Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках

Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках
Римма Павловна Ефимкина

– Психологические корни волшебных сказок— Обряды инициации— Инициации как психологический кризис— Инициатические сюжеты волшебных сказок— Социально-психологическое содержание инициаций в женских волшебных сказках— Инициации женщин во время психотерапевтических сессий

Пробуждение спящей красавицы

Психологическая инициация женщины в волшебных сказках

Римма Павловна Ефимкина

© Римма Павловна Ефимкина, 2018

ISBN 978-5-4496-0623-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Моей дочери, Анне Ефимкиной, посвящается

В этой книге я объединила все свои мысли по поводу работы с инициациями, которые я проводила в женских терапевтических группах за последние десять лет. Инициатический подход представляет собой дальнейшее развитие юнгианских, гештальтистских и процессуально-ориентированных методов работы, используемых мной в психотерапевтической практике или разработанных самостоятельно. Основная идея книги состоит в том, что психотерапевтическая сессия представляет собой инициацию, подобно тем, что проводились с людьми в племенных обществах в доиндустриальный период. Этот социальный институт в настоящее время утрачен, однако структура и символика инициатических практик нашла отражение в структуре и символике текстов волшебных сказок, которые по-прежнему актуальны для современного человека.

Новый метод, описанный в этой книге, основывается на моем исследовании взаимосвязи между психологией женщины и текстами волшебных сказок. Чтобы ответить на вопрос, как возникла эта взаимосвязь, нужно рассказать предысторию.

Как психолог я провожу образовательные программы по психологическому консультированию и психотерапевтические группы. Подавляющее большинство участников этих программ – женщины. Работая с ними, я обнаружила, что причиной психологических проблем является то, что они в чем-то «не выросли», в каких-то аспектах своей личности оставшись маленькими девочками. Речь здесь ни в коем случае не идет о биологической составляющей взросления. Если традиционно признаком взрослой жизни является начало сексуальной жизни, замужество, рождение детей, то почти все мои клиентки в этом отношении состоялись и являются взрослыми. Однако в психоконсультационной практике я обнаружила, что, обладая вышеперечисленными признаками, реально женщины не чувствуют себя таковыми.

Для того, чтобы взросление состоялось, необходимо осуществить ряд переходов из одних состояний в другие: от девочки к девушке, от девушки – к женщине, от женщины – к старухе. Эти переходы происходят на нескольких уровнях. Приобретение социально-психологической зрелости является процессом сложным, оно сопровождается дисбалансом в жизни и деятельности человека, неадекватностью в социальных проявлениях и срывами нервно-психического и соматического состояния. Причина кроется в том, что человек – существо многоуровневое: не только естественное, природное, но и искусственное, культурное, «сделанное» обществом. Если биологическая зрелость в большинстве случаев наступает благодаря участию природы, то социально-психологическая зрелость не наступает сама, для этого общество заготавливает для человека определенные схемы. В традиционных обществах это были обряды инициаций. Наши современники остаются один на один с грандиозными разрушительными и созидательными процессами, которые неминуемо переживаются во время переходов. В психологии эти переходы получили название нормативных кризисов развития. Пройдет или не пройдет человек кризисный период – обществу неважно, оно все равно предъявит к нему требования как к человеку зрелому. Отсюда противоречие: внешне человек выглядит как взрослый, стараясь соответствовать социальным ожиданиям, а внутренне от испытывает неуверенность, зависимость от авторитетов, тревожность, страх, отсутствие поддержки и собственную ненужность – то есть подобен маленькому ребенку, зависимому от взрослого.

Мой подход в психотерапии заключается в выявлении личностных аспектов женщины, которые остались не выросшими, и осуществлении их перехода в следующую стадию развития. Я называю такой переход инициацией, а терапевтические сессии такого рода – инициатическими. На мой взгляд, актуальность такого подхода очевидна в любое время, но сегодня в особенности.

