Доктор Шифр

Громко зарычали въездные ворота контрольно-пропускного пункта. На территорию резидентуры заехал старенький облезлый «Урал». Грузовик остановился возле неработающего фонтана, из тентованного кузова выпрыгнули несколько экипированных бойцов и шеф резидентуры. Обычно бодрые, сейчас ребята удрученно помалкивали. Шеф и вовсе выглядел подавленным. «Калашников» со складным прикладом болтался на плече так, словно старший офицер совершенно позабыл о своем оружии, а разодранный бронежилет он тащил как бесполезную тряпку. На двух шифровальщиков никто из прибывших внимания не обратил.

– В ночь работали? – спросил Андрей у Петровича.

– Ага.

– Кажется, не всё прошло гладко.

– Под минометы угодили. Двух проводников разорвало.

– Дела… Ты-то об этом откуда знаешь?

– Работа у нас такая.

– Ты ж спал.

– Не спал, а отдыхал лежа. Давай, не затягивай. Машину уже готовят. – Петрович выплеснул остатки кофе на лужайку и поплелся обратно к зданию.

Закончив тренировку, Андрей спустился в столовую, спешно позавтракал и получил табельный пистолет. Ровно к восьми утра лейтенант Волошин был готов к отъезду в резидентуру Службы внешней разведки.

Автомобиль дожидался у ворот. Это был старенький фургон, по форме напоминавший советские «буханки». Как и говорил Петрович, сопровождающих оказалось двое. Первый – полноватый африканец с широким равнодушным лицом и в сером жилете с невообразимым количеством карманов. Со вторым Волошин был знаком лично: невысокий мускулистый Джером хорошо говорил по-английски и частенько выступал посредником при работе с русской стороной. Сейчас на нем были такие же, как на Андрее, оливковые брюки и бесцветное поло.

Поздоровавшись с коллегами, шифровальщик запрыгнул в кузов фургона. Когда он попытался захлопнуть боковую дверцу, та упорно отказывалась фиксироваться. После третьей попытки к нему повернулся Джером, занявший место возле водителя, и сказал на английском:

– Оставь это, парень. Она уже несколько дней сломана.

– И как быть? – полюбопытствовал Андрей.

– Просто придерживай во время езды, чтобы не распахнулась.

Лейтенант недовольно дернул головой, покрепче взявшись за хлипкую с виду дверную ручку. Стальные ворота разошлись, фургон выкатил с территории части и поехал по улицам.

Волошину нравилось это: пробуждение вместе с городом. Отголоски войны, пожирающей страны Центральной Африки, были здесь всего лишь тенями, далекими призраками. Автомобили мирно расползались по разным кварталам, старики выставляли табуретки к дверям своих лавок – и казалось, что кровавых боестолкновений не было вовсе.

У Андрея заломило висок. Он поморщился – скорее от неожиданности, чем от терпимой в общем-то боли. Укол в левую часть головы оказался резким, как удар высококлассного шпажиста. Волошин успел отметить, что водитель свернул в неизвестный переулок: в предыдущий раз до «сварки» Андрея везли другим путем.

– Мы не сбились с маршрута? – спросил он, массируя висок.

Джером глянул на него через плечо, затем обратился к водителю на своем наречии. Тот ответил, как показалось Андрею, довольно резко.

– Это короткая дорога, – пояснил Джером. – Мы проедем окраиной и сэкономим около пятнадцати минут.

Волошин кивнул, продолжая морщиться от боли.

– Вы в порядке? – глядя на него, спросил африканский офицер.

Лейтенант показал оттопыренный большой палец. Взгляд Джерома выражал сомнение, но он смолчал и продолжил смотреть на дорогу.

Пока Андрей пытался бодриться, головная боль перетекла в область лобных долей. Заныли глазные мышцы. Он старался отслеживать, куда их везет тучный водитель, но едва мог разомкнуть веки: свет стал казаться нестерпимо ярким.

