– Смогут, если ввести в них программу принудительного совмещения.
– Ты смошенничал, чтобы соединить Лувейна и Гарольда! Гадкий старикашка!
Эзра просиял – ему нравилось, когда хорошенькие девушки так его называли.
– Ну да, по просьбе Лувейна. Надо обеспечить мальчику легкую добычу, Джасинта. Вернуть ему уверенность. Он ведь хорош был, очень хорош. Город давно такого классного убийцы не видел. И он вернет себе былой класс, если немножко ему помочь.
– Но это нечестно.
– Ради семьи не грех и смошенничать, – пожал плечами Эзра.
Джасинта вернулась домой, задумавшись несколько глубже привычного. Она оказалась перед дилеммой, не будучи уверенной, что мошенничество допустимо даже ради семьи. Тем более если оно приведет к смерти Гарольда, который ей приглянулся – оставалось только добиться, чтобы он пригласил ее на свидание.
Чем больше она думала, тем больше убеждалась, что это неправильно – понять бы еще, почему и как ей, собственно, с этим быть. Монетку подкинуть? В конце концов она отложила рассмотрение этого вопроса, приняв снотворное.
34
Гарольд прилег было вздремнуть в своей новой квартире, и тут ему позвонил Альбани.
– Гарольд, срочно ко мне.
– А что случилось-то?
– Кое-что неотложное. Быстро дуй сюда и оружие не забудь.
Гарольд был одет – оставалось только кроссовки зашнуровать и проверить барабан «смит-и-вессона». Альбани настоял, чтобы револьвер посмотрел оружейник, который заменил ствол и все движущиеся детали. Гарольд пострелял из обновленного «смит-и-вессона» и признал, что тот стал бить более метко, хотя в руке, что важно, ощущался привычно.
Тереза проводила его в подвал, где помещался офис Альбани. На стенах висели подробные карты города и всего острова, на столе стоял коротковолновый приемник с панелью настройки. Здесь же находилась бронзовая статуэтка роденовского «Мыслителя» – знаменитая премия «Мастер Смерти», вручаемая лучшему егерю года. Альбани получил ее пять лет назад, когда легендарный Санчес был еще жив.
Альбани, говоря по телефону и уплетая при этом пиццу, показал Гарольду на стул. Гарольд убрал стопку давнишних журналов «Человекоубийство» и сел.
– Да… слышу, да… – говорил Альбани.
– Хотите мини-пиццу? – спросила Тереза.
– Да, мэм!
– Есть с анчоусом и с пепперони. Вам какую?
– На ваш выбор, – сказал Гарольд, явно имея в виду и ту и другую. Тереза принесла ему по две штуки каждого вида и стакан пива.
– Пива ему не давай, у него тренировочный режим, – распорядился Альбани и вернулся к телефонному разговору: – Да… да…
– Очень вкусно, – похвалил Гарольд.
– Мамин рецепт, сицилийский.
– Сейчас выходим, – сказал в телефон Альбани. – Дальше будем держать связь по рации, пятый канал. – Он повесил трубку и сказал Гарольду: – Кажется, мы его засекли.
– Лувейна?
– Кого ж еще, Сейзу Питтс[6 - Американская актриса, снимавшаяся сначала в немом, затем в звуковом кино, где сыграла много комедийных ролей.], что ли? Лувейна, большого и наглого. Только что зашел в один бар в Латинском Квартале, «La Petite Moue»[7 - Здесь «Надутые губки» (фр.).] называется. Заказал двойной дайкири с замороженной клубникой. Надо брать этого поганца прямо сейчас.
– Прямо сейчас?!
– Нет, до следующего четверга подождем. Револьвер при тебе? Заряжен? Дай посмотрю.
– Да ладно тебе.
– Я твой егерь, это моя обязанность. – Он осмотрел револьвер и вернул его Гарольду. – Все, пошли.
– Как же он так сидит у всех на виду? Может, ему еще уведомление не доставили?
– На это надежды мало, хотя и такое случалось.
– Нечестно ведь его убивать, если он даже не знает, что на него кто-то охотится.
– Вполне себе честно – потом объясню. – Альбани снял со стены охотничье ружье с инфракрасным прицелом, убедился, что оно заряжено, сунул в чехол.
– А это зачем? – спросил Гарольд.
– На случай, если Бог в безграничном своем милосердии поставит его за пределами пистолетного выстрела.
– Не кощунствуй, Микеланджело, – укорила Тереза.
– А кто тут кощунствует? Я молюсь. Пошли, Гарольд, – вечно он там сидеть не будет даже с клубничным «дайкири».
Застекленный фасад «Ла птит му» выдавался на троуар.
– Точно, он, – сказал Альбани, изучив интерьер кафе в сильный бинокль из входной ниши бара напротив. – Посмотри сам.
Гарольд посмотрел. Лувейн склонил свой длинный нос над необычайно большим и ярким стаканом.
– А ты молодец, что винтовку взял. Можно его снять прямо через окно.
– Забудь, оно пуленепробиваемое, – сказал Альбани. – Глянь-ка лучше налево: у них боковая дверь открыта. Обходишь вокруг квартала, проходишь мимо того почтового ящика и стреляешь в эту самую дверь. Револьвер достаешь в последний момент, иначе сбегутся зеваки и все испортят. Понял?
– Понял.
– Ну так иди.
Гарольд не сразу двинулся с места – Альбани подумал даже, что его парализовало со страху. Только этого ему и не хватало – дебютант-охотник, испытывающий страх перед сценой. Надо было настоять на авансе.
Потом Гарольд кивнул и вышел на улицу. Альбани ощутил нечто вроде теплого чувства: похоже, с парнем все будет в порядке.
Лувейн не мог понять, на кой черт он заказал двойной клубничный «дайкири». Потому, наверно, что стакан с ним достаточно большой и достаточно яркий, чтобы заметил даже такой тупой егерь, как Альбани, и его тупые агенты. Он отпил глоток – приторно, как всегда. Затрещал крошечный передатчик в ухе: Соузер, сидящий на крыше, вышел на связь.
– Оба на месте, Альбани и Эрдман. Стоят у входа в бар через улицу, осматриваются.