Томас проводил ее взглядом, а потом, со вздохом, шагнул к столу профессора, заваленному бумагами. День будет долгим – решил он, осторожно отодвигая картонную папку с монограммой Макгрегора подальше от колбы с грязно-зеленой жижей.
– 8 —
Разбор завалов на столе никогда не числилась среди любимых занятий Томаса Маккензи – в этом молодой ученый был готов поклясться чем угодно. Но обещание, данное молодой леди, обязывало его приложить определенные усилия к поиску странностей, и потому Томас, запасшись терпением, приступил к работе.
Он начал с самого дальнего края, с горы кожаных и картонных папок, наваленных прямо на полированную столешницу. Некоторые из них были подписаны синими чернилами, другие нет. В любом случае, Томас с трудом разбирал мелкий почерк профессора и особо не следил за смыслом надписей. Он просто брал папку, раскрывал ее, быстро переворачивал пару бумажных листов, содержащихся внутри, и откладывал папку в сторону. Содержимое не слишком его интересовало – чаще всего это были заметки, сделанные все тем же мелким неразборчивым почерком. Порой Томасу встречались схематические рисунки колесных передач и странных зубчатых шкивов, выполненные дрожащей рукой Макгрегора. Рисункам он уделял больше времени, но просто из интереса, чтобы немного себя развлечь.
Перебирая папки, Томас не забывал поглядывать в сторону мисс Макгрегор, что взялась разбирать большое бюро красного дерева, что приютилось рядом с камином. Маккензи не позволял себе лишнего – иногда бросал взгляд в сторону девушки, склонившейся над открытыми дверцами, и тут же отводил взгляд. Он, конечно, отметил про себя, что Эмма уже несколько раз назвала его просто Томом, как старого приятеля. Томас понимал, что в студенческой среде подобные вольности в порядке вещей, и вряд ли Эмма вообще обратила внимание на подобную мелочь, но, все же, он сохранял надежду, что за этими невинными оговорками кроется нечто большее.
В данный момент девушка склонилась над бюро, чуть ли не целиком засунув голову в недра распахнутых дверок, и с азартом чем-то шуршала. Камин, что располагался совсем рядом, к счастью, не горел. Массивная каменная полка была чуть тронута копотью, витая железная решