Мифы Ктулху

– В этом лесу определенно живет нечто дурное, – не удержался я.

– Так говорят крестьяне, – отмахнулся мой спутник. – Но я не раз и не два хаживал по этим тропам – будь тут чудовище, я б его встретил, взглянул бы ему в лицо. Да только не видать что-то этого самого лица! – Подхватив новую тему, де Люп заговорил о безвестных порождениях тьмы; взошла луна, тени затрепетали среди деревьев. Он обратил к ночному светилу взгляд и проговорил:

– Поспешим! Надобно добраться до места назначения, прежде чем луна войдет в свой зенит. – И мы припустили по тропе почти бегом.

– Говорят, – добавил я запыхавшись, – что в этих лесах бродит оборотень!

– Кто знает… – ответил де Люп. – Есть древнее поверье, которое можно услышать от старух у камелька, – добавил он, – что если оборотня убить, когда он в шкуре волка, то он умрет. Но если расправиться с ним, когда он в обличье человека, – его полузвериная душа будет вечно преследовать убийцу. Поспешите же, луна почти в зените!

Мы вышли на небольшую поляну, освещенную луной, и незнакомец остановился.

– А теперь – небольшой привал, – произнес он.

– Ни к чему, пойдемте дальше! – запротестовал я. – Не нравится мне это место!

Он беззвучно рассмеялся.

– Что не так? Это прекрасная поляна. Она хороша как банкетный зал, и я много раз пировал на ней. А еще в банкетных залах зачастую танцуют, эх-ха! Смотри, смотри же на мой танец!

Мой юродивый спутник принялся совершать странные прыжки вокруг меня, то и дело запрокидывая голову и хрипло, утробно похохатывая. Ну что за досада! Нарваться на этого сумасброда в пути через лес!

Пока он выделывал свои звериные коленца, я осмотрелся. Тропа не шла дальше, а остановилась на поляне – вот что до меня только что дошло!

– Идемте, – мягко позвал я, – нам пора. Разве вы не чувствуете сами, как здесь воняет шерстью? Неподалеку волчье логово. Возможно, голодное зверье уже спешит в нашу сторону!

Де Люп опустился на четвереньки, умудрившись каким-то образом остаться выше моей головы, и направился ко мне странным скользящим шагом.

– Этот танец называется «волкопляс», – прохрипел он, и у меня зашевелились волосы на затылке от страха.

– Не подходи! – Я стал пятиться прочь от безумца.

С пронзительным криком, подхваченным лесным эхом, он прыгнул на меня; хотя на поясе у него висел кинжал, он не схватился за него. Я почти вытащил рапиру из ножен, но тут он схватил меня за руку и повалил головой назад. Я потащил его за собой, и мы вместе покатились по земле. Освободив руку, я рывком сорвал с головы незнакомца маску – и с губ моих сорвался крик ужаса: под нею сверкали звериные глаза, в лунном свете сверкнули кипенно-белые клыки. Это была морда волка.

В одно мгновение вольчьи зубы щелкнули у самого моего горла. Когтистые пальцы вырвали рапиру из моей хватки. Стиснув кулаки, я принялся лупить по морде чудовища, но его челюсти все равно достали мое плечо, когти заскребли у самого горла. Я завалился на спину; мир померк от боли. Вслепую я нанес удар – рука опустилась, затем инстинктивной мертвой хваткой сомкнулась на торчащей рукояти кинжала, который я все никак не мог достать. Выхватив оружие, я нанес удар сверху вниз.

Ужасный полузвериный крик – и в следующее мгновение я уже был на ногах, освободившись от веса его тела. У моих ног, корчась, лежал оборотень.

Я наклонился, поднял кинжал, затем сделал паузу, посмотрел вверх. Луна висела близко к зениту. Если я убью эту тварь как человека, ее страшный дух будет преследовать меня вечно. Я сел и стал ждать. Тварь смотрела на меня горящими волчьими глазами. Длинные жилистые конечности судорожно изгибались; казалось, на них стремительно нарастает густая шерсть. Опасаясь потерять рассудок, я выхватил у ночного монстра его собственный клинок и зарубил его. Затем вонзил лезвие в землю и бросился бежать прочь.

