Канатная плясунья

– Не знаю, то ли ты считаешь меня самой легкомысленной и непостоянной на свете, то ли ты – самый глупый мужчина. Неужели ты думаешь, что я приду в такой восторг от твоей наготы, что не смогу отказать тебе? – однако, даже продолжая смеяться, она пыталась снять с Телора слишком туго сидящие на нем доспехи и, в конце концов, стащив их через голову менестреля, бросила на пол.

– Вовсе нет! – воскликнул он, изобразив на лице глубокую обиду. – Я просто хочу поскорее приступить к своей задаче, и я уже говорил тебе, что одежда этому только помешает.

– Задача! Так вот, кто я для тебя? Задача? – Продолжая говорить, Кэрис опустилась на колени, чтобы снять с Телора ремень, но, несмотря на свои слова, она совсем не была обижена. Воинская туника и рубашка менестреля быстро последовали за доспехами. Когда он сбросил с себя туфли и принялся развязывать пояс на брюках, стоящей на коленях девушке было хорошо видно, что эта задача была для него приятной и желанной. Когда брюки упали с бедер, Кэрис протянула руку и легонько щелкнула по налитому силой копью Телора, которое было нацелено на нее, словно указывающий палец. Телор вздохнул, потом застонал и закатил глаза, а Кэрис вскочила на ноги, и в ее широко раскрытых глазах появился страх.

– Прости, – прошептала она, отступая от Телора в то время как он быстро освобождал от брюк сначала одну, потом вторую ногу. – Я никогда в жизни не делала ничего подобного!

Телор дотронулся рукой до подбородка Кэрис, но сделал это так легко, что она могла бы освободиться от него, если бы захотела.

– Ты никогда не смеялась и не любила в одно и то же время? Бедный, маленький лисенок. Но ты ранила меня не насмерть. И, чтобы исправить положение, тебе нужно лишь нежно его погладить.

Крепко прижав девушку к себе, Телор поцеловал ее, и поцелуй на этот раз длился долго. Одной рукой он обнимал девушку, другой развязывал ее пояс. Когда этот предмет одежды присоединился к груде одежды Телора на полу, менестрель оторвался от губ Кэрис и обнял ее обеими руками. Руки его скользнули вверх, вместе с ними поднялась и туника девушки, а потом и вовсе оставила ее тело.

– Ранила не насмерть, – повторила Кэрис, вновь начиная смеяться. – Я вообще не ранила тебя. Я не настолько невежественна, чтобы не знать этого, – эти беспечные слова девушка произнесла дрожащим голосом, но эта дрожь не имела ничего общего со страхом.

– Но ты все же невежественна, раз боишься, – прошептал Телор, покрывая поцелуями шею и подбородок девушки, приоткрывая ее сорочку и целуя грудь. – Почему?

– Нет... нет, я не боюсь. Просто... просто мне хотелось бы... чтобы ты... не воспринял это как сигнал к тому, что тебе следует торопиться, – сказала Кэрис чуть слышно, ей трудно было подобрать нужные слова.

Чувства, которые Телор пробуждал в ее теле, были ей не новы. Она испытала их раньше, на полянке у реки, но на этот раз они оказались сильнее, и у Кэрис была возможность отдаться этим чувствам полностью. Теперь девушка доверяла Телору больше, и несмотря на ее шутку обнаженный Телор был красив, в отличие от Ульрика и Моргана – без одежды Морган был слишком жилистым, а Ульрик тучным, в то время как под гладкой белой кожей Телора перекатывались тугие мускулы.

Кэрис никогда не видела обнаженным возбужденного мужчину. Ни Морган, ни Ульрик, ни другие, с которыми она спала раньше, никогда не снимали с себя одежду. И потом обнаженное тело Телора так отличалось от других. Даже его налитое кровью копье не было уродливым, напротив, оно выглядело вполне естественно, несколько даже забавно, выступая из каштановых густых кудряшек между ног Телора. Смотреть же на торчащие из грязной одежды органы других мужчин Кэрис всегда было противно, она испытывала к этому отвращение. А в Телоре все было красиво и располагающе. Руки Кэрис скользнули вдоль его тела – поднялись к плечам и спустились к небольшим; крепким ягодицам.

– Тебе не стоит бояться, я не стану торопить тебя.

Голос Телора, мягкий и успокаивающий, прозвучал у груди Кэрис. Он не изменил ее состояния, и она позволила себе полностью расслабиться, когда менестрель поднял ее на руки. Телор отнес девушку к тому месту, где были сдвинуты вместе два тюфяка и под внешние стороны каждого из них подсунуты одеяла, чтобы тюфяки лежали, не сдвигаясь. Опуская на них Кэрис, Телор подумал о продуманности всех этих приготовлений, но для него это не было так уж важно, чтобы отказаться от того, что он делал. Он снял с девушки сорочку и уронил ее на постель.

