В тени невинности

Я прислушался. Где-то вдалеке раздался протяжный мучительный вой.

– Они просыпаются, – подтвердил я свои мысли.

– После сна следует подкрепиться. Не знаю, как ты, а я не хочу становиться чьим-то завтраком.

Мальчик показательно обошёл меня, открыл железную дверь и скрылся внутри. Вот же… Он явно был не из робкого десятка.

– Помоги мне, – донёсся его голосок из главного зала, стоило мне закрыть железную дверь.

Блондин уже стоял у антикварного письменного стола, уперев руки в столешницу.

– В этом нет необходимости…

– Что плохого в том, чтобы лишний раз убедиться в своей безопасности?

Я покачал головой. Пришлось помочь ему дотянуть стол (очень тяжёлый стол) до двери, забаррикадировав тем самым единственный вход. Говорить, что скрежетом дубовых ножек о пол мы могли привлечь к себе внимание, я не стал. Я вообще не знал, как правильно разговаривать с этим… новым знакомым. Поэтому без лишних слов открыл дверь, ведущую в подвал, и позволил ему спуститься по бетонным ступеням.

Мальчик бегло огляделся, пытаясь разобрать хоть какие-то очертания в кромешной темноте. Пока он на ощупь двигался по комнате, шкрябая ногами по холодному кафелю, я зажёг несколько свечей и поставил их на усыпанный трещинами стеклянный стол. Пламя свечей освещало пыльную тахту, стоявшую рядом со столом, несколько сломанных стульев и мерзко пахнущую ветошь, валяющуюся по всей комнате и в особенности у тахты.

Мальчик заморгал, привыкая к свету, и настороженно подошёл к тахте. Краем глаза он наблюдал за мной, что не укрылось, конечно же, от моего взгляда. Чтобы позволить ему немного расслабиться, мне пришлось опуститься на один из стульев и кивнуть, показывая, что он может сесть. Я постарался сделать это как можно дружелюбнее. Только сейчас я в полной мере осознал, что спустя томительный год одиночества мне повстречался настоящий живой человек. Эта мысль будоражила, хоть я всё ещё не доверял мальчишке.

– Часто ты тут бываешь?

– Нет, это просто запасное убежище. На чёрный день.

– Оно видно. Так… как тебя зовут? – спросил он, садясь на тахту и подгибая под себя ногу.

– Тебе это необязательно знать.

– Но…

– Нет.

– Ты хорошо вписываешься в сегодняшний день. Такой же хмурый и…

Он задумчиво хмыкнул и махнул рукой, не придумав продолжения.

Напряжение… Я уже забыл, что это значит. Тягучее чувство, давящее на тебя. Я не понимал, как избавиться от этого, поэтому предпочёл просто промолчать.

Мальчик уже не выглядел настороженным. Он поставил рюкзак рядом с собой, стянул с себя обувь и жилетку. Заметив, что я пристально слежу за каждым его движением, с его губ сорвалось что-то напоминающее задумчивое «хм».

– В чём дело? – с любопытством поинтересовался он.

– Ни в чём.

– Ты так сильно не доверяешь мне?

– У меня нет причин доверять тебе. Завтра тебя уже здесь не будет.

В глубине души я хотел, чтобы мальчик остался в городе. Пусть на расстоянии от меня, но остался. Впрочем, любопытство и первичная эйфория от встречи не пересилили во мне подозрительность, что не раз спасала мою жизнь.

– Звучит как угроза. Так… вас там много? Ну, в городе, я имею в виду.

– Зачем ты раздеваешься? Холодно будет, – я предпочёл проигнорировать вопрос. Врать у меня получалось ужасно.

– Так будет проще расслабиться. Я уже целую вечность нормально не отдыхал, – он расстегнул рубашку, оставаясь в одной майке. – А чтобы холодно не было… Здесь есть это.

Мальчик потянулся к тряпкам на полу. Мне стало неприятно от одной мысли, что он собирается заворачиваться в это грязное тряпьё, непонятно кем ношенное и непонятно для каких целей использовавшееся. Но моего нового знакомого несильно смущал запах или цвет тряпок.

Странно, неужели ему не холодно? Даже в куртке мне было зябко находиться в подвале, а он так спокойно сидит и не ёжится.

– Ты не представляешь, как сильно у меня болят ноги. Всё время в дороге без права передохнуть. Да, это очень сложно. В последнее время мне пришлось настрадаться.

Не похоже, чтобы мальчишка ждал от меня какого-то ответа. Он всё говорил и говорил своим тихим, но довольно грубым для подростка голосом, заставляя меня сосредоточиться. Я не запомнил всего сказанного, хоть слушал очень внимательно и даже в какой-то мере жадно. Каждое слово из чужих уст было для меня откровением.

– Так непривычно, – закончил он свой длинный монолог, когда я окончательно перестал понимать смысл его речи. – Может, мне стоит называть тебя Шоном?

Я сбросил оцепенение и с непониманием взглянул на него.

– Ну… имени ты своего не называешь, так что я могу называть тебя как угодно. И ты очень кудрявый. Как барашек из мультика.

– Во-первых, мои волосы – это не твоё дело. А во-вторых, при чём здесь Шон?

– Мультфильм такой был. Ладно, проехали. Я просто хотел разрядить обстановку.

– Не знаю таких мультиков.

– Ну и зря.

Он замолчал и поднёс левую руку к лицу, видимо, чтобы протереть глаза. Тут я и заметил бинты на предплечье. Меня это не на шутку встревожило, особенно если учесть судьбу так называемого отца мальчишки. Я рефлекторно потянулся к дробовику.

– Что это?

– М? – он напрягся, заметив мою реакцию, но вида не подал. – Эй, расслабься. Это ожог.

– Что-то мне подсказывает, что ты врёшь.

– Не вру.

– Если ты укушен, то я пристрелю тебя быстрее, чем ты успеешь пикнуть.

Мальчик состроил обиженную гримасу и принялся развязывать бинты. С каждым туром его лицо становилось всё напряжённее, а я только крепче перехватывал дробовик. Наконец, пожелтевшая марля упала на тахту, обнажая сморщенную и отчего-то тёмную, почти чёрную кожу. Такое случалось на месте укуса, но следов зубов не было. Я специально подошёл поближе, чтобы убедиться в этом. Только шрам от ожога.

– У тебя вены на этой руке чёрные, как у заражённого. Как это?

– Ожогу лет пять. По-твоему, я бы смог прожить столько времени, будучи укушенным?

– Не смог бы.