Час Купидона. Часть II. Тщетные терзания любви

– А что такого? – сыграв в наивное непонимание, спросила та и уткнулась носом в книгу, прячась от испепеляющего взгляда старшей сестрицы.

– О, ты просто злая, Мария! Ты завидуешь мне! – воскликнула Олимпия.

– Мадемуазель, – деликатно кашлянул в ладонь Джанкарло, повторив очередную попытку напомнить о себе пока между сёстрами не разразилась настоящая ссора.

– Ах да! – красивое лицо Олимпии осветила улыбка, словно и не было обличающих слов, сказанных сестре. – Сударь, я буду очень признательна вам, если вы передадите лицу, пославшему это, – сияющая улыбка и глубокий взгляд карих глаз договорили всё, что не высказали её уста. – Я непременно буду. Я буду ждать перед началом репетиции на нашем обычном месте. И в костюме, конечно же. Да! Я буду в костюме, как он и просит в этом письме.

– Вы не напишете это в ответном послании, мадемуазель? – поинтересовался Джанкарло, стремясь всячески выслужиться перед мадемуазель Манчини в угоду её всесильному дядюшке.

– Написать? Ах нет, пусть так. Передайте всё на словах.

Несколько озадаченный таким поручением, Джанкарло немного растерял апломб и замялся на пороге. Заметив это, Мария с шумом захлопнула книгу и отложила её на стоявший рядом столик.

– Погодите, сударь. Олимпия, не будь гусыней! Как можно передать твоё глупое послание на словах? Ведь это же король! К нему в покои не попадают просто так в гости на стаканчик вина, если ты не герцогский сын или гвардеец. Ты должна написать для него ответную записку. Письмо, понимаешь?

– Это уж мне решать! – топнула ногой Олимпия. Она терпеть не могла поучительного тона младшей сестры.

– И всё-таки, мадемуазель, – снова кашлянул и подал голос Джанкарло, – Я смею думать, что его величеству будет приятно получить коротенькую записку, написанную вашей рукой. Может быть вы пошлёте её как в прошлый раз? В корзинке вместе со сладостями? Так будет гораздо легче передать письмо. Я знаю способ, как подать эти сладости к столу короля.

– Корзинку? Ах, – немного удручённо спохватилась Олимпия. – Но ведь для этого нужно идти в кухню. А вдруг там матушка?

– А что такого? – теперь уже из чувства азарта подначивала сестру Мария. В глубине души она рассчитывала, что на кухне сестрице Олимпии, незаслуженно осчастливленной королевским вниманием, тот час же достанется от матушки самое скучное и долгое задание. Вот пусть посидит целый вечер за разбором трав вместо того, чтобы отвлекать её от чтения книг беззаботной болтовнёй обо всём на свете и пересказом глупых слухов, которые циркулируют при дворе и в модных лавочках Марэ.

– Нет, на этот раз без корзинки, сударь, – Олимпия серьёзно посмотрела на чуть приоткрытую крышку секретера. – Я напишу записку. А вы её передадите. Можете воспользоваться услугами месье Бонтана. Он душка, он всё передаст. Просто шепните ему, что это послание для ко… для него. Лично от меня.

Не дожидаясь новых предложений от умницы Марии и сомнений, впрочем вполне обоснованных со стороны Джанкарло, Олимпия села на табурет, подвинула его к секретеру, распахнула крышку и повертела головой в поисках пера и писчей бумаги. Всего несколько минут и полдюжины скомканных листов бумаги потребовались для того, чтобы написать коротенькое письмецо в несколько строк.

– Возьмите, – запечатав записку с помощью капельки воска, которую она капнула от горящей свечи, Олимпия отдала её в руки Джанкарло, строго посмотрела ему прямо в глаза и прошептала: – Помните, эта записка должна попасть только в руки самого короля, сударь. Единственный человек, кому вы можете доверять во дворце – это месье Бонтан. Только он. Обещайте мне!

– Я даю слово чести, синьорина Олимпия, – поддавшись таинственности момента, также шёпотом ответил Джанкарло и, поклонившись, щёлкнул каблуками.

Глава 2. Вечер в отеле Бельер

Вечер. Отель Бельер на Королевской площади

Тихо потрескивали фитили свечей в золочёном канделябре, их огонь наполнил комнату приглушённым тёплым светом и заставил ожить причудливые картины пляшущих теней на стенах. Хозяин комнаты, маркиз дю Плесси-Бельер, сидел на корточках перед камином и ворошил тяжёлой кованой кочергой поленья, едва успевшие разгореться. Его гость, маркиз де Лозен, устроился в глубоком кресле напротив и, подперев щёку рукой, в молчаливой задумчивости наблюдал за пляской огня в камине. В свободной руке он держал свёрнутый вчетверо лист с письмом, изобиловавшим неопрятными помарками и пятнами жира.

– Вы говорите, что этому тавернщику можно доверять? С чего бы? – спросил де Лозен и принялся обмахиваться бумагой, но почувствовав невыветрившийся запах стряпни, прекратил это и отложил лист на стоявший рядом с его креслом стол, на котором красовался стеклянный графин с вином, корзинка с грушами и блюдо с сыром, поданные к лёгкому незатейливому ужину.

– Папаша Мекано достаточно хорошо знает публику у себя в таверне. Многие из завсегдатаев – люди сведущие. Каждый в своём деле. Они-то и приносят папаше самый ценный товар – сведения, – пояснил дю Плесси-Бельер и поворошил кочергой угли.

– Слухи, стало быть, – усмехнулся Лозен.

– Нет. По части слухов у меня имеются другие источники. Папаша Мекано снабжает меня настоящими сведениями. Они стоят куда дороже, поскольку известны лишь узкому кругу лиц.

– А! Значит, этот товар не проверишь? – поддел его де Лозен.

– Мой дорогой Антуан, если я говорю, что сведения стоящие, то так оно и есть. Согласитесь же, секрет, подлинность которого можно проверить у любого встречного, уже и не секрет вовсе.

Не реагируя на открытое недоверие со стороны де Лозена, в ту самую минуту дю Плесси-Бельер являл собой олицетворение стоика, терпеливо излагавшего свои мысли, продолжая методично ворошить угли в камине, переворачивая их, чтобы пламя разгорелось жарче.

– Из этой записки следует, что некто, чьё имя слишком громкое для подобной переписки, нанимает актёров из труппы всем известного театра на улице Пти-Бурбон. Ходят слухи также, что этот человек намерен устроить грандиозное представление в своём замке. Где-то в провинциальной глуши. И он созывает туда гостей из всех известных салонов Парижа, – де Лозен повторил по памяти почти всё содержание записки.

– Именно так, – подтвердил дю Плесси-Бельер и с улыбкой обернулся к нему. – Это хорошие новости, я полагаю.

– И значит, что тут нет ничего такого, что угрожало бы лично актёрам?

– Думаю, что здесь только два мотива, – Франсуа-Анри встал и поставил кочергу на подставку возле каминной решётки, с фантазией и вкусом выкованной из толстых железных прутьев. – Первый мотив здесь вполне очевиден. Этот человек желает устроить представление, которое прогремело бы на весь Париж, чтобы о нём заговорили даже за его пределами. Он жаждет славы.

– Ну, это понятно. А каков же второй мотив, по-вашему? – де Лозен подался вперёд, следя за маркизом, который расхаживал по комнате.

– Второй мотив скрыт, что естественно, ведь он гораздо важнее. Впрочем, о важности мы можем судить с разных точек зрения. Итак, второй мотив, – Франсуа-Анри остановился возле стола и снял высокий колпачок с графина. – Кто-то пожелал лишить мэтра Вителли заслуженных лавров директора самой известной профессиональной труппы в Париже. Только представьте себе, что по окончании Великого поста, в то время как во всех театрах будут идти громкие премьеры, в театре Итальянской комедии не осталось достаточного количества актёров и актрис для новых постановок. Возможно, они смогут выкрутиться из этой ситуации, поставив что-нибудь из своего старого репертуара, может быть даже наймут актёров со стороны. Но репутация самой блистательной труппы будет потеряна навсегда.

– Чёрт, – пробормотал де Лозен, прикрыв лицо ладонью. – И кто же это? Всё тот же человек, чьё имя вы упорно избегаете называть?

– Вероятнее всего, что да. Это он. Мне кажется, что довольно логичным будет воспользоваться ситуацией и поймать в силки сразу двух зайцев, – ответил на это дю Плесси-Бельер, разливая вино в два высоких бокала тёмного синего стекла и подавая один из них де Лозену.

– Можем ли мы остановить этого человека? Помешать ему? – с неожиданным спокойствием спросил де Лозен и через вино в стакане посмотрел на оранжевые лучи клонившегося к закату солнца, которые пробивались сквозь молодую зелень в саду и неплотно задёрнутые гардины. – Или всё это сойдёт ему с рук?

– Возможно, – с долей сомнения отозвался Франсуа-Анри. – Возможно нам удастся помешать его планам. Но действовать нужно тонко. Так, чтобы скандал ненароком не вынудил стороны и вовсе свернуть все дела.

– А если поставить в известность двор? Короля? Кардинала? Королеву, наконец! Почему бы не рассказать им обо всём и не потребовать официального разбирательства? Ведь вы знаете, как и любой при дворе, что у каждого за душой найдётся хоть один, даже самый маленький грешок. Преступление, наконец! Если это тот человек, то уж он-то наверняка не безгрешен. Невозможно, вы слышите? Это просто невероятно оставаться незапятнанным, возведя своё положение и состояние до такой высоты!

Не прерывая потока рассуждений, дю Плесси-Бельер слушал, лишь скептично приподняв левую бровь. Его собеседнику было бы трудно распознать по выражению его лица, что именно он думал в ту самую минуту: была ли в его мыслях ирония по поводу всего происходящего и насколько серьёзно он воспринимал это?

– Я думаю что, если изменить что-либо уже поздно, то мы можем воспользоваться промахами нашего противника с пользой для дела и к всеобщему удовольствию. И не только, – произнёс Франсуа-Анри, смакуя вино маленькими глотками.

– Это как же? – де Лозен залпом осушил бокал и со стуком, пожалуй слишком резко, опустил его на стол.

– Можно надоумить короля и весь двор отправиться на это грандиозное представление, – улыбнулся дю Плесси-Бельер.

– Двор? Да какой же должен быть этот его особняк в глуши, чтобы вместить толпу придворных? И что же? Там что ли театр на сотни зрительских мест, в котором можно разместить всех гостей, по-вашему?

– Я полагаю, речь идёт далеко не о камерном представлении в гостиной или на лужайке, – спокойно ответил дю Плесси-Бельер. – Вам налить ещё, друг мой? – спросил он как бы между прочим. – Да, и я думаю, что там, где затеяли эту постановку, есть и театр, и сцена, достойная тех актрис, которых они уже переманили к себе. И даже место для музыкантов. Раз уж они похитили дирижёра труппы мэтра Вителли.

– Да ну? – недоверчиво протянул де Лозен, но тут же кивнул в ответ на предложение долить ещё вина.

– Так что, да. Места будет достаточно. Но вот в чём вопрос: готов ли этот человек принять весь двор и самого короля? И не на один день, а на два или три вечера кряду, – тут в синих глазах полковника блеснули весёлые огоньки.

– О, вот это коварство! – оценил его задумку де Лозен и даже привстал с кресла, чтобы взять вино из рук Франсуа-Анри.

– Да. Но оно всего лишь достойно нашего противника. Всё-таки это его, а не меня следует считать автором этой затеи, – иронично приподняв брови, ответил дю Плесси-Бельер, и по морщинкам, залегшим в уголках его губ, было заметно, что он не жаловал коварную сторону этого плана.

***

Царапающий стук в дверь оповестил молодых людей о необходимости прервать беседу.

– Месье маркиз, – шепнул мажордом, заглянув в чуть приоткрытую дверь.