– Товарищ душ Сантуш, – цеплялся за остатки своего разума Павел Иванович, – но ведь сегодня уже пятница, как же мы за два дня успеем?
– Я вам дам свой самолет, вылет в субботу ранним утром. – Президент уже отвернулся в сторону от Клименко, давая распоряжение помощнику приготовить закрытый траурный саркофаг, венки, почетный караул и прочее и передать соответствующее уточнение на ленты информационных агентств.
Незапланированное кратковременное возвращение в Москву Олег помнил смутно, сквозь многократные и все время тщетные попытки уснуть. Во Внуково прилетели вечером. Предупрежденные из Луанды встречающие уже ждали их около трапа на двух «Волгах» и на авторефрижераторе, том же, что провожал их в Анголу еще несколько дней назад. Один из сопровождавших, прежде чем рассадить всех по машинам, напомнил о секретности операции и строго-настрого приказал никому никуда не звонить.
В лаборатории они провели несколько ночных часов, поскольку телу требовалось сделать несколько новых инъекций, ранним утром кое-как позавтракали в московской пельменной на улице Богдана Хмельницкого, рядом с площадью Дзержинского, и, когда все было сделано, тем же составом и в сопровождении все тех же не слишком разговорчивых товарищей из Комитета государственной безопасности отправились в аэропорт. В Луанде они были ближе к вечеру воскресенья. На вилле их ждал роскошный ужин с красным сухим вином из португальских регионов Douro и D?o. Красота! Олег впервые в течение одного дня завтракал в Москве, а ужинал в Африке, за семь с половиной тысяч километров от родного дома.
После того, как повторно приехавшая тем же вечером, уже без президента, правительственная комиссия осмотрела тело и не нашла больше никаких возможных изъянов, очки были на месте, и доступ к телу особым письменным приказом был открыт начиная со следующего утра в отстроенном за считанные сутки флигеле будущего мемориального комплекса. Покидая дворец, один из членов комиссии передал Павлу Ивановичу Клименко официальное приглашение для группы советских специалистов на закрытый прием в резиденции нового главы государства, подписанное самолично его превосходительством президентом Народной республики Ангола Жузе Эдуарду душ Сантушем и супругой.
К двенадцати часам следующего дня, когда новость о начавшейся церемонии прощания с телом, благодаря сообщениям по Национальному радио и в Jornal de Angola, печатном органе ЦК МПЛА – Партии Труда успела распространиться по столице и далее по всей стране, ангольцы уже шли к дворцу непрерывным потоком. Они выражали свою скорбь по ушедшему лидеру бурно и страстно, как здесь принято, рыдая и вскрикивая, размазывая слезы по лицу и царапая его руками, как бы показывая и себе, и окружающим, насколько невосполнима их утрата. На входе в спешно построенный мавзолей людей встречал огромный портрет Агостиньо Нето. Внутри него стоял стеклянный саркофаг с телом президента, окруженный почетным караулом, представителями Политбюро и правительства, которые время от времени сменяли друг друга. Рядом, на некотором расстоянии от саркофага, отрезанного от остальной части небольшого зала траурными лентами, сидели члены семьи покойного. Немного знакомый с ее творчеством и часто видевший ее в последние дни по телевизору, в группе родственников Олег узнал Эужению Нето, вдову президента, все еще молодую и красивую женщину, этническую португалку, журналистку и популярную поэтессу, на которой президент женился в конце пятидесятых годов, находясь в эмиграции. «Настоящая муза, – подумал про себя Олег. – Сколько в ней благородства. Но довольно эпитетов, просто красивая баба, так и скажи. Нет, женщина! Баба не может быть такой тонкой, изящной, даже интеллигентной». В этот момент Эужения посмотрела на Олега, будто услышала его комплименты. Приняла как должное – не время, молодой человек – и снова погрузилась в молчание.
Снаружи и внутри толпу прощавшихся с вождем регулировали и направляли добровольцы в красных футболках. Они аккуратно и вежливо предлагали желающим расписаться в книге соболезнований и в случае необходимости указывали направление на выход. В очереди, которая несколько затихала, почти цепенела внутри помещения, тем не менее, периодически кто-то всхлипывал и приглушенно плакал. Однако, пройдя мимо тела первого лидера нации и выйдя на улицу, люди переставали себя сдерживать, некоторые рыдали и обессиленные падали на землю, подхваченные все теми же волонтерами и медиками. Кого-то отпаивали водой, тут же на месте, кого-то отводили к дежурившим неподалеку машинам скорой помощи.
Вечером первого дня прощания с Агостиньо Нето в отеле «Панорама», стоящем на живописной океанической косе в черте города, президент Жузе Эдуарду душ Сантуш устроил закрытый, не освещавшийся в прессе, прием для первых приехавших на церемонию прощания гостей – глав государств. Среди них были президенты и премьеры соседних африканских государств, прежде всего, лидеры бывших португальских колоний, а ныне, так же, как и Ангола, независимых стран – Мозамбика, Гвинеи-Бисау и Островов Зеленого Мыса, Сан-Томе?, Федеративной Республики Бразилия и Португальской Республики, которую представлял экс-премьер, а тогда лидер крупнейшей в стране Социалистической партии Мариу Соареш.
