Мифы Ктулху

Моя комната находилась в самой высокой башне замка; из ее окна открывался чудный вид на тропики и реку. Покои были обставлены с грубым, варварским шиком – как и, в общем-то, все здесь.

Подойдя к окну, я взглянул на дозорного, вышагивающего по территории замка прямо внутри палисада; на расчищенный плац, залитый луной, – неприглядный, пустой; на лес за ним; на умиротворенно протекающую реку. Из туземных кварталов, расположенных недалеко от берега реки, доносилось сюда странное бренчание грубой лютни, исполнявшей этническую мелодию.

В темных тенях леса какая-то жуткая ночная птица подняла насмешливый клекот. Зазвучали тысячи нот – птицы, и звери, и черт знает что еще! Какая-то огромная джунглевая кошка зашипела, заставляя волосы на затылке шевелиться. Я пожал плечами и отвернулся от окна. Наверняка в этих мрачных дебрях таились и самые настоящие дьяволы.

В мою дверь постучали, и я открыл ее, чтобы впустить де Монтура.

Он подошел к окну и посмотрел на луну – та так и переливалась безумной белизной.

– Почти полная, не так ли, m’sieu? – заметил он, повернувшись ко мне. Я кивнул – и могу поклясться, что в тот момент он вздрогнул.

– Прошу прощения, m’sieu, я более не смею вам досаждать. – Он повернулся, чтобы уйти, но у двери помедлил и вновь обратился ко мне. – Послушайте, – прошептал он ожесточенно, – что бы вы ни делали, убедитесь, что вы накрепко заперли свою дверь сегодня ночью!

Затем он ушел, оставив меня недоуменно смотреть ему вослед.

Я задремал. В моих ушах звучали отдаленные крики пирующих; хотя я был утомлен – а может быть, и благодаря этому, – спалось мне легко. Я так и не проснулся до самого утра, но сквозь пелену дремоты до меня доносились все эти звуки и шумы, а разок мне даже показалось, что в запертую дверь кто-то стучит и толкается.

Как и следовало ожидать, большинство гостей на следующий день «штормовались» и большую часть утра проводили в своих покоях. Помимо дона Винсенте, из всех мужчин трезвыми оказались лишь трое – де Монтур, испанец де Севилья и я. Де Севилья накануне не притронулся к вину, а де Монтур хоть и употреблял его в изрядном количестве, ни разу не выказывал, что на него выпитое хоть как-то влияет.

Дамы встретили нас очень любезно.

– По правде говоря, синьор, – заметила эта распутница Марсита, протягивая мне руку с грациозностью, заставившей меня хмыкнуть, – я рада видеть, что среди нас есть джентльмены, которым важнее видеться с нами, чем спать в обнимку с бутылью вина. – Возмущенно тараща свои дивные глаза, она добавила: – Сдается мне, кто-то прошлой ночью был чересчур – или же недостаточно? – пьян, чтобы блюсти хорошие манеры. Ибо, если только бедные чувства не подводят меня, кто-то караулил меня у двери в спальню прошлой ночью!

– Ну надо же! – воскликнул я, тут же придя в ярость. – Какой-нибудь…

– Нет-нет! Не кричите так! – пресекла меня она, оглядываясь кругом, чтобы убедиться, что нас не подслушивают. – Не странно ли, что сеньор де Монтур, прежде чем уйти к себе, велел мне крепко запереть дверь?

– Чудно, – пробормотал я, но не стал говорить ей, что мне он советовал то же самое.

– И не странно ли, Пьер, что, хотя сеньор де Монтур покинул банкетный зал еще до вас, он имеет вид человека, который не спал всю ночь?

Я пожал плечами. Женские причуды часто бывают странными.

– Сегодня вечером, – сказала она плутовским тоном, – оставлю свою дверь незапертой нарочно – и посмотрю, кого удастся поймать.

– Ты не сделаешь ничего подобного!

Оскалив зубки в пренебрежительной улыбке, она показала мне маленький, но острый кинжал за оборкой платья.