Волошин подумал даже, что пора уже просить Джерома остановиться, а то и вовсе ехать назад – вряд ли от русского разведчика будет толк в подобном состоянии, – но боль отступила столь же внезапно, как и пришла. От вмиг накатившего облегчения Андрей обмяк в кресле, его тотчас прошиб пот. Какая же это радость – не чувствовать боли.

Андрей вспомнил, как в детстве, посмотрев «Робокопа», он твердо решил стать роботом. А когда мама спросила: «Почему?» – ответил: «Они не чувствуют боли». О том, что роботы не чувствуют вообще ничего, он не думал.

Глаза тоже потихоньку возвращались в норму – тусклый свет пасмурного утра перестал слепить, но Волошин никак не мог сфокусировать взгляд. Картинка расплывалась, будто за мокрым стеклом.

Фургон тем временем съехал с асфальтового покрытия и теперь трясся по проселочной дороге где-то на окраине города. Слева тянулся щербатый бетонный забор, справа маячила чаща тропического леса. Андрею подумалось, что маршрут, которым они поехали, не пользуется популярностью у туристов.

Полгода назад бандформирования, желавшие свергнуть действующую в стране власть, вели ожесточенную осаду этой части города. Их удалось выбить из сектора, но, отступая, боевики оставляли за собой фугасы и мины-ловушки. Не все сюрпризы удалось найти. В том, что один из таких фугасов, зарытых в дорожном гравии, теперь оказался в пятнадцати метрах от фургона с Андреем и африканцами, не было ничего удивительного.

Трудно сказать, кому могла принадлежать закладка. Подрывы одних боевиков на минах-ловушках других были не такой уж редкостью. Порой и сами горе-минеры гибли от собственных зарядов, попросту забывая, под каким кустом их разместили.

Левым передним колесом фургон промчался по закладке, и фугас детонировал. Взрывной волной Андрея швырнуло в проем. Неисправная дверь с готовностью распахнулась под натиском его тела. Подгоняемый силой удара, Волошин моментально покинул фургон, пронесся над дорогой, упал на обочину и покатился по придорожному мусору. Разорвавший округу грохот оглушил разведчика, и около двух минут он пролежал без сознания.

Раскуроченный фургон по инерции прополз еще несколько метров, а потом замер, увязая в тишине и густых клубах дорожной пыли.

Андрей вскочил резко, с глубоким вдохом едва не утонувшего пловца. Ведомый инстинктом, он выхватил пистолет из оперативной кобуры на поясе, передернул затвор и занял позицию для стрельбы с колена. Толком не очухавшись, лейтенант водил оружием из стороны в сторону, готовый открыть огонь в любом направлении.

Но врагов не было. Никто не преследовал их на второй машине, никто не выбегал из джунглей. Это не была засада – лишь старый заряд, разорвавшийся не к месту и не ко времени. Но даже окажись в поле зрения худосочные боевики с «калашниковыми», едва ли Андрей сумел бы хоть кого-то из них подстрелить.

Уши затопил оглушающий звон. Перед глазами плыло, а к горлу подкатывала тошнота. Но не это было самым страшным. Зрение Волошина буквально подверглось цветовой бомбардировке. Окружающий мир взорвался сразу всеми оттенками красного и зеленого. Посреди этой визуальной какофонии, дезориентации, спровоцированной взрывом, до сознания Андрея дотянулась единственная четкая мысль: огни вернулись.

Он вспомнил стычку с Димедролом, то ощущение затора, которое возникло после удара головой о чугунный прут. И вот сегодня плотину прорвало: вся та сила, что годами копилась в недрах психического лимба, ринулась наружу сводящим с ума красно-зеленым конфетти.

На что бы Андрей ни взглянул, повсюду видел мельтешение знакомых с детства цветовых кругов различных диаметров, и короткие сочные вспышки, и кляксы – будто кто-то окунал кисть в банку акварели, а затем разбрызгивал краску по стеклу.

