Устриц едят живыми. Письмо на тот свет

– Вот дурак ты. Он сколько раз говорил, тащи своего Вову сюда, воздух чистый. Сто лет проживет. А ты упирался, в центре привык жить. Кому этот центр нужен, пыль и шум. Еще соседи… вечно недовольные. Да, точно цыганам квартиру сдадим.

— Ой, скорее бы уже подлечили. А ты думаешь, химия поможет?

– Да, конечно, поможет. Ты главное ничего не бойся. Тебе самые хорошие лекарства дадут.

— А что врачи говорят, прогноз какой?

— Ну что говорят…, если все будем правильно делать, то проживешь еще минимум пять лет, а может и больше. Божья воля, сам понимаешь….

— Ох, это же целая вечность! (Улыбаешься, довольный) А за пять то лет может уже и лекарство от рака найдут. Скорее уже надо эту химию начать. Нам с тобой обязательно надо «Доктора Живаго» доделать. Там обязательно должна быть моя «Свеча». Скажи, что она там будет.

– Конечно будет, как же без свечи… Эх, Вова, если бы я умела нотки записывать, то ты бы мне сейчас напевал, а я бы записывала.

– Тебе всегда шо попрощщэ… Вот я тебе спою, а ты просто запомни, без записи запомни.

И я запомнила…

Превозмогая пустоту,
с улыбкой на губах танцую
И боль сжимая в кулаке,
я крылья ангелу рисую
Превозмогая пустоту…
Я так хочу дышать тобой
и быть всегда с тобою рядом,
Чтоб не разбилась наша жизнь
под чьим-нибудь
Случайным взглядом…
Я так хочу дышать тобой…
Как сильно я тебя люблю.
Такой любви не знали боги.
Не разлучат нас никогда
обледеневшие дороги.
Как сильно я тебя люблю…
Когда придет прощальный час,
Придет, заламывая руки,
Заплачут небеса о нас
От нежности, не от разлуки.
Когда придет прощальный час…

Владимир Игоревич Соколов

— Ах, Вова… Мы еще столько всего с тобой успеем сделать!

— Не называй меня Вова, мне это не нравится. Хорошо, Малыш.

— Хуиш.

– Фу на тебя.

– Куда пошла?

— В туалет.

– Иди только недолго.

– Хорошо, как получится.

Еле до туалета дошла, слезы градом. При тебе выть нельзя. Ты не поймешь. Чего выть-то, когда впереди вечность. Господи, скажи что делать тоооооо, ну чего ж ты молчаливый такой, ну хоть что-нибудь, знак подай… Врач сказал два-три месяца, а я пять лет. Да и то если лекарство подействует. Ой, господи.

Как я жить-то буду без него. Как же он-то будет, как же он все это примет, как будет уходить? Это же, как в бездну прыгнуть с закрытыми глазами Телефон звонит в кармане. Ты. Вздрагиваю. Быстро мою лицо больничной, резкой, хлорированной водой. Кричишь:

– Ну ты чего, провалилась в канализацию?

– Вова, меня три минуты нет.

– Тебя полчаса уже нет. Иди сюда, только о себе думаешь…

За сутки таких звонков до сорока доходило. Выйду на двадцать минут, десять раз позвонит «Ты где? Ты скоро? Осторожно ходи»…

Почему-то твое время потеряло границы. То ли оно растянулось, то ли расползлось, то ли размылось, то ли вообще остановилось. Твоя минута казалась тебе бесконечной. А моя минута казалась мне долей секунды. Вот ведь как – у тебя расширилось, а у меня сузилась. Почему то…

— Не ори на меня, ты права не имеешь на меня орать.

– Имею, дура.

— Сам дурак.

– Как ты со мной разговариваешь.

– Как заслуживаешь…

— Будет у тебя еще куча времени по туалетам шляться.

– Что ты мелешь, кацап?

– Не смей меня так называть, чертова кукла.

(«Чертовой куклой» дед Александр Федорович Вовину «бабуню» Викторию Иосифовну называл, а она его называла — «кацап». Володе всегда нравилось это вспоминать. И он меня так же называл. Говорил, что я на бабуню похожа). Привыкли так.

На фото в нижнем ряду бабушка Виктория Иосифовна Соколова и актер Смирнов. В верхнем ряду дедушка Александр Федорович Соколов и какой-то актер.

И злимся оба. Но не друг на друга. Пар выпускаем от слабости. Страшно. Так человечки устроены. Тут бы за ручки держаться, вместе набыться, а мы ругаемся на ровном месте. А потом прижмемся друг к другу. Вот ведь правда – вместе густо, а врозь пусто.

Владимир и Римма Соколовы

Это стихотворение я написала от имени Володи… Все было именно так, я только в рифму облекла…

Мне осталось немного, наверно,