Черная стрела (сборник)

– В самом деле? – спросил Дик, широко раскрывая глаза.

Это был единственный из мужских талантов, к которому он был совершенно не способен. В ряду талантов, которыми он восхищался, умение плавать стояло на втором месте после умения убить противника на поединке.

– Вот мне, – сказал он, – хороший урок: не следует презирать ни одного человека. Я обещал охранять тебя до самого Ходивуда, но, клянусь распятием, Джек, ты скорее можешь охранять меня.

– Ну, Дик, мы теперь друзья с тобой, – сказал Мэтчем.

– Да мы никогда и не были недругами, – ответил Дик. – Ты в своем роде хороший мальчик, хотя несколько похож на бабу. Я никогда не встречал никого, кто походил бы на тебя. Но, пожалуйста, переведи дух и пойдем дальше. Тут не место для болтовни.

– У меня очень болит нога, – сказал Мэтчем.

– Да, я забыл о твоей ноге, – ответил Дик. – Ну, значит, нам надо идти осторожнее. Хотелось бы мне знать, где мы. Я совершенно потерял тропинку; впрочем, может быть, это и лучше. Если стерегут у перевоза, то, может быть, стерегут и тропинку. Хотелось бы мне, чтобы сэр Дэниел вернулся сюда с сорока людьми, – он разметал бы этих негодяев, как ветер рассеивает листья. Ну, Джек, обопрись о мое плечо, бедняга. Нет, ты недостаточно высок для этого. Сколько тебе лет? Готов побиться о заклад, двенадцать!

– Нет, мне шестнадцать, – сказал Мэтчем.

– Ну, ты мал для своих лет, – ответил Дик. – Возьми мою руку. Мы пойдем тихо, не бойся. Я обязан тебе жизнью, Джек, а я умею одинаково хорошо отплачивать и за добро и за зло.

Они стали подыматься по откосу.

– Рано или поздно мы должны выйти на дорогу, – продолжал Дик, – и тогда двинемся вперед. Клянусь мессой! Какая у тебя слабая рука, Джек! Я бы стыдился, если бы у меня была такая! Знаешь, что я скажу тебе? – с внезапным смехом проговорил он. – Клянусь мессой, мне кажется, Хью-перевозчик принял тебя за девушку!

– Нет, не может быть! – вскрикнул Мэтчем, сильно краснея.

– А я готов побиться о заклад, что это так! – настаивал Дик. – Да и нельзя винить его. Ты более похож на девушку, чем на мужчину. Больше того: для мальчика у тебя странный вид, а для девушки, Джек, ты был бы совсем красив, право. Ты был бы хорошенькой девушкой.

– Ну, – сказал Мэтчем, – ведь ты отлично знаешь, что я не девушка.

– Да, знаю, я шучу, – сказал Дик. – Ты будешь настоящим мужчиной, мой храбрый. Смотри, еще совершишь подвиги! А знаешь что? Мне было бы ужасно любопытно узнать, кто из нас, Джек, будет первым посвящен в рыцари? «Сэр Ричард Шелтон, рыцарь», – это красиво звучит. Но и «сэр Джон Мэтчем» звучит недурно.

– Пожалуйста, Дик, остановись, дай мне напиться, – сказал его приятель, останавливаясь у светлого ручейка, вытекавшего из холма прямо в песчаное углубление величиной не более кармана. – И… о, Дик, если бы я мог поесть чего-нибудь! У меня даже сердце болит от голода.

– Да что ты, не поел, что ли, в Кеттли, дурачок? – спросил Дик.

– Я дал обет. Я был введен в грех, – пробормотал Мэтчем, – но теперь я с радостью поел бы сухого хлеба.

– Так садись и ешь, – сказал Дик, – покуда я пойду разыскивать дорогу.

Он вынул из-за пояса сумку, в которой был хлеб и куски копченой свиной грудинки. Мэтчем с жадностью набросился на еду, а Дик пошел в чащу деревьев.

Несколько дальше была лощинка, где ручеек пробивался среди сухих листьев; еще дальше деревья становились выше и стояли на большем расстоянии друг от друга; ива и вяз сменились дубом и буком. Беспрерывный шелест листьев деревьев, колеблемых ветром, заглушал звуки его шагов; эти звуки представляли для слуха то же, что безлунная ночь для глаза, но Дик все же шел чрезвычайно осторожно, прокрадываясь от одного толстого ствола дерева к другому и зорко оглядываясь по сторонам. Внезапно в зарослях перед ним промелькнула лань, словно тень. Он остановился в гневе на несчастную случайность. Эта часть леса была, наверное, пустынна, но теперь, когда бедная лань побежала, она являлась как бы вестником, посланным кем-то, чтобы предупредить о своем приходе, и, вместо того чтобы идти дальше, Дик вернулся к ближайшему высокому дереву и стал быстро взбираться на него.

Счастье улыбнулось ему. Дуб, на который он влез, был одним из самых высоких в этой части леса и возвышался над своими соседями на шесть футов с половиной.

Когда Дик добрался до самого высокого разветвления и повис там, сильно раскачиваясь от ветра, на головокружительной высоте, он увидел за собой всю болотистую равнину вплоть до Кеттли и Тилл, извивавшийся среди лесистых островков, а впереди белую линию большой дороги, проходившую по лесу. Лодка была поднята – теперь она была на половине пути к перевозу. Но за этим исключением не было никаких признаков присутствия человека, не слышно ничего, кроме шума ветра. Он уже собирался спуститься с дерева, когда, бросив последний взгляд, увидел ряд точек посреди болота. Очевидно, какой-то маленький отряд поспешно переходил плотину. Это несколько встревожило Дика, он быстро спустился и вернулся к своему товарищу.