Осознав наконец что никто не пытается его убить или взять в заложники, лейтенант опустил пистолет, позволив себе немного расслабиться. Пережитое тут же накатило уничтожительным прессом. Андрея стошнило – и выворачивало до тех пор, пока желудок не опустел полностью.

Волошин попытался встать в полный рост – но оказалось, что это плохая идея. Голова закружилась столь яростно, что шифровальщик даже не заметил, как вновь оказался на земле. Он предпринял еще две или три попытки, но всё безрезультатно: кажется, в этом мире перестали существовать твердые горизонтальные поверхности – всё скакало и перекатывалось.

Плюнув на бессмысленные действия, Андрей растянулся на спине и уставился в небо. При взгляде на серое непроницаемое полотно его глаза наконец обрели покой. Буйство красного и зеленого сошло на нет, ведь в зоне видимости не осталось цветных предметов – лишь абсолютная успокаивающая серость.

Раскинув руки крестом, Андрей лежал в семи метрах от раскуроченного фургона, таращился вверх и внимательно прислушивался к ощущениям. Что-то ведь происходило – там, внутри его головы. Некие механизмы, застопорившиеся десять лет назад, сегодня опять пришли в движение. Волошин подумал, что, если доберется до базы, этот день станет его вторым днем рождения. Или вернее – перерождения.

При взгляде на бескрайнее серое небо ему открылась простая истина: привычная жизнь только что разрушилась, а значит, на ее руинах будет выстроена новая личность на новом Пути.

«Круги вернулись, – думал Андрей. – Через страх, боль и смертельную опасность я перерождаюсь в нечто иное. Или просто становлюсь собой…»

Лейтенант дал себе несколько минут, чтобы собраться с силами. За шесть лет в силовых структурах он сдал не один десяток психологических тестов. Большинство из них маркировали, помимо прочего, выраженную способность Андрея мобилизоваться в самых экстремальных условиях.

Когда командиры просили аналитиков пояснить, как Волошин проявит себя, если окажется на поле боя, психологи объясняли просто: оставьте его посреди пустыни без еды, воды и компаса, прострелите ему ногу – и он всё равно дойдет до базы. Умение генерировать огромные внутренние силы стало отличительной особенностью Андрея.

По истечении отведенного самому себе времени шифровальщик перекатился на живот, с трудом оторвал корпус от земли. Он тяжело поднялся на ноги и едва не упал вновь, но устоял, заставив каждый мускул тела сжаться в единый мышечный каркас.

Волошину было уже немного лучше: тошнота отступала, головокружение не так назойливо сбивало с толку, цветовые кляксы пошли на спад. Он еще наблюдал чрезмерную насыщенность красного и зеленого в окружающем пространстве, но, кажется, нервная система легко адаптировалась к новой нагрузке. Теперь можно было проверить, как там африканские коллеги, хотя Андрей сомневался, что в фургоне кто-то выжил.

Машина была разодрана в носовой части и напоминала Терминатора, из грудной клетки которого вырвался механизированный Чужой. От остатков фургона исходили клубы черного дыма. Прихрамывая, Андрей направился к транспортному средству. В глубине души он надеялся, что Джером и водитель еще имеют шансы на спасение, однако глаза наблюдали неоспоримые доказательства обратного. Волошин видел оторванную по локоть руку – предположительно Джерома. Фрагмент конечности валялся в нескольких шагах от фургона и был окружен бледным зеленоватым свечением.

Интуитивно Андрей уловил значение такого оттенка: разрубленная кость и порванные связки агонизировали, вопя о своих страданиях волнами цветового спектра, увидеть которые был в состоянии лишь один человек. Остановившись возле предплечья Джерома, покрытого пылью и усеянного царапинами, Андрей наблюдал истончение эфемерного зеленого контура – из раненых клеток уходила жизненная сила.