Странствия Шута

Улыбка тронула его губы.

– Ты даже не представляешь, с какой радостью я бы на это посмотрел.

– Шут, я ведь не из пустого любопытства спросил, что у тебя с глазами. Если я буду знать, то, возможно, сумею помочь.

Он снова промолчал. Я снял шапку, положил ее на стол, встал и начал расстегивать камзол. Он был самую малость тесен в плечах, и это вдруг стало невыносимым. С громким вздохом облегчения я плюхнулся обратно в кресло. Шут взял шапку и повертел ее в руках, ощупывая. Потом легко и непринужденно нацепил на голову парик и шапку и одним выверенным движением поправил ее так, чтобы она сидела набекрень, точно как надо.

– На тебе это смотрится куда лучше, чем на мне.

– Мода приходит и уходит. Когда-то у меня была почти такая же шапочка. Много лет назад.

Я молча ждал продолжения.

Шут тяжело вздохнул:

– О чем я тебе уже успел рассказать, а о чем еще нет? Фитц, я блуждаю во тьме, и мысли ускользают от меня – я уже сам себе не верю.

– Ты почти ничего не говорил.

– Правда? Возможно, тебе и в самом деле мало что известно, но поверь, долгими ночами в плену я рассказывал тебе все, снова и снова, во всех подробностях. – Его губы изогнулись в подобии улыбки. Шут снял шапку вместе с париком и положил на стол. Мягкая ткань сложилась так, что казалось, будто зверек выглядывает из норки. – Каждый раз удивляюсь, когда ты о чем-то спрашиваешь меня. Мне-то казалось, ты почти все время был рядом. – Он покачал головой, откинулся в кресле и направил незрячий взгляд в потолок. Потом заговорил, обращаясь к темноте, окружавшей его. – Я покинул Аслевджал вместе с Прилкопом. Это ты знаешь. Мы отправились в Баккип. Но, наверное, ты не догадываешься, что мы воспользовались столпами Силы. Прилкопа научил пользоваться ими его Изменяющий, а у меня были посеребренные кончики пальцев, которыми я коснулся Верити. Так что мы направились в Баккип, и я не смог устоять перед искушением еще раз повидаться с тобой на прощанье.

Шут фыркнул, насмехаясь над собственной наивностью, и продолжил:

– Судьба подшутила над нами обоими. Мы с Прилкопом задержались в Баккипе ненадолго, но ему не терпелось отправиться дальше. Он позволил мне пробыть в городе десять дней, поскольку, как ты помнишь, я был очень слаб. К тому же он опасался использовать камни слишком часто. Но едва эти десять дней миновали, он стал сердиться и настаивать, чтобы мы продолжили путь. Каждый вечер он твердил мне, что пора идти. При этом напоминал о том, что я и сам прекрасно знал: мы с тобой уже совершили те перемены в мире, которые должен был совершить я. Наше время истекло, наша задача выполнена. Оставаясь подле тебя, я мог бы вызвать новые изменения, отнюдь не к лучшему. Прилкопу удалось убедить меня. Но не до конца. Я знал, что рискую, что поступаю малодушно, – знал, уже когда работал над своим подарком. Я изваял нас троих как единое целое, каким мы когда-то были: тебя, Ночного Волка и себя. Я высек эту фигурку из камня памяти и вложил в нее свое прощальное послание. Оставил тебе подарок, зная, что каждый раз, когда ты будешь касаться его, я буду вспоминать о тебе, чувствовать через любые расстояния.

Я был потрясен.

– Правда?

– Я же сказал тебе. Мне никогда не хватало мудрости.

– Но я-то совсем не чувствовал тебя.

Мне казалось, это было нечестно с его стороны: он сделал так, чтобы всегда знать, что я жив и здоров, а мне не оставил никакой возможности узнать, как обстоят дела у него.

– Прости. – Раскаяние в его голосе прозвучало искренне. Помолчав, Шут продолжил: – Из Баккипа мы снова отправились в путь через камни Силы. Это было как детская забава: мы прыгали от одного обелиска к другому. И каждый раз Прилкоп выжидал, прежде чем отправиться дальше. Это… сбивало с толку. У меня до сих пор голова идет кругом при одном воспоминании о нашем путешествии. Прилкоп понимал, какой опасности мы себя подвергаем. Однажды… мы очутились в покинутом городе… – Он осекся, потом заговорил снова, вполголоса. – Я никогда не был там. Но посреди города высилась огромная башня, на вершине которой я нашел карту. И разбитое окно, и отпечатки рук, испачканных в саже. – Он помолчал. – Уверен, это была та самая башня с картой, где побывал ты.

– Кельсингра. Так теперь зовут это место драконьи торговцы, – коротко вставил я, не желая отвлекать его от рассказа.

– По настоянию Прилкопа мы задержались там на пять дней. Воспоминания об этих днях у меня остались… странные. Даже зная, что такое камень памяти и как он действует, постоянно слышать его было очень утомительно. Куда бы я ни шел, бестелесный шепот сопровождал меня. Прилкоп утверждал, это из-за серебряных следов, оставленных Силой на моих пальцах. Город будто засасывал меня. Он нашептывал мне свои истории во сне, а когда я бодрствовал, пытался поглотить меня. Однажды я поддался его зову, Фитц. Стоя на площади, где когда-то, наверное, был рынок, я снял перчатку и коснулся стены. Когда я вновь осознал себя, я лежал у костра, а Прилкоп ждал, когда я очнусь, уложив в дорогу наши вещи. На нем была одежда Элдерлингов. Он и мне нашел такую же, даже разыскал для нас по плащу-невидимке. Он заявил, что надо продолжать путь немедленно, потому что оставаться здесь и дальше для меня опаснее, чем воспользоваться обелиском. По словам Прилкопа, у него ушло полтора дня, чтобы найти меня, и после того, как он вытащил меня, он сам проспал целый день. Мне же казалось, что я прожил в Кельсингре год. И мы покинули город.

Он умолк.

– Хочешь поесть? – спросил я.

Шут тщательно обдумал мой вопрос.

– Видишь ли, мой организм уже довольно давно отвык нормально питаться. Кажется даже странным, что, почувствовав голод, я могу просто попросить и ты дашь мне поесть. – Он закашлялся, отвернувшись в сторону и обхватив себя руками.

Я протянул ему чашку с водой. Шут выпил ее маленькими глотками, но тут же снова зашелся в тяжелом кашле и хрипе. Когда он наконец смог перевести дыхание и заговорить, лицо его было мокрым от слез.

– Вина, если можно, – попросил он. – Или бренди. Или еще воды. И что-нибудь поесть. Только немного. Мне придется привыкать постепенно, Фитц.

– Это правильно.

В котелке оказалась густая уха из сига, заправленная сливками, луком и корнеплодами. Я налил Шуту неглубокую миску и обрадовался, когда он нащупал ложку, которую я положил перед ним. Рядом я поставил чашку с водой. Мне было жаль только, что ужин заставил Шута оборвать рассказ – уж очень редко мой друг сам вызывался поведать о своей жизни. Я смотрел, как он ест – зачерпывает ложкой уху, осторожно несет ко рту. Еще ложку…

Шут замер.

– Ты смотришь на меня так пристально, что я отчетливо чувствую твой взгляд, – невесело заметил он.

– Это правда. Прости.

Я встал и налил себе немного бренди. Потом устроился в кресле, вытянув ноги к огню, осторожно отпил. И очень удивился, когда Шут заговорил снова. Я слушал его, глядя в огонь и не перебивая, а он вел свой рассказ дальше, прерываясь только на еду.

– Я помню, как ты предупреждал принца… хотя Дьютифул ведь уже король, верно?.. как ты предупреждал его, что отправляться через камни Силы в незнакомые места может быть опасно. Ты был прав. Прилкоп думал, что все камни стоят, как стояли, когда он в последний раз ими пользовался. Мы вошли в обелиск в городе с картой и вдруг оказались лежа ничком, придавленные камнем сверху так плотно, что едва смогли выбраться.

Он поднес ко рту ложку ухи.

– Колонна лежала на земле. Думаю, ее опрокинули намеренно, и нам еще повезло, что тот, кто это сделал, не разрушил ее полностью. Верхняя часть камня упала на край фонтанной чаши. Сам фонтан давно высох. Этот город был не таков, как Кельсингра. По нему явно когда-то прокатилась война, а потом, гораздо позже, прошлись вандалы. Они старательно портили все, что могли. Город стоял на высоких холмах на острове. В каких морях лежит этот остров, сказать не могу. Я никогда прежде не был там. Когда десятилетия назад я впервые направлялся сюда, мой путь был другим. Как и теперь, когда я шел к тебе. – Он покачал головой. – Когда мы с тобой отправимся назад, лучше не пользоваться этой дорогой. Что будет с нами, если та грань камня, из которой мы должны будем выйти, окажется лежащей на земле? Не знаю. И не хочу выяснять.

Еще ложка ухи. На этот раз немного бульона пролилось. Я ничего не сказал и лишь краем глаза смотрел, как Шут ищет салфетку, как вытирает подбородок и сорочку. Я отпил немного бренди и со стуком поставил бокал на стол.