– Почему я должен спешить со своими удовольствиями? – спросил он, целуя плечо Кэрис, нежно сжимая левой рукой ее грудь, а правой нащупывая узел на поясе брюк. – Впереди у нас вся ночь. Ну, а теперь, может быть, ты хочешь загладить свою вину перед бедным Jehan de la Tete Rouge?[10 - Жан – Красная Голова (фр.)] Можешь легонько погладить его, чтобы показать, что ты его не презираешь.

Кэрис тихонько засмеялась.

– Jehan de la Tete Rouge, действительно. Подходящее имя для вульгарного маленького ябеды, постоянно ищущего лазейку, в которую можно засунуть свою голову.

Но рука девушки, коснувшись плеча Телора, стала медленно скользить вниз по курчавым завиткам волос на его груди, по гладкому бедру к плоскому мускулистому животу, на котором курчавились волосы, вначале шелковистые и редкие, а потом более густые и грубые. Рука Кэрис замерла, добравшись до напряженного копья Телора и сомкнув пальцы у его основания. Дыхание Телора становилось все более тяжелым и прерывистым, словно что-то мешало ему, но рука, стягивающая брюки с бедер Кэрис, продолжала свою неторопливую работу. Приоткрывая каждый новый участок тела, он нежно и легко прикасался к нему, и также медленно скользили вниз его губы, покрывая все тело поцелуями. Добравшись до груди девушки, Телор одарил лаской каждый ее сосок, сначала поцеловав его, потом коснувшись своим теплым и влажным языком, и, наконец, осторожно обхватил его губами и принялся легонько посасывать.

Кэрис неожиданно для себя вспомнила, чему пыталась научить ее Эрмина. Она была несказанно удивлена тем, что это все же отложилось в ее памяти. Рука ее скользнула вверх вдоль копья Телора, которое нетерпеливо подрагивало, наполненное своей собственной жизнью, и легонько провела пальцем вокруг влажной головки, из которой вытекали мельчайшие капельки. Телор тихо застонал. Кэрис почувствовала, как тело менестреля начинает охватывать невольная дрожь, и его рука задрожала тоже, когда обнажились ее бедра.

Телор лег набок, нежно привлек к себе Кэрис и принялся покрывать страстными поцелуями ее грудь и низ живота, девушка не останавливала его, и тогда он стал ласково сжимать ее соски. Когда же губы Телора приблизились к бедрам девушки, поцеловали ее самое сокровенное место и язык его раскрыл маленький, нежный бутончик, она закричала, и тело ее выгнулось, страстно желая Телора. Но менестрель не спешил, рука же Кэрис, сжимавшая его копье, двигалась вверх и вниз все стремительнее до тех пор, пока Телор не проник языком еще глубже и не сорвал, наконец, с девушки брюки, которые освободили ее ноги. Кэрис снова тихо застонала, и ноги ее раздвинулись.

– Я передумала, – задыхаясь, прошептала она. – И ты должен поторопиться.

Но Телор не спешил, будучи старше и опытнее не только по возрасту, хотя его собственное тело было полностью согласно со словами Кэрис и рванулось ей навстречу. Поспешность нужна лишь тем женщинам, которые знали, что окончательно доставит им удовольствие, и могли показать мужчине, что им нужно и чего они хотят. Кэрис же была, как девственница, хуже, чем девственница, поправил себя Телор, поскольку с ней жестоко обращались – и ее необходимо было всему учить.

Но тем не менее он не мог не ответить на ее призыв, поэтому, продолжая ласкать тело девушки, наклонился над ней и поместил кончик своего меча в ее ножны. Телор собирался продолжать возбуждать и поддразнивать Кэрис и войти в нее не спешил, но сильные ноги девушки сомкнулись на его бедрах и отправили меч в ножны. И все, что Телору оставалось делать, это предоставить ей самой установить ритм их движений, пока, наконец, глаза девушки широко раскрылись, и из горла вырвался крик изумленной радости, в то время как тело в наивысший момент наслаждения охватила дрожь. Через какие-то доли секунды и Телор почувствовал себя на вершине блаженства, думая о том, что Кэрис довольно быстро усвоила его первый урок. Он был несказанно счастлив, но не хотел, чтобы девушка считала свое удовольствие делом прошлым, и принялся ласкать ее снова, всего через несколько минут после того, как она выдохнула:

– О! О Господи! Ты – просто чудо!

Но даже сблизившись с Кэрис еще раз, Телор продолжал говорить себе, что должен делать все возможное, чтобы она не забыла этого, и преподал ей еще несколько уроков за ночь.

В перерывах Кэрис спала, она лежала абсолютно неподвижно, и лишь едва заметное колебание ее груди при дыхании и теплота кожи подтверждали, что она жива. Телор испытывал чувство вины всякий раз, когда будил девушку, желая ее снова и снова, но у него было оправдание – потребность любить Кэрис оказалась сильнее угрызений совести. Несмотря на то что ему приходилось все настойчивее ласкать Кэрис, чтобы разбудить ее, радость, с которой она пробуждалась, говорила Телору – она ничуть за это на него не сердится.

В результате столь бурной ночи менестрель проспал дольше, чем предполагал, и проснулся лишь тогда, когда луч солнца скользнул на пол из щели неплотно закрытых ставен и, в конце концов, упал ему на глаза. Вздрогнув от неожиданности, Телор принялся озираться вокруг сонными глазами и заметил Дери, счищавшего воск с подсвечников. Карлик стоял к нему спиной, и Телор не знал, действительно ли Дери не знал, что он проснулся и сел в постели, или же он позволяет ему побыть еще немного в интимной обстановке.

Но Телор не решился принять предложение Дери.

Он боялся, что если еще раз взглянет на Кэрис, у него не хватит мужества встать. Менестрель знал, что говорили, будто настоящая любовь существует лишь на небесах, а все людские страсти со временем проходят. Но в этот момент Телор этому не верил, он был уверен в том, что его страсть к Кэрис будет вечна, если же он умрет, посмотрит с небес вниз и увидит ее с другим мужчиной... Вспышка ярости причинила Телору почти физическую боль. Опустив голову на колени, он с трудом подавил в свое желание обернуться и убить свою невинную возлюбленную, но, к счастью, его спасло чувство юмора. «Эти мысли больше подошли бы человеку, который собирается на тот свет», – сказал себе Телор. Губы менестреля тронула улыбка, в аду к его мучениям наверняка прибавится еще не одно, поэтому его опасения, может быть, далеко не безосновательны.

– Твоя одежда там, – тихо сказал Дери, показывая на аккуратно сложенную стопку на скамейке. – Ты хочешь разбудить Кэрис?

– Господи, нет, конечно, – Телор покачал головой, глядя в озадаченное лицо Дери, и принялся одеваться, объясняя: – У меня не хватит сил уйти, если я попрощаюсь с ней. Позавтракайте вместе и подождите меня. И еще, попытайся объяснить Кэрис, что я ушел от нее не потому, что не люблю ее. Просто я страшно опаздываю. Мне надо было поговорить с лордом Уильямом еще вчера вечером.

– Я уже позавтракал, – Дери счищал воск с последнего подсвечника, – но я с радостью объясню Кэрис, что у тебя в голове, а не на сердце, если у нее есть какие-нибудь сомнения на этот счет.

– О Господи, Дери! Как я люблю тебя! – воскликнул Телор и бросился одеваться.

Глава 18

Телор одевался с бешеной скоростью, боясь, как бы не проснулась Кэрис, и, схватив свою лютню, выскочил за дверь, так до конца и не приведя себя в порядок. Выбравшись на главную улицу, менестрель понесся по ней и сбавил скорость лишь после того, как понял, что прохожие посматривают на него с подозрением. Когда несколько улиц остались позади, Телор почувствовал запах пива и свернул в пивную, но не столько из-за того, что был голоден, сколько из-за возможности сходить в уборную – У него не хватило времени даже на это – и привести себя в порядок. Он заказал хлеб, сыр и пиво, но, прежде чем жена владельца пивной принесла ему завтрак, менестрель почистил зубы кусочком грубой шерстяной ткани, как делали уэльсцы – этому научил его Юрион. Никто не принуждал его вести себя так, но Телор сам не мог позволить, чтобы у него изо рта дурно пахло.

Пока Телор ел хлеб с сыром, он старался привести в порядок свои мысли, потому что в голове его было вовсе не то, что в сердце. С того момента, как Орин с презрением отозвался о предложении Юриона петь для него и беспечно признался в убийстве двух безобидных и слабых стариков, Телор был охвачен решимостью уничтожить Орина. Менестрель только сейчас понял, насколько глупа была его попытка убить этого человека тогда, во время обеда. Может быть, и сейчас глупо с его стороны собираться принять участие в битве за Марстон? Неужели ему, действительно, необходимо рисковать своей жизнью, ставшей ему несравнимо дороже, и мстить за учителя сейчас, когда Кэрис стала его частью?

Ведь он мог поступить и по-другому, сложив песню о гнусном поступке Орина и исполняя ее в каждом поместье, соседствующем с Марстоном. Если лорд Уильям не захочет выступать против Орина и ничем не поможет, он может считать свой долг выполненным. У Телора отлегло от сердца, когда он подумал, что может все же избежать опасности, но совесть не позволила ему пойти по этому пути.

Лорды – соседи сэра Ричарда могут быть опечалены его смертью по своим собственным причинам, но в действительности в этой истории нет ничего такого замечательного, чтобы слагать песни. Сэр Ричард сам виноват в своей смерти. Он был хорошим человеком, и Телор жалел о нем, но любовь этого рыцаря к сказаниям и пергаментам зашла слишком далеко. Марстон вряд ли бы устоял под натиском целой армии, но натиск войска Орина мог бы сдерживать достаточно долго для того, чтобы сэр Ричард успел обратиться за помощью. Юрион, а вовсе не сэр Ричард, поступил благородно, принеся себя в жертву, однако песнь о смерти менестреля вряд ли будет воспринята должным образом, пока Орин все еще удерживает Марстон – разве что она, возможно, даст понять другим лордам, насколько беззащитны менестрели на самом деле.

Нет, сначала Орин должен быть уничтожен. Только тогда Юрион, пожертвовавший жизнью, пытаясь спасти своего покровителя, сможет стать героем доблестной песни о том, как гнев Божий обрушился на убийцу. Эта песнь станет местью Орину и памятником Юриону, потому что бросит тень позора на имя убийцы и прославит менестреля за его беззаветную преданность – ведь единственное, что ценили лорды, – это преданность. Более того, такая песнь должна будет сослужить добрую службу всем менестрелям, убеждая знать в том, что менестрели – честные, благородные люди. Именно по этой причине другие менестрели с радостью подхватят эту песнь, и она зазвучит по всей стране. Вздохнув, Телор встал из-за стола и подозвал жену хозяина, сказав, что хочет расплатиться. Смерть Орина и эта песнь стали его навязчивой идеей с того момента, как он бежал из Марстона, и это пока было единственным, что он может совершить в память о любимом учителе.

Телор надеялся, что найти лорда Уильяма ему не составит особого труда. Так оно и вышло. Он спросил о нем у жены хозяина пивной и решился на это только лишь потому, что был в богатой одежде. Женщина рассказала ему, как найти дом, в котором остановился лорд Уильям. Хорошая одежда сослужила Телору добрую службу и перед охранниками лорда, когда он попросил позвать кого-нибудь приближенного к лорду, чтобы о нем доложили и договорились с лордом об аудиенции. Менестрель увидел слугу лорда Уильяма, который знал вкусы своего хозяина и хорошо помнил, что, будучи в замке Коумб, лорд Уильям пригласил Телора к себе в гости. Слуга тотчас послал пажа с донесением.

Однако Телор не рассчитывал, что лорд Уильям захочет видеть его немедленно, поэтому отошел в сторону, ведь перед слугой лорда стояло еще довольно много просителей. Он нашел свободное местечко, где смог опереться о стену, и принялся думать, как заинтересовать лорда своим планом. Он так и не придумал ничего нового и вздрогнул от неожиданности, когда паж потянул его за рукав. Менестрель последовал за хорошеньким мальчиком вверх по лестнице, не зная, беспокоиться ли ему или чувствовать себя польщенным, и низко поклонился, попав в комнату на верхнем этаже лучшего дома в городе.

– Откуда ты прибыл, менестрель? – резко спросил лорд Уильям.

– Из Марстона, мой лорд, и я должен – начал Телор.

Но нетерпеливый жест лорда остановил его.

– Плохо. А я надеялся, что ты путешествуешь по этим краям, но раз ты пробыл все время в Марстоне, ты вряд ли сможешь мне понадобиться. Я дал слово, что ты будешь принят после обеда и споешь, но...

– Простите, что перебиваю вас, мой лорд, – с отчаянием в голосе произнес Телор, – но я не был все время в Марстоне, мне чудом удалось уцелеть и бежать оттуда.

– Бежать оттуда? – переспросил лорд Уильям.

– Марстон больше не принадлежит сэру Ричарду, – сказал Телор.

– Мне жаль, что старик умер, и его наследник не испытывает любви к менестрелям, – поначалу и лицо, и голос лорда Уильяма были безразличными, но потом он вдруг замолчал, и во взгляде его мелькнуло недоумение.

– Новый хозяин Марстона вовсе не наследник сэра Ричарда, – возразил Телор, прежде чем лорд успел спросить его о библиотеке старика. Он хотел намекнуть на возможную связь Орина с королем так, чтобы лорд Уильям сам подумал о том, что Орин вполне мог уничтожить книги и пергаменты. – Сначала он напал на Креклейд, но получил достойное сопротивление и накинулся на ближайшее к городу поместье. Я не знаю, как пал Марстон, но ворота его целы, следов огня тоже незаметно, поэтому я сомневаюсь, что осада длилась долго. И все же этот человек убил сэра Ричарда.