет пяти, а рядом с ними шла миниатюрная женщина с необычайно длинными каштановыми волосами… Они шли неспешно и выглядели предельно счастливыми, улыбчивыми. Обсуждали, возможно, чей-то День рождения или поездку в Турцию.

Юлия подумала, что когда-то они с Борисом и Сашей ходили так, пока их пути не разошлись. Всё по классике: она уставала на работе, нянчилась с ребёнком, а он лапал секретарш. И однажды ей всё это надоело… Развод. Девичья фамилия.

«Интересно, а сейчас он с кем-нибудь встречается?» – подумалось ей. Очень уж странным показалось ей то, что резко отказался прийти в школу, сославшись на дела. Ей захотелось проверить это, и она полезла в телефон. Теперь всё обо всех знают социальные сети.

Когда она искала его страницу, сердце у неё забилось учащённо – она заволновалась. Испугалась увидеть его в обнимку с какой-нибудь развратной блондиночкой, развалившейся у него на коленях…

Сердце у неё подпрыгнуло, когда она зашла на страницу: уже на «аватарке» он, конечно, был не один – обнимал своей мощной рукой за осиную талию женщину в обтягивающем чёрном платье. Только не блондинку, а тоже рыжую – как сама Юлька. И помоложе лет на пять или семь.

В груди где-то неприятно и необъяснимо заныло, но она удержала себя и от того, чтобы запустить телефон в стену. Стала листать другие фотографии – везде он позировал по-модельному, чванливо. На одной фотографии он стоял на горе, одетый в красный зимний горный костюм, поднимая руку с альпинистским молотком. Демонстрируя замах. Подпись к фото гласила: «Кто-то боится опасности, а кто-то хватается за неё двумя руками».

Юля отдёрнулась от экрана – настолько впечатляющая поза была у него. Да и взгляд его, сквозивший из-за красных пластиковых очков, говорил ей, что он замахивается именно на неё, а не просто на рандомного фотографа… Ведь он тоже знал, что она боится… Что у неё есть этот гвоздь в ботинке. Что она боится МОЛОТКОВ.

«Ну, это уже бред откровенный», – выдохнула Юля и выключила экран.

«Я тебе как невролог заявляю, – вспомнилось ей. – Попей хоть «глицин»… Или «фенибут». Если хочешь, я тебе рецепт к «адаптолу» выпишу. Ты себя изведёшь. Слишком ты нервная. На ровном месте. То молотков боишься, то в подъезд боишься зайти».

«Что за бред? – возмутилась она. – В подъезд я не боюсь заходить».