– Когда мы выползли из-под опрокинутой колонны, у нас ушло полдня, чтобы выйти за пределы разрушенного города. Резьба на его руинах напомнила мне то, что я видел в Кельсингре и на Аслевджале. Многие статуи были разбиты, многие дома разрушены и разграблены. Город лежал в развалинах. До меня доносились смех, музыка, кто-то что-то нашептывал, но умолкал, не договорив, – и все это не в лад, невпопад, так что меня пробирала дрожь. Если бы пришлось задержаться в этом городе, я бы сошел с ума. Прилкоп был очень удручен. Когда-то, сказал он, этот город был прекрасным и дышал покоем. Прилкоп потащил меня прочь, невзирая на мою усталость. Похоже, ему больно было видеть эти руины… Ты что, пьешь бренди один? – вдруг спросил он.

– Да. Но это не слишком хороший бренди.

– В жизни не слышал худшего оправдания для того, чтобы не поделиться выпивкой с другом.

– Ты прав. Налить тебе?

– Да, пожалуйста.

Я достал второй бокал и плеснул Шуту немного бренди. Заодно, раз уж встал, подбросил полено в очаг. Меня вдруг охватило ощущение уюта и приятной усталости после насыщенного дня. Мы сидели в тепле и покое этой зимней ночью. Сегодня я хорошо послужил своему королю, а теперь мой старый друг сидит рядом и постепенно выздоравливает. Тут я ощутил укол совести, – каково там сейчас Би, одной, вдалеке от меня? Ну ничего, решил я, скоро она получит подарки и письмо. К тому же Ревел о ней позаботится, да и горничная у нее хорошая. Би наверняка чувствует, что я много думаю о ней. Шун и Лант после моих суровых отповедей вряд ли посмеют ее обижать. А тот паренек с конюшни будет учить Би ездить верхом. Хорошо, что у нее есть друг и что она обзавелась им сама, без моей помощи. Может, и кто-то еще из прислуги неплохо к ней относится и не откажется помочь. Напрасно я так волнуюсь. Би ведь очень способная девочка.

Шут прокашлялся и продолжил рассказ:

– Ту ночь мы провели в лесу на окраине разрушенного города, а на следующий день двинулись дальше и вскоре увидели большой порт внизу. Прилкоп сказал, что город у моря очень вырос с тех пор, как он был тут в прошлый раз. В гавани стоял целый флот рыбацких лодок, и, по словам Прилкопа, туда заходили корабли с юга, чтобы купить соленой рыбы, рыбьего жира и выделанные рыбьи шкурки.

– Рыбьи шкурки? – Вопрос сам собой сорвался с моих губ.

– Вот и я тогда очень удивился. Никогда раньше о таком не слышал. Но оказалось, в этом городе научились их выделывать. Те, что погрубее, используют для полировки дерева и даже камня, а теми, что помягче, обтягивают рукоятки ножей и мечей. Такие рукоятки не становятся скользкими, даже когда залиты кровью. – Он опять закашлялся, промокнул губы и отпил еще бренди. Когда Шут снова набрал воздуха, в груди его раздался хрип. – Так вот, мы стали спускаться с холма в этот жаркий солнечный город в своих зимних одеждах. Прилкоп почему-то не сомневался, что нас там хорошо встретят. Однако люди, хмуро глянув на нас, тут же отворачивались. Они верили, что в руинах на холмах обитают демоны. В портовом городишке были дома, построенные из камней старого города, но теперь они стояли заброшенные – считалось, будто там поселились призраки. Никто не желал приютить нас, хотя Прилкоп предлагал заплатить серебром. Стайка детей какое-то время бежала за нами, бросаясь камнями, пока взрослые не велели им перестать. Так мы дошли до причалов, и там Прилкопу удалось договориться с капитаном одного неряшливого корабля.

Корабль весь провонял рыбой и рыбьим жиром. Такой разношерстной команды мне никогда не доводилось видеть. У молодых матросов был жалкий вид, а старшим, похоже, крепко не повезло в жизни или кто-то с ними очень дурно обошелся: один был кривой, другой – одноногий, у третьего не хватало двух пальцев. Я попытался отговорить Прилкопа плыть на этом корабле, но он всерьез опасался, что, если мы останемся на берегу, нас убьют в ту же ночь. На мой взгляд, отправиться на корабле было ничем не лучше, однако он настоял на своем. И мы отплыли.

Шут умолк. Доев суп, он промокнул губы, отпил бренди и снова старательно вытер салфеткой губы и пальцы. Взял ложку и аккуратно положил на стол рядом с миской. Отпил еще бренди. Потом повернулся ко мне, и впервые после его возвращения я заметил, как на его лице промелькнуло хорошо знакомое мне озорное выражение.

– Ты меня слушаешь?