Три цветка и две ели. Первый том

– Нет! – повторил король. – Будь ты мне даже сын родной и ангелочек – нет! Никто не должен печатать монету, кроме короля! Запомни это! Сегодня монета – завтра новая междоусобная война, – нет!

– Хоть что-то ты мне можешь дать?

– Могу триумф устроить, чествования и пиршество…

– Спасибо, не надо! Ты уже мне их раз зажал – вот и подавись!

– И ты знаешь почему! И хорошо, что напомнил! Рыцарский! Орден! И собаке на шею повесил! Ты же всех рыцарей Лодэнии позоришь, а не меня! За этот орден умирают! А ты! Убил Валера Стгрогора – и собаке его жизнь скинул!.. Его младший брат, кстати, рыцарем тоже стал… – спокойнее добавил король. – С Зимрондом сдружился. Не удивляйся – ненавидит тебя.

Рагнер пренебрежительно махнул рукой.

– И третье дело, – взял в руки король Ортвин мирный договор Рагнера с королем Орензы. – Здесь перечислены дары, из каких ты, может, и отдал десятину Святой Земле Мери?диан, но мне – моей четверти – нет!

– Ты совсем уже! – вскочил на ноги и Рагнер. – Я тебе тунну золота, пятнадцать лет торговли без сборов на Утте и наследника княжества Баро в сыновья, а ты мне: монета – нет, шпоры – нет! Прошу о такой мелочи: скажи паучьей черепахе, что твое дело – сторона, – нет!! Зато: давай ему еще даров, ружья отобрали, Инглином пытали! Я – никто! Печать моя – ничто! Хер лысому свиристелю, а не миры заключать! Я тут кровь свою, значит, лил, а он явится на всё готовое и посвистит себе от души?! Я под своим знаменем, в конце концов, воевал!

– И ружья с пушками тоже сдай!

Рагнер застыл с открытым ртом.

– Я тебя щас убью, – зло сказал он, но король не испугался.

– Страшно как, – проворчал он. – Зимронда в свои короли захотел?

– А пусть! Я вот прямо сейчас к нему в Гирменц поеду – и помирюсь! Начнем с того, что как следует вместе тебя отчихвостим!

Король опять заходил по зале, затем в раздражение стащил через голову мантию и швырнул ее на пол, оставшись в скромных узких штанах и камзоле. Держа в руке корону, он сел на трон, и показал сесть на стул Рагнеру.

– Хорошо, – произнес он. – Напишу старому Хамтвиру, что мое дело сторона. Договаривайся с ним сам, если выйдет. И с матерью моей тоже. Но остальное – нет.

– Нет, не нет, – спокойно заговорил и Рагнер. – Пушки с ружьями – не отдам. Это мои трофеи – я их честно получил.

– Зачем они тебе в Ларгосе? А кораблям короля пушки – нужны. Морские разбойники опять нападали на Сиюарс. Я же не о себе думаю, а о Лодэнии – обо всех нас.

– Ладно, – подумав, сказал Рагнер. – Ружья с фитилем и половина пушек твои. За это я хочу дозволение для себя и своих охранителей: носить ружья и в Брослосе, и вообще везде.

– Твоих головорезов от бандитов не отличишь. Тогда как-нибудь понятно их одень. А пушки тебе зачем?

– Хочу такие же отлить, наши уже, лодэтские. Продам их потом тебе или даже подарю.

– Хорошо, – сдался король. – Но остальное – нет. А ты мне пообещаешь снять с собаки орден, надеть его на себя и гордо носить.

Рагнер, протяжно вздыхая, кивнул.

– И не вздыхай мне! И про четверть даров я не шутил – такие законы. Не я их писал! Может, ты и воевал под своим знаменем, но на моих кораблях. И наследник Баро – сие расчудесно, конечно, вот только мне ныне нужно собрать достойное такого жениха приданое Алайде и не посрамить Лодэнию! Видал ту жемчужину? А ведь еще подарков, негодяи, навезут! Казна и так пуста из-за свадьбы Эккварта. Поэтому не брыкайся больше. Где все эти роскошества?

– Большая часть на ярмарке в Нолндосе. Людям, что всё продадут, я доверяю – они мое войско снабжали.

– Тогда с тебя золото. Лучше приданого нет.

Рагнер снял с груди толстую золотую цепь и отдал ее королю.

– Это цепь из той грамоты. Для Алайды. Для семьи не жалко.

– Ну вот, – повеселел король. – Вставим сюда пару каменьев – и готов подарок принцу Баро. А что с твоими волосами?

– Ох, боюсь, опять орать начнешь. Я тут послушником недавно стал…

________________

В то время как Рагнер рассказывал королю о захвате замка герцога Лиисемского, королева Орзении возлежала в Алой гостиной на лектусе, на дневной кровати, в тиши и уединении. Ее глаза были закрыты, но она не спала – в голове Белой Волчицы шли битвы «Ма?ргрэты из Орзении» против «Маргариты из Орензы». Точнее: королева соображала, как заставить любовницу Рагнера перебраться в женское крыло, а затем и убраться в Орензу, но ничего путного придумать не могла. И «раскусить» Маргариту тоже: то ли та была наивной дурочкой, то ли беспринципной стрекозой-хищницей, то ли даже коварной лазутчицей орензких властителей. Вспоминая вчерашний обед, старуха клацала крепкими зубами – вчера Рагнер усадил ее, «любимую бабушку», на место хозяина дома – во главе стола, а сам занял стул рядом со своей «шлюхой в вопиющем платье». Хильде обедать не спустилась. «Тоже дура: за мужа ничуть не сражается, – всё на мне одной!»