Перевод Г. Шокина

Примечание

Рассказ написан в 1925 году. Первая публикация – журнал “Weird Tales”, август 1925-го. Является второй по счету профессиональной публикацией автора (первая – рассказ «Копье и клык» (Spear and Fang), также в “WT”, в июле того же года, повествующий о быте пещерных людей).

Текст примечателен тем, что вполне мог бы стать прологом или вводной частью к написанному в том же году рассказу «Волкоглав»; сам по себе он – образец почти «ученической» работы писателя, виньетка, чьи главные достоинства могут быть не столь очевидны в отрыве от продолжения (см. комментарий к «Волкоглаву»). Тем не менее зачастую составители антологий отдают предпочтение именно «Случаю…»; показательна история публикаций на русском языке: в период с 1990-х годов по настоящее время – десять изданий «Случая…» против пяти у «Волкоглава».

Волкоглав

Страх? Прошу прощения, господа, но подлинное значение этого слова вам неизвестно. Нет-нет, я останусь при своем мнении.

Вы – солдаты, искатели приключений. Вы знаете, как наступают полки драгун, как неистовствует овеваемое ветром море. Но страх – настоящий, пробирающий до мурашек, ужасающий страх – вам неведом. А вот мне довелось познать это запредельное чувство, и вряд ли кто-то еще изведает подобный ужас, покуда легионы тьмы не хлынут из адских врат и мировой пожар не поглотит всех нас.

Я расскажу вам эту историю, ибо это было много лет назад и на другом конце света, к тому же никто из вас никогда не видел человека, о котором я вам рассказываю. Не видел – и не увидит, и не узнает.

Вернитесь вместе со мной через годы к тому дню, когда я, безрассудный юнец, сошел в гавани с маленькой лодки, высадившей меня с корабля, проклял грязь, царившую на грубой пристани, и зашагал по причалу к замку, куда меня пригласил старый друг, дон Винсенте да Лусто.

Дон Винсенте был необычным и дальновидным человеком – сильным и смелым мужем, чьему взору открывались виды, недоступные его современникам. Возможно, в его жилах текла кровь тех древних финикийцев, которые, как рассказывают, в смутные эпохи правили морями и строили города в далеких землях. Его судьба была странной, но он был удачлив – мало кому пришли бы в голову подобные схемы обогащения, да и еще меньше народу на этом поприще достигло бы успеха. Ведь его поместье находилось на западном побережье темного, таинственного континента, озадачивавшего исследователей, – Африки.

У небольшой бухты он расчистил угрюмые джунгли, построил свой замок и склады и безжалостной рукой стал изымать богатства земли. У него было четыре корабля: три небольших судна и один вместительный галеон. Они курсировали от его владений к городам Испании, Португалии, Франции и даже Англии, груженные редким лесом, слоновой костью, рабами; тысячами диковинных богатств, которые дон Винсенте добыл торговлей и завоеваниями.

Да, дикая авантюра, еще более дикий быт – и все же он смог бы создать империю и в этой помраченной земле, если бы не крыса Карлос, его троюродный брат… Но я забегаю вперед в своем рассказе.

Все внимание сюда, господа, – пальцем, обмакнутым в вино, вывожу я на столешнице приблизительную карту. Здесь находилась маленькая гавань, а здесь – широкие причалы. Вот тут, по небольшому склону с хижинами, похожими на склады, с каждой стороны шел причал, а вот здесь он упирался в широкий, неглубокий ров. Через него проходил узкий разводной мост, а затем шел высокий частокол из бревен, врытых в землю. Он опоясывал весь замок по кругу.

Сам замок, построенный по образцу другой, более ранней эпохи, был прочным, но не отличался изяществом линий. Он был сложен из камня, привезенного издалека; годы труда и тысячи негров, работавших под плетьми, укрепили его стены, и теперь, в завершенном виде, он выглядел почти неприступным. Таково было намерение его строителей, ведь на побережье свирепствовали берберские пираты, и перспектив туземного бунта было более чем достаточно.