– Де Монтур дал мне тот же наказ, что и тебе, чертовка, так что послушай меня: что бы он ни знал, кто бы ни бродил по коридорам прошлой ночью, целью его было скорее убийство, нежели любовное приключение! Так что держи дверь запертой, – попробовал я вразумить ее. – Ведь леди Изабелла делит с тобой комнату, не так ли?

– Вовсе нет – а служанку я отошлю на ночь в барак, – протянула Марсита, взирая на меня с проказливым прищуром.

– Послушать кое-кого – так девичья честь тебе вовсе не дорога, если, конечно, тебе еще есть за что трястись, – сообщил я со всей горячкой юношества и прямотой давнишнего товарища. – Ведите себя осмотрительней, юная леди, иначе как-нибудь надоумлю вашего брата бичевать вас в воспитательных целях.

Я отошел, чтобы засвидетельствовать свое почтение Изабелле. Гостья из Португалии была полной противоположностью Марситы – застенчивая, скромная молодая особа, пусть не такая красивая, но уж точно изысканная и миловидная – бесхитростного, практически детского нрава. Одно время я даже подумывал… эхма, молодо-зелено!

Прошу простить за отступление от темы – стариковские мыслишки частенько запутываются. Я-то лишь хотел рассказать о де Монтуре – о нем и о троюродном братце дона Винсенте.

…Итак, у ворот толпились вооруженные туземцы, которых держали на расстоянии португальские солдаты. Среди них было несколько десятков молодых мужчин и женщин: все голые, закованные в цепи по шею, – рабы, захваченные каким-то воинственным племенем и привезенные на продажу. Дон Винсенте лично осмотрел их. Затем последовали долгие торги и переговоры, от которых я быстро устал и отвернулся, удивляясь, что человек ранга дона Винсенте может унизиться, опустившись до работорговли.

Я уже собирался уйти, когда появился один из жителей близлежащей деревни и разразился длинной проповедью в адрес дона Винсенте.

Пока они разговаривали, подошел де Монтур. Вскоре дон Винсенте повернулся к нам и сообщил:

– Один из дровосеков деревни был разорван на куски леопардом или другим хищником прошлой ночью. Сильный молодой мужчина, неженатый.

– Леопард? Его видели? – вдруг спросил де Монтур. Когда дон Винсенте ответил, что тварь приходит и уходит ночью, а потому незрима, он поднял дрожащую руку и провел ею по лбу, как бы смахивая холодный пот.

– Послушай-ка, Пьер, – сказал дон Винсенте. – Тут у меня есть раб, который – чудо из чудес – очень уж хочет перейти к тебе в услужение. Хотя – один дьявол знает, с какой стати!

Он подвел ко мне стройного молодого паренька-джакри[2 - Джакри (итсекири) – этническая группа в Южной Нигерии, расселенная вокруг города Варри.], чья заразительная улыбка отличалась белизной и редкой для рабов осмысленностью.

– Препоручаю его тебе, – благодушно произнес дон. – Он хорошо обучен, и из него выйдет прекрасный слуга. Но помни – раб выгоднее слуги: ведь ему нужна лишь похлебка, да тряпка на чресла, да посвист хлыста, напоминающий ему, где его место…

Вскорости я узнал, отчего Гола пожелал «перейти в услужение» именно ко мне, отдав моей персоне предпочтение перед всеми остальными: оказалось, из-за моих волос. Как и многие денди, в ту пору я носил длинные завитые локоны, ниспадавшие на плечи. Так получилось, что на вечеринке я был единственным мужчиной с такой прической; в дальнейшем Гола сидел и часами смотрел на меня в молчаливом восхищении. Его застывший взгляд быстро приводил меня в утомление, и я выпроваживал его.

Именно в тот вечер затаенная вражда между бароном фон Шиллером и Жаном Дезмартом взвилась настоящим пламенем! Как издавна повелось, причиной стала женщина – Марсита, заведшая с ними обоими флирт самого возмутительного толка. Она даже не задумалась о возможных последствиях своего поведения – ведь Дезмарт был неоперившимся молодым глупцом, а Шиллер – похотливым бывалым зверем. Но вы скажите мне, месье: где это видано, чтобы женщина свободного нрава задумывалась о последствиях? Взаимная неприязнь конкурентов за ее внимание разгорелась до убийственной ярости, когда немец полез к Марсите с лобзаниями.

Вскоре во дворе уже вовсю звенели шпаги, но прежде чем сам дон призвал кавалеров к благоразумию, Луиджи встрял меж сражающихся, выбил у обоих оружие и растолкал по сторонам.

– Синьоры, – проговорил он негромко, но с трепещущей в голосе яростью, – разве же подобает высокородным так сцепляться? Да еще и из-за кого – из-за моей сестры! Клянусь дьявольским перстом: вам обоим изрядно недостает ума! А ты, Марсита, немедленно отправляйся в свою комнату и не выходи оттуда, пока я тебе не разрешу.

Она повиновалась, потому что, несмотря на ее независимость, ни разу не была замечена в перебранке с братом, который из-за своей худощавой, юношеской комплекции часто казался недостаточно мужественным… но только не сейчас, в поистине тигрином напряжении, с убийственно сверкающими очами.

Оба джентльмена подали друг другу руки в знак извинения, но взгляды, которые они при этом бросали друг на друга, ясно указывали, что они пока не хотят забывать о ссоре и что та снова разразится при малейшем предлоге.

Той ночью я внезапно проснулся, продрогший от ужаса, с чудны?м, диким чувством на сердце. Откуда оно явилось – я не мог сказать. Поднявшись с кровати, я проверил, плотно ли заперта дверь.

Увидев Голу спящим на полу, я раздраженно окрикнул его. Он поспешно встал, потер заспанные глаза – и вдруг тишину нарушил дикий крик, эхом разнесшийся по всему замку. Поскольку то был крик девушки, застигнутой смертельным ужасом, охранник у частокола тут же всполошился. Гола хрипло вскрикнул и укрылся за диваном. Я распахнул дверь и побежал по темному коридору; в самом низу винтовой лестницы я на кого-то натолкнулся, и на пару с ним мы пересчитали немногие оставшиеся ступени. Когда из мрака посыпались одышливые извинения, я понял по голосу, что это был Жан Дезмарт. Я помог ему подняться на ноги и побежал дальше. Он последовал за мной.

Крики стихли, но теперь весь замок был в смятении – люди голосили, мечи звенели, зажигались тут и там огни, дон Винсенте зычно кричал на солдат, и гомон вооруженных людей, бегающих по комнатам и натыкающихся друг на друга, наполнил дом. Во всем этом смятении Дезмарт, испанец и я чудом достигли комнаты Марситы – и как раз в тот момент, когда туда ворвался Луиджи и заключил сестру в объятия.

Сюда же стекались прочие мужчины со свечами и оружием, наперебой спрашивая, что произошло.

Марсита неподвижно лежала в объятиях брата, ее растрепанные темные кудри падали ей на плечи, а элегантная ночная рубашка была в беспорядке, обнажая чудесное тело. На ее руках, ногах, груди и плечах виднелись глубокие зазубренные царапины.

Затем она открыла глаза. Дрожь пробрала ее, она начала дико визжать, еще крепче прижимаясь к Луиджи и причитая:

– Ох, эта дверь… эта дверь! Я оставила ее незапертой… было темно, и этот демон… он прокрался сюда, ко мне – я схватила кинжал, я попыталась убить его… но он вцепился в меня, бросил на пол, начал полосовать… о, я больше ничего не помню – но ужасный, какой же он был ужасный!..

– Кто-нибудь видел фон Шиллера? – гневно сверкая темными глазами, вопросил де Севилья. Окружающие оглянулись – кроме немца, присутствовали все гости. Я заметил, как де Монтур посмотрел на девушку – его лицо выглядело еще более изможденным, чем обычно. Мне показалось странным, что у него одного не было при себе оружия.

– Итак, ищем фон Шиллера! – сердито воскликнул Дезмарт.

Половина присутствующих последовала за доном Винсенте в коридор. Мы начали с тщательного обыска всего замка – и нашли фон Шиллера в небольшом темном холле. Он лежал лицом вниз в темно-красном пятне, которое расползалось все больше и больше.

– Видать, какой-то дикарь добрался до него! – встревоженно пробормотал Дезмарт.