Причина особой актуальности этого подхода заключается в следующем. Говоря о современном состоянии российского общества, нельзя не отметить его проблем, ведущих к проблемам отдельных его членов. Смена социалистического уклада на новый, которому пока еще даже нет окончательного названия, привела к тому, что сложившиеся за годы советской власти социальные ритуалы разрушены безвозвратно, а новые еще не сформированы. Возникновение в России в массовом порядке психологических служб и увеличение в геометрической прогрессии количества российских психологов свидетельствует об огромном спросе на них населения, пусть даже не осознанном. По сути, психотерапевты сейчас взяли на себя по отношению к некоторым слоям общества такие социальные функции, которые традиционно осуществлялись в различные социально-исторические периоды представителями религиозных культов (шаманами, магами, колдунами, знахарями, священниками и т. п.), а также работниками идеологической сферы. При этом не факт, что все психотерапевты справляются с возложенными на них ожиданиями, потому что не все осознают социальный контекст проблем современных клиентов.

В связи с вышесказанным можно рассматривать современную психотерапию как набор социотехнических практик, которые позволяют организовать инициацию: обнаружение «не выросшего» аспекта личности клиента, создание условий для завершения его «роста» и переход на следующую стадию развития, соответствующую биологическому возрасту клиента.

Книга написана в соответствии с той последовательностью, в которой я шла сама в своем поиске ответа на вопрос, как и почему «работает» психотерапевтическая сессия.

Вот этот путь. Несколько лет назад я заметила, что, рассказывая о своем опыте или разыгрывая сцены своей жизни в психодраматическом подходе, женщины бессознательно, сами того не подозревая, проигрывают мифологические сюжеты. Например: «Когда моя мать была мною беременна, старая цыганка предсказала ей, что рожать она будет в муках…» – чем не сказочный зачин? Было очевидно, что опыт людей, будучи воплощен в слова, как-то связан со сказками. Я обратилась к книгам филолога В. Я. Проппа, который, исследуя морфологию сказки, обнаружил структурное единообразие всех волшебных сказок мира. Это единообразие отразило феномен, исторически уходящий корнями в родовой строй, – обряд инициации. Перечтя В. Я. Проппа «психологическими» глазами, я поняла, что в волшебной сказке отражена не только структура обряда инициации, но и развернута схема инициации, которую можно применять в современном психотерапевтическом контексте. С того, как «устроена» волшебная сказка, начинается книга.

Сказка потянула за собой целый культурный пласт – существовавшие в племенных обществах обряды инициации, которые являются историческими корнями волшебной сказки и лежат в основе сказочных сюжетов. Я окунулась в этнографическую литературу и все, что нашла по этой теме, изложила во второй главе.

Потом я поняла, что обнаружение исторических корней сказки хотя и проливает свет на значение ее символов, но не отменяет первоначального вопроса – почему психотерапевтические сессии похожи на сказки своими сюжетами, тем более что обрядов давно уж нет, а сказки есть. Я стала искать помимо исторических корней психологические корни сказок. Оказалось, что за инициациями скрыты нормативные психологические кризисы. Я углубилась в изучение кризисов взрослых людей. Однако если кризисы детей изучены в психологической литературе более или менее хорошо, то кризисы взрослых практически не изучены. Кризисам взрослости посвящена третья глава.

«Вооружившись» всеми этими знаниями, я снова возвратилась к сказке, чтобы теперь уже постичь ее тайны. Я обнаружила в ней не одну, как было принято, а три инициации, и перевела сказку с языка метафор на психологический язык, чтобы получить доступ к сокровищнице народной мудрости и применить эти сокровища в психотерапевтической практике в работе с женщинами. Четвертая и пятая главы посвящены расшифровке сказочных кодов.

И, наконец, шестая глава – это описание терапевтических сессий моих клиенток на тему инициаций с комментариями – то есть то, ради чего я и предприняла это путешествие «за тридевять земель в тридевятое царство тридесятое государство».

Хотя основное содержание книги (за исключением последней главы) вошло в мою кандидатскую диссертацию по социальной психологии «Социально-психологические особенности возрастных кризисов женщины в инициатических сюжетах волшебных сказок», предлагаемый читателю материал не предназначен для представителей какой-либо определенной науки. Он изложен языком, одинаково доступным как ученым, так и неспециалистам.

Глава 1. Исторические корни волшебной сказки

Прикосновение к чуду

Впервые отнестись к сказке «научно» мне пришлось, когда я была студенткой филфака, на лекциях по устному народному творчеству (в обиходе – УНТ) профессора Михаила Никифоровича Мельникова. Тогда он еще не был профессором, а был потрясающим рассказчиком, чрезвычайно темпераментным, фанатично влюбленным в свой предмет, а потому особенно убедительным. Его лекции были похожи, скорее, на страстные драматические монологи: «Почему баба яга – „костяная нога“?! Почему ее нос „в потолок врос“?! Почему избушка „без окон и дверей“ стоит „на курьих ножках“?! Да потому, что баба яга – не человек, а мертвец!! Она лежит в гробу, вот почему у нее нос в потолок врос! И эта избушка – без окон и дверей, как и гроб. А на курьих ножках она стоит потому, что гробы не закапывали, а ставили на сваи, чтобы звери не достали…»

Аудитория не дышала, потрясенная и самим рассказом, и открытием. Мы-то думали, что баба яга – страшноватый, но все-таки смешной персонаж детских сказок, и выдумана она в педагогических целях хитроумными взрослыми наряду с милиционером, бабаем и дядькой с мешком, которые забирают непослушных детей. А еще точнее – мы вообще не думали про сказки как про что-то серьезное, – так, детские россказни для развлечения, чем бы дитя ни тешилось… Однако выяснилось, что в основе волшебных сказок лежат реальные исторические события и что на эту тему даже есть научное исследование, осуществленное отечественным фольклористом В. Я. Проппом.

Книги В. Я. Проппа по морфологии сказки в те времена и достать-то было невозможно, то, что в сказке может быть что-то «спрятано» – казалось фокусом. Однако с изумлением мы открывали, что сюжет сказки всегда «прячет» в себе не что иное, как околосмертный опыт героя, или его инициацию. То есть сюжет любой волшебной сказки сконцентрирован вокруг главного события: герой, допустив оплошность, должен исправить ее, а для этого пройти смертельные испытания, победить и в результате преобразиться.

Почему этот опыт так важен, что его зафиксировали тысячи сказочных сюжетов? Тогда, в пору студенчества, я не очень задавалась подобными экзистенциальными вопросами, жизнь сама по себе держала в тонусе, хватало того, что есть. Однако соприкосновение с этим околосмертным сказочным опытом было и в ту пору ошеломляющим. Когда мы слушали рассказы о путешествии героя, о бабе яге, то мурашки пробегали по коже и охватывал трепет сладкого ужаса. Так бывает, когда встречаешься с тайной, мистикой, чудом, которым в обыденной жизни нет места, но без которых жизнь пресна и пуста.

Другая профессия

Потом несколько лет мне, как и всей стране, было не до сказок и не до чуда. Началась перестройка, в целях социального выживания я получила другую профессию, выучившись сначала на психолога, затем – на психотерапевта, не подозревая тогда, что найду таким образом не только свое призвание, но и основную линию жизни. Я сертифицировалась в арт- и гештальт-подходах, а также в психодраме, стала вести женские психотерапевтические группы, и рассказы женщин об их жизни во время групповых тренингов все время казались мне чем-то уже знакомы. Затаив дыхание и понизив голос, они готовы были поведать нечто такое, что не вписывается в рамки обыденной жизни: «Когда мне было лет семь, ко мне ночью приходили чудовища и пугали меня…» Или: «Недавно мне явилась моя покойная бабушка в виде привидения…» Слыша подобные «зачины» психотерапевтических сессий женщин-клиенток, я узнавала в них мифологические сюжеты и догадывалась, что это неспроста. Я предполагала, что опыт людей, рассказанный словами, как-то связан со сказками. Но как? И тут мне пригодилось первое образование. Я снова открыла книги В. Я. Проппа о волшебных сказках, изданные теперь большими тиражами, и прочла их заново уже другими, «психологическими» глазами.