Вокруг замка было расчищено пространство радиусом примерно в полмили, а через болотистую землю проложили дороги. Все это требовало огромного количества труда, но рабочей силы в тех краях хватало. Один щедрый подарок вождю племени – и он самолично погонит к вам своих людей. А уж португальцы знают, как заставить дикаря любить цивилизованный труд!

Менее чем в трехстах ярдах к востоку от замка протекала широкая, но мелкая река, которая впадала в гавань. Ее название совершенно вылетело у меня из головы. Это было напрочь дикарское название, и я никогда не мог произнести его.

Я обнаружил, что был не единственным другом, приглашенным в замок. Похоже, что раз в год или по какому-то особому поводу Винсенте привозил в свое одинокое поместье множество веселых компаньонов и кутил с ними несколько недель, чтобы компенсировать тяготы и одиночество остальной части года.

Была уже почти ночь, когда я ступил под своды замка; пиршество было в самом разгаре. Мне уделили немало внимания, со всех сторон меня оживленно привечали уже знакомые люди и влекли в самую гущу чужаков, чтобы я со всеми перезнакомился. Признаться, я был слишком утомлен, чтобы принимать участие во всеобщем веселье, так что ел и пил без активного участия в беседах, слушал тосты и разглядывал веселый люд.

Я знал прелестную племянницу дона Винсенте – Изабеллу. Именно она была одной из самых существенных причин, по которой я принял приглашение приехать в этот тропический ад. Карлоса, троюродного брата дона Винсенте, я тоже знал и недолюбливал – это был скользкий, склочный тип, смахивающий на проныру-хорька. Здесь же пребывал старый мой приятель Луиджи Веренца из Италии и его сестрица-кокетка Марсита, по обыкновению строившая глазки мужчинам. Еще присутствовали невысокий коренастый немец, который представился как барон фон Шиллер, Жан Дезмарт, гасконский курносый дворянин, и дон Флоренцо де Севилья – тощий, смуглый, неразговорчивый человек, величавший себя испанцем и носивший рапиру почти такой же длины, как он сам.

Были там и другие мужчины и женщины, но за давностью лет всех их имен и лиц я точно не упомню.

Лицо одного из присутствовавших почему-то притягивало мой взгляд, как магнит притягивает сталь. Это был худощавый мужчина чуть выше среднего роста, одетый просто, почти строго, и он носил меч почти такой же длины, как рапира испанца.

Но мое внимание привлекла не его одежда и не меч, а именно необычные черты. Его изысканный, высокородный лик был изборожден глубокими морщинами, придававшими ему изможденное, замученное выражение. На челюсти и лбу виднелись крошечные шрамы, как от когтей зверя; я мог бы поклясться, что в выражении узких серых глаз временами появлялся затравленный блеск.

Я наклонился к кокетке Марсите и спросил имя мужчины, так как у меня напрочь вылетело из головы, знакомили меня с ним или нет.

– Это де Монтур из Нормандии, – ответила она. – Ох уж и странный тип! Даже мне он, признаться, не по душе.

– Значит, твои чары для него пустой звук, маленькая ведьма? – пробормотал я. Наше длительное знакомство сделало меня одинаково невосприимчивым и к ее гневу, и к уловкам амурного толка. Но на сей раз она предпочла не сердиться и ответила мне лукавым взглядом из-под скромно опущенных ресниц.

Я много наблюдал за де Монтуром, чувствуя странное очарование. Он ел мало, пил много, говорил лишь тогда, когда к нему прямо обращались с вопросом.

Вскоре, когда тосты пошли по кругу, я заметил, что спутники призывают его встать и поднять бокал. Сначала он отказывался, но после их повторных настоятельных просьб встал и на мгновение молчаливо застыл с поднятым кубком. Казалось, он внушает собравшимся благоговейный трепет. Надсадно, сардонически захохотав, он поднял кубок над головой.

– За Соломона! – воскликнул он. – За царя, обуздавшего злых духов рать! И да будет он проклят троекратно – за то, что некоторым из духов этих удалось улизнуть!

Проклятье – и здравица разом! За это выпили молча, озадаченно косясь друг на друга.

В тот вечер я рано ушел на покой, утомленный долгим морским путешествием; голова кружилась от крепкого вина, которого в погребах у дона Винсенте хранилось столь много, что можно было напоить весь этот континент.