Глава советской делегации биохимиков, приглашенный с коллегами на вечер, подошел к президенту, извинился за произошедший инцидент и поблагодарил за прекрасные условия, предоставленные его делегации. Президент в ответ пожелал Клименко дальнейших успехов в его важнейшей для ангольского народа работе, попросив в случае любой необходимости обращаться к нему напрямую, добавив с улыбкой, что «пусть лучше таких необходимостей больше не возникает».
На приеме душ Сантуш впервые представил иностранным гостям свою новую супругу, ослепительно красивую мулатку лет двадцати пяти, бывшую стюардессу, с которой он сочетался браком за какие-то две недели до вступления в должность, судя по всему, по настоянию его окружения, оставив русскую жену Татьяну и родившуюся у них дочь. С Татьяной Кукановой душ Сантуш познакомился в студенческие годы еще в шестидесятые, когда уехал по направлению МПЛА на учебу в Баку. Об этом, гораздо позже, в одну из их встреч, Олегу рассказал Тито Шангонго, который на приеме почти все время стоял по правую руку от президента. Бывшей супруги на приеме, по понятным причинам, не было, а их дочь лет шести Изабел, озорная мулаточка со значком советского октябренка на воротнике легкого ситцевого платьица, постоянно крутилась вокруг папы, играя в догонялки в детьми других ангольских руководителей. Она громко смеялась, то и дело дергала отца за пиджак, закрываясь родителем, словно манекеном от догонявших ее детей, а новоизбранный президент время от времени пытался ее утихомирить, делая замечания то на русском, то на португальском.
Камарада Тито, как только выдался момент, отвел переводчика в сторону и пожелал ему успехов в дальнейшей учебе и в защите диплома, еще раз настоятельно напомнив, что ждет его в Анголе по окончании вуза: «Здесь у нас дел – выше крыши!» – Тито и тогда оставался верен своей страсти к ярким языковым оборотам.
Три дня спустя, дав гражданам страны проститься с почившим президентом, власти Анголы объявили о временном закрытии мавзолея на завершение строительных работ и проектировку мемориального комплекса вокруг него. Передышка была нужна для повторной отправки тела в Москву, хотя населению страны об этом ничего не сообщалось. Для народа он по-прежнему находился внутри, и заезжие из провинции сограждане и командировочные все равно приходили к закрытому мавзолею и клали цветы под оставшимся перед входом портретом вождя.
Клименко и его команда, включая Олега, покинули Луанду следующим утром и вечером были в Москве. В аэропорту и дальше помощь Олега биохимикам была уже не нужна, и они расстались, выразив обоюдную надежду, что скоро еще встретятся. Тем не менее, как он узнал позже, в следующую командировку в Анголу с телом Нето, забальзамированным уже «долговременно», его не позвали, видимо, решили сэкономить и обошлись услугами переводчика из советского посольства.
Олег продолжил завершающий год учебы в институте, досрочно и успешно сдал зимнюю сессию и готовился к встрече нового, 1980 года, который своей округлостью даты, предстоящей летней олимпиадой и одновременным с ней окончанием института обозначал в его жизни новый, призрачный и неведомый ему рубеж.
«Happy New Year!»
Новый год они встречали с Лизой вдвоем. Невероятно! Лизина мама празднует у друзей, живущих по соседству, к которым приехала их общая одноклассница из Свердловска. Они не виделись тридцать пять лет. Ирина Леонидовна собиралась уезжать в Израиль и перед тем, как исчезнуть, может быть, навсегда в другой стране, решила навестить близких ей людей, разбросанных по всему Союзу, с которыми провела бо?льшую часть жизни! Наконец-то это стало возможным: теперь уже не отговаривали, не пугали климатом и тяжелыми условиями жизни, не угрожали лишить званий и привилегий на работе и так далее. В те годы об этом рассказывали характерный анекдот:
Старый еврей собирается уезжать в Израиль. Его вызывают в КГБ и предлагают прослушать лекцию о трудностях жизни в эмиграции. Так называемый лектор рассказывает: «Вы не представляете, куда вы едете. Полгода в Израиле идет сплошной дождь. На улицу выйти нельзя – все в воде, в магазин за продуктами не добраться». Еврей качает головой.
Лектор продолжает: «А остальные полгода там невыносимая жара. На улицу опять же не выйти, может случиться солнечный удар, трава горит, ничего не растет». Старик опять качает головой. В конце лектор спрашивает:
– Я так понял, что вы передумали и решили остаться?
– Да нет, – отвечает старик с характерным акцентом и интонацией. – Я никак не могу решить – брать с собой зонтик, не брать с собой зонтик?..
Олег приехал к Лизе сильно заранее, привез ее маме «подарок из Африки» – симпатичную, еще не распространившуюся в Союзе, почти крамольную статуэтку из черного дерева с тремя сидящими в ряд обезьянками. Одна из них закрывала руками глаза, другая – уши, третья – рот: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», – почти как в популярной невинной песенке про влюбленных в исполнении Эдиты Пьехи.