Глава IV. Лесные удальцы

Между тем Мэтчем отдохнул и ожил. Приятели, окрыленные тем, что видел Дик, поспешно прошли остальную часть леса, беспрепятственно перешли через дорогу и начали подыматься на возвышенность, на которой был расположен Тонсталлский лес. Везде попадались рощи, между которыми виднелись места, поросшие вереском, дроком, песчаные и покрытые старыми тисами. Почва становилась все более неровной – постоянно встречались углубления и кочки. И с каждым шагом ветер дул все более резко, а деревья гнулись под его порывами, словно лески удочек.

Беглецы только что вышли на одну из полянок, как Дик внезапно бросился на землю, уткнув лицо в терновник и медленно пополз назад под тень чащи. Мэтчем, хотя и сильно удивленный, так как не видел причины бегства, последовал примеру товарища. Только тогда, когда оба добрались до гостеприимной чащи, он повернулся и попросил объяснения.

Вместо ответа Дик показал пальцем.

На дальнем конце лужайки, высоко возвышаясь над всем соседним лесом, отчетливо выделялась на светлом небе своей мрачной зеленью старая ель. Футов на пятьдесят от земли ствол рос прямо, напоминая массивную колонну. На этой вышине он разветвлялся на два огромных сука; в их разветвлении, словно мачта на корабле, стоял человек в зеленой одежде, зорко вглядывавшийся во все стороны. Солнце ярко освещало его волосы; одной рукой он прикрывал глаза и в то же время медленно покачивал головой то в одну сторону, то в другую.

Мальчики переглянулись.

– Попробуем идти налево, – сказал Дик, – мы чуть было не попались, Джек.

Через десять минут они вышли на проторенную дорожку.

– Я не знаю этой части леса, – заметил Дик. – Куда-то ведет эта дорожка?

– Попробуем все-таки пойти по ней, – сказал Мэтчем.

Через несколько ярдов дорожка дошла до вершины хребта и стала круто опускаться к впадине, напоминавшей своей формой чашу. У подножья холма, среди густой чащи цветущего боярышника, две или три крыши с раскрытыми стропилами, как бы почерневшими от огня, и высокая труба указывали развалины дома.

– Что бы это могло быть? – шепнул Мэтчем.

– Клянусь мессой, не знаю, – ответил Дик. – Я совершенно потерялся. Но все же идем смело вперед.

С бьющимися сердцами они спустились среди кустов боярышника. По временам им попадались следы недавнего присутствия человека: в роще росли в диком виде фруктовые деревья и огородные овощи, на траве валялись солнечные часы. Приятелям казалось, что тут был прежде сад. Подойдя еще немного, они очутились перед развалинами какого-то дома.

Должно быть, дом был некогда красивым и крепко выстроенным. Он был обнесен сухим рвом, заполненным в данную минуту обломками камней. Вместо моста было перекинуто бревно. Две задние стены дома еще стояли, и лучи солнца пробивались сквозь пустые окна; но остальная часть здания рухнула и выглядела грудой развалин, почерневших от огня. Несколько кустиков растений уже зеленели внутри, между щелями.

– Я вспомнил, – прошептал Дик, – это, должно быть, Гримстон. Он принадлежал некому Саймону Мелсбери; сэр Дэниел был причиной его гибели! Беннет Хэтч сжег дом пять лет назад. По правде сказать, мне было очень жалко, так как дом был весьма красив.

Внизу, во впадине, куда не достигал ветер, было тихо и тепло. Мэтчем положил руку на плечо Дика и поднял палец в знак предостережения.

– Тс-с! – сказал он.

Какой-то странный звук нарушил тишину. Он повторился два раза, прежде чем слушатели уяснили себе его происхождение. То прочищал горло какой-то толстяк. Немедленно за этим хриплый, нескладный голос запел:

И встал тогда хозяин, король всех сорванцов,
И молвил: «Что вам надо среди этих лесов?»
А Гамелин ответил – он не бывал смущен:
«Тот, кому город тесен, в лесу гуляет он…»

Певец остановился, раздался легкий лязг железа и затем наступило молчание.

Мальчики стояли, смотря друг на друга. Кто бы ни был их невидимый сосед, он находился как раз по ту сторону развалин. Внезапно краска залила лицо Мэтчема; в следующее мгновение он перешел по упавшему бревну и стал осторожно влезать на огромную кучу мусора, наполнявшую внутренность разрушенного дома. Дик удержал бы его, если бы поспел вовремя; теперь же ему оставалось только следовать за товарищем.

В углу развалины два бревна упали накрест, образовав пустое пространство. Через него мальчики потихоньку спустились. Они спрятались так, что их совершенно не было видно, и через дырочку, проделанную стрелой, могли наблюдать за всем, что происходило на другой стороне.

Заглянув в дырочку, товарищи онемели от ужаса при мысли о положении, в которое они попали. Возвратиться назад было невозможно; они еле смели дышать. На самом краю рва, футах в тридцати от места, где они скрывались, железный котел кипел и дымился над ярко горевшим костром; а совсем рядом с ним, прислушиваясь, словно до него донесся шум, произведенный ими при спуске, стоял высокий, краснолицый, очень тощий человек с железной ложкой в правой руке, с рогом и страшным кинжалом за поясом. Очевидно, это и был певец; вероятно, он помешивал в котле, когда чьи-то неосторожные шаги по мусору донеслись до его слуха. Немного дальше другой человек дремал, завернувшись в коричневый плащ; над лицом его порхала бабочка. Вся эта сцена происходила на поляне, белой от маргариток; в самой отдаленной части ее на цветущем боярышнике висели лук, колчан со стрелами и остаток туши оленя.

Незнакомец перестал прислушиваться, поднял ложку ко рту, попробовал ее содержимое и снова начал мешать в котле и петь.