Старуха встала с лектуса, вышла на проходную галерею и посмотрела в парк – там Соолма гуляла с Айадой. Неясная идея стала зарождаться в голове королевы, но появление Линдспа отвлекло ее.

– Ваше Величество, кронпринц Зимронд здесь. И граф Гельдор с ним… Принц нетрезв, как и граф, – добавил Линдсп. – Желают видеть герцога Раннора. Проводить их Большую гостиную?

Идея мгновенно прорисовалась.

– Раз они пришли к герцогу Раннору, то проводи их в его покои, – сказала королева, наблюдая за Айадой, прыгавшей вокруг Соолмы.

– Но… баронесса же там, Ваше Величество… еще вроде бы почивает…

– Проводи их в покои хозяина дома, как и до?лжно, Линдсп, – строго смотрела на молодого мужчину Белая Волчица, и тот не решился более возражать. Он поклонился и вышел.

Вскоре в саду, на розовой дорожке, показались смотритель и два его спутника: белокурый красавец – граф Эгонн Гельдор, младший брат королевы Хлодии, и шумный кронпринц Зимронд, чьи рыжие волосы горели огнем на солнце. Если бы не хохот наследника лодэтского престола, то гости остались бы незамеченными для Соолмы. С досадой королева Маргрэта наблюдала за тем, как Черная Царица подзывает собаку и тоже направляется к дворцу. Старуха ушла в тень галереи и остановилась у мужской Синей гостиной. Внутрь она заходить не стала – лишь приоткрыла дверь и затихла.

________________

Гости ждали у конюшни, в длинном проходе между двумя зданиями. Граф и кронпринц еще не спешились; их слуги, пьяные, как и оба их господина, развязно опирались о стены спинами или руками. Среди услужников выделялся здоровяк с широким красным лицом – Вёлм Пештр, знаменитый буйством, загулами и безобразиями не меньше, чем кронпринц, которому он служил.

Если их господа с кем-то не ладили, то слуги враждовали со слугами этого кого-то: задирать словами, изводить шутками, даже драться считалось долгом, а уж на глазах хозяина тем более – в случае «победы» он мог жаловать подарки или деньги. Линдсп Вохнесог, неспособный дать сдачи, особенно «полюбился» Вёлму: Линдсп ничего никогда не отвечал, пытаясь не замечать грубостей, но потел, сглатывал слюну и нервно поправлял волосы на лбу, – Вёлм поспорил, что однажды доведет его до слез.

– Хрю-хрю, Линдспё-хлипспё, толстозадый, наложил в штаны с досады! – пропел Вёлм под хохот пьяных прислужников. – Он так лопал и потел, что корыто тоже съел!

– Эй, заткнитесь, – вдруг оборвал хохот услужников белокурый граф Гельдор. – Мы пришли с добрыми намерениями, Линдсп.

– Герцог Раннор отсутствует. Если Его Высочество и Его Сиятельство желают ожидать хозяина дома в мужских покоях, то добро пожаловать в Рюдгксгафц.

Яркие синие глаза белокурого красавца встретились с ярко-зелеными глазами кронпринца – тот почесал щетину у подбородка и пожал плечами, после чего они спешились и без услужников пошли за Линдспом.

Кронпринц Зимронд напоминал сатира – руки были в рыжей поросли, ноги – кривыми и короткими. Однако он, низкорослый и коренастый, носил короткие камзолы и плащи, не собираясь прятать свои недостатки; когда стоял, то широко расставлял ноги, выпячивая небольшой плотный живот и гульфик, украшенный львиной мордой из золота. Лицо было глумливым, с мелкими чертами, тем не менее привлекательным. Яркие, зеленые, «драконьи глаза» мало кого оставляли равнодушным. Как и Рагнеру, ему досталось два родовых уха Ранноров, отчего «ушастый», ныне небритый и лохматый Зимронд еще сильнее походил на сатира.

Младший брат королевы Хлодии, белокурый Эгонн, был младше кронпринца на десять лет, но доводился ему дядей по мачехе. Ему исполнилось двадцать три. Как и его «наставник», он носил на гульфике зверя, вышитого золотого коня, – уж такая была мода, восхваляющая плодородие. В остальном Эгонн ничем не напоминал друга: высокий, изящный, прекрасный как бог древних Феб, белокурый и синеокий. Одевался он броско, с большим вкусом. В тот день Эгонн Гельдор выбрал золотистый камзол, и в нем он еще сильнее походил на солнечное божество.

Сблизились они от скуки. Зимронд имел буйный нрав, но с ним было весело. Общество Эгонна нравилось кронпринцу тем, что женщин тянуло к этому красавчику. А Эгонна, еще со свадьбы Рагнера, манила Мирана – красивая и отвергавшая его ухаживания Мирана. Жениться он на ней никогда не помышлял, и девушка особым женским чутьем чувствовала за сладкими речами ложь.

________________

– Я сам тебе всё могу здесь показать, смотритель, – говорил Зимронд, поднимаясь по ступеням на галерею первого этажа, – и рассказать тоже. Вот у этих самых колонн по голой девке плясало, приветствуя меня. Правда, сейчас тут из шлюх одна моя бабка, – громко хохотнул он. – Я б помер, увидав старую каргу без одежд.