«Тайный» язык сказки

Владимир Яковлевич Пропп (1895—1970) – русский ученый, фольклорист, профессор Ленинградского государственного университета, вошедший в историю мировой филологической науки благодаря тому, что разработал основы структурного анализа сказки. Две его знаменитые книги по сказкам, которые часто публикуют как две части одной книги, на самом деле вышли с разницей почти в тридцать лет.

Первая книга «Морфология сказки» появилась в 1928 году. Напомню, что морфология (морфе – форма, логос – наука) – учение о формах, о составных частях, о строении. Я не знаю, что сподвигло В. Я. Проппа сравнить между собою сюжеты волшебных сказок (лично у меня пусковым механизмом было желание понять структуру и механизм воздействия терапевтических сессий клиенток), но он взял из сборника А. Н. Афанасьева наугад подряд сто сказок (всего их было четыреста) и изучил их строение. В результате его ждало сенсационное открытие: сказки, совершенно разные по содержанию, оказались одинаковыми по структуре.

Чтобы было понятнее, о чем идет речь, приведу пример. Когда я пыталась как-то объяснить себе невероятное сходство психотерапевтических сессий и сюжетов волшебных сказок, я вспомнила несколько самых популярных женских сказок и сравнила их между собой. «Женскими» принято называть те сказки, в которых главный действующий персонаж – девушка или женщина, то есть героиня, а не герой. Например, это «Морозко», «Крошечка-Хаврошечка», «Снегурочка» из сборника А. Н. Афанасьева, «Госпожа Метелица» братьев Гримм, «Золушка» и «Спящая красавица» Ш. Перро, «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» А. С. Пушкина, «Аленький цветочек» С. Т. Аксакова, а также сказка об Амуре о Психее, вставленная Апулеем в его «Метаморфозы». Сходство сюжетов буквально бросается в глаза.

Сюжет кратко можно изложить так: мачеха (антагонист), обнаружив, что падчерица (героиня) подросла и хороша собой, старается сжить ее со свету. Отец почему-то не заступается за дочь перед обидчицей. Наконец, мачеха дает задание, с которым девушка не справляется и этим нарушает приказ. За это мачеха выгоняет ее из дому, а родной отец (отправитель) увозит ее в лес. Там она встречает волшебное существо (дарителя: фею, Морозко, госпожу Метелицу, медведя, бабу ягу и т. п.), которое устраивает девушке смертельное испытание. С помощью волшебных помощников девушка справляется с непосильным заданием. За это она получает от дарителя вознаграждение и возвращается домой. Появляется молодой человек (царевич), который влюбляется в нее и сватается. В эпилоге – счастливое замужество героини, зависть сестер (ложных героинь), посрамление мачехи или даже гибель ее.

В скобках я указала названия персонажей, действующих в сказке. Эти названия дал В. Я. Пропп, когда обнаружил, что в сказках, несмотря на богатое разнообразие персонажей, выделяется всего семь типов этих самых персонажей. В. Я. Пропп назвал их семиперсонажной схемой. Перечислю их еще раз: антагонист, герой (героиня), ложный герой, отправитель, даритель, помощник, царевна (царевич).Они названы так в соответствии со своими функциями. При отсутствии в сказке одного или нескольких из них их функции передаются другому персонажу. Здесь важно не авторство того или иного персонажа, а само значение его поступка.

За единицу сказки ученый принял ход персонажа, который был назван функцией. Это поступок действующего лица, определяемый с точки зрения его значимости для хода действия. Всего В. Я. Пропп обнаружил в сказке тридцать одну функцию. Пронумеровав и обозначив каждый ход буквой алфавита, он записал их один за другим в последовательности, которая составила как бы формулу сказки. Эта последовательность оказалась такова (для простоты я использую только порядковые номера функций, а буквы опускаю):

Структура волшебной сказки по В. Я. Проппу

Подготовительная часть

– Отлучка
– Запрет (или приказ)
– Нарушение
– Выведывание
– Выдача
– Подвох
– Пособничество

Завязка

– Вредительство (или 8а: недостача)
– Посредничество
– Начинающееся противодействие
– Отправка

Основная часть