– Это ты мне на вырост даришь, что ли? – ехидно пошутила Людмила Михайловна и засмеялась. – К тому возрасту, когда я стану немой, слепой, глухой, как пробка, и вправду ничего этого делать уже не смогу? – Людмила Михайловна была довольно прямолинейным человеком. Этого качества ей, вероятно, добавило полученное образование и опыт работы с западными бизнесменами: она закончила немецкое отделение педагогического факультета московского иняза и все последнее время работала с немцами из ФРГ, поэтому сантименты были не в ее стиле.
– Ну что вы, фрау Люда! Это, так сказать, завуалированная в искусстве сатира на наше закрытое от мира общество, – с трудом подбирая приличные слова, ответил Олег. – Вы же всегда любили Салтыкова-Щедрина, эзопов язык? Вот, это о том же. Возьмите ее с собой на Новый год, будет вам на столе вместо коллективной Снегурочки. Уверен, ваша подруга оценит.
– Так может, тебе лучше к моим Иришке с Федором Ивановичем на ночевку отправиться? У них и дочка подходящая, Анечка, в самом соку, все на ней лопается, не то, что моя спирохетина. А, зятек?!
– Мама, мне надоел ваш солдафонский юмор, – неожиданно для себя процитировала Лиза, чем удачно разрядила уже начинавшую накаляться атмосферу.
В дверь позвонили.
– Это Ирина, легка на помине, я ее попросила зайти: глаза что-то совсем ослабли.
– Мама! После Нового года, как только выходные пройдут, идем с тобой к окулисту. И никаких больше отговорок! – строго произнесла Лиза, открывая дверь.
– Здрасте-мордасти! С Новым годом, дорогие! – Ирина Леонидовна вошла в прихожую, вся еще разгоряченная от мороза. – Ой, Лиза, какая же ты взрослая, прям невеста уже!
– Так и есть, Ириш. – Людмила Михайловна крепко обняла и расцеловала подругу. – А вот и наш будущий зять, Олег. Если, конечно, не передумает, – продолжала подкалывать она Олега. – Знакомься!
Ирина заинтересованно посмотрела на юношу и, похоже, осталась довольной:
– Джигит! – произнесла она. – И чем мы занимаемся, молодой человек?.. – начала было долгую светскую беседу Ирина, но подруга ее тут же оборвала:
– Все, все! Я тебе про них все подробно расскажу, у нас целая ночь впереди, ты мне еще рот затыкать будешь. Ну, ладно, голубки, – продолжила она, уже обращаясь к молодежи. – Мир вам да любовь, «дочку Васей назовем», – решила не отставать от своего чада по части цитат Людмила Михайловна. – Буду завтра после двенадцати. Чао, какао! – Она поцеловала поочередно в лоб Лизу и Олега и, пропустив подругу вперед себя, выходя из квартиры, помахала им из-за спины на прощание.
– Она тебя любит, – неожиданно произнесла Лиза. – Только признаться ни себе, ни нам в этом не желает. Наверное, боится сглазить.
По телевизору уже начали показывать часто занимавшую в последние два-три года предновогодние экраны «Иронию судьбы, или С легким паром!».
– Чувствуется. И эти чувства затмевают в ней все остальные.
– Перестань, она нам даже бутылку шампанского оставила.
– Это меняет дело, а с чувствами я как-нибудь договорюсь.
– Лично у меня сейчас только одно чувство… голода.
– И я жутко голоден. У нас есть что-нибудь?
– Есть. Холодильник, – незаметно для себя они оказались на кухне. – Вот тебе шампанское, – открыла Лиза холодильник, – и включай телек, там «Ирония судьбы…» уже началась, а я сделаю бутерброды по-быстрому.
Олег взял шампанское и прошел в гостиную. Поставил бутылку на стол и стал искать глазами фужеры, чуть было не забыв про фильм. Когда Олег включил телевизор, герои комедии уже помылись и дружно пели: «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги»[11 - Из песни «Главное, ребята, сердцем не стареть», слова С. Гребенникова и Н. Добронравова.]. Он сел на диван напротив телевизора, как добрая половина страны в этот вечер, и стал наслаждаться фильмом.
Скоро пришла Лиза и принесла на тарелке бутерброды с сыром и колбасой. В комнате аппетитно запахло краковской.
– Как же она вкусно пахнет, – закрыл глаза от удовольствия Олег.
– Даже актеры начали оборачиваться, – взяла в руки один бутерброд Лиза и поднесла к губам Олега.
– Конечно, столько пить, закусить хочется, – жадно откусил Олег.
– А для шампанского что-нибудь есть? Бокалы?
– Нет, только ванна, – рассмеялась Лиза. В ее радости чувствовалось легкое волнение.
– А крепче ничего нет?
– Только чувства, – быстро нашлась Лиза. – Вот, – она достала из серванта два фужера.