Дела семейные

– А у тебя сколько дней рождения до сотни? – спросил Нариман Джехангира. – Девяносто два?

– Нет, дедушка, так было в прошлом году. Теперь всего девяносто один.

– А у Мурада?

– Всего восемьдесят семь.

– Замечательно. Скоро вы будете молодыми людьми, у вас появятся девушки. Надеюсь, вы меня пригласите на свои свадьбы?

Настроение Наримана улучшалось с каждой минутой. Веселье, смех и молодость действовали как противоядие обволакивающей эту квартиру унылости, тем тягучим часам, когда ему казалось, что даже стены с потолками покрыты налетом тоски несчастливых десятилетий. Даже мебель из тика и розового дерева, громоздкие шкафы и кровати с балдахинами на четырех столбиках, тяжеловесные остовы, ждущие пугающей кончины, опять выглядели уютно и приветливо. А длинный ряд фамильных портретов в коридоре – как комичны сейчас их кислые лица!!

– У Джала и Куми все хорошо? – шепнула Роксана.

– Обычный театр и фырк-фырк, ничего особенного. По большей части…

Он замолчал – в гостиную входила Куми с большим блюдом хрустящих картофельных ломтиков и громким «хэлло», обращенным ко всем собравшимся. Взгляд ее сразу упал на свалившиеся гардины, но негодование не успело излиться в слова – Роксана опередила ее:

– Видишь, что этот негодный мальчишка натворил! Ну ничего, он еще свое получит!

Куми осталось только проявить великодушие:

– Ничего страшного. Джал все приведет в порядок. Только бы бесстыжие зеваки в окна не начали заглядывать.

– Мы же на третьем этаже, тетя, – встрял Джехангир.

– Ты думаешь, зеваки лишь только по улицам бродят? Могут из окна напротив пялить глаза. Или даже в телескоп смотреть из во-он той высотки, что в миле отсюда.

– Кто там смотрит из высотки? – недоуменно вопросил Джал.

– Выключил бы ты свою машину, – посоветовала Куми, – все равно разговор ведь не о серьезном.

– Пускай слушает! – возмутилась Роксана. – Ему тоже хочется участвовать в разговоре.

– А кто будет платить за новые батарейки? Ты знаешь, почем они и как их жрет эта его коробочка?

– Аппарат – вещь необходимая, это как лекарство.

– Оттого, что вещь необходима, деньги на ее покупку чудом не появятся, – огрызнулась Куми. – Все дорого: лук, картошка, хлеб, масло, кухонный газ, – перечисляла Куми.

– Нужно составить бюджет на все расходы, – посоветовала Роксана. – Заведи отдельный конверт для каждой траты.

– Благодарю вас, я тоже проходила экономику домоводства в школе. Какой смысл в конвертах, когда в них нечего класть?

– Ты права. – Йезаду хотелось положить конец спору. – У всех одни и те же проблемы.

– Глупости! Вам же не приходится ухаживать за папой, а на это столько денег уходит!

Роксана открыла было рот, чтобы напомнить ей, что папа получает пенсию, но Йезад подал жене знак – дурацкий спор из-за батареек грозил перейти в полновесную ссору – и сменил тему:

– Скажи, Куми, что это за бесконечная стукотня?

– Это идиот Эдуль Мунши стучит, кто ж еще?

– Вот кто с радостью повесит гардины, – пошутил Йезад.

Джал изобразил ужас:

– Кто угодно, только не Эдуль. Если не хочешь, чтоб на нас потолок обрушился!

Все расхохотались. Эдуль Мунши, живший этажом ниже, считал себя талантливым мастером на все руки. Доказательством могла служить дверь в его квартиру – пластинка с именем хозяина прибита криво, крючок изнутри не попадет в скобку. Весь дом знал, что он владеет замечательным набором инструментов, и весь дом боялся его готовности прийти на помощь в случае поломки. Эдуль радостно предлагал соседям инструменты и себя в придачу. Он горел желанием поработать у соседей, потому что в собственной квартире ему больше не разрешалось ничего чинить. Миссис Мунши решила, что не может позволить мужу разрушить всю квартиру – должен быть предел.

– Интересно, кто тот несчастный, которого на этот раз подловил Эдуль на свои инструменты?

Снова раздался смех, и Нариман с удовлетворением обвел взглядом гостиную, радуясь, что ссоры удалось избежать.

– Не пора ли выпить? – спросил он.

– Пять минут можешь подождать? У меня готовы угли для лобана, и солнце уже село.

Она вышла из гостиной и вернулась в белом муслиновом покрывале, неся в руках серебряную кадильницу, источающую светлый дымок.

Роксана с наслаждением вдохнула запах ладана; для нее обряды и религия значили куда больше, чем для Йезада. После внезапной смерти матери воспитанием Роксаны занималась материнская родня – угрызения совести не позволили Нариману ни в чем противиться родственникам покойной жены. Они учили Роксану молиться, совершили ее навджоте – обряд посвящения в парсы, по праздникам водили в храм огня.

Позднее, в замужестве, ей очень недоставало соблюдения обрядов, но Йезад не верил в них, говорил, что ему достаточно посещения храма по большим праздникам, а ладан хорош только от москитов.

Серебряная кадильница в руках Куми, доставшаяся ей от мамы, вызывала у Роксаны благоговейное чувство и воскрешала детские воспоминания. Она ждала своей очереди поклониться огню. Но Куми сначала поднесла кадильницу Йезаду, который сидел ближе. Тот ритуально сложил ладони перед грудью.

– Покрой голову, – шепнула мужу Роксана.

– Извини, – пробормотал он.

Он прикрыл одной рукой макушку, другой повел в сторону кадильницы, направляя дым на себя. Мурад и Джехангир ухмылялись, наблюдая за неумелыми движениями отца.

Обойдя всех, Куми двинулась вокруг гостиной. За ней лениво тянулась струйка дыма. Торжественность, с которой она совершала обряд, забавляла мальчиков.

– Ваша тетка очень благочестивая женщина, – пряча усмешку, заметил Йезад вслед удаляющейся Куми.

– Воистину, – сказал Нариман. – Она на прямой связи с Богом.

– Не надо, – попросила раздосадованная Роксана, которой так хотелось сохранить ощущение торжественности обряда, когда кажется, будто с запахом ладана по дому плывут ангелы-фаришты.

Куми сбросила муслиновое покрывало с головы на плечи и объявила, что теперь можно и выпить.

– Что будете пить, Мурад и Джехангир, фанту или севен-ап? А может быть, – она широко раскрыла глаза, показывая, что речь пойдет об особом лакомстве, – может, вам налить моего домашнего малинового шербета? Я лично собираюсь пить шербет.

Детям был отлично известен теткин шербет – розоватый переслащенный безвкусный напиток.

– Шербет потом, – ответил Мурад, – а сейчас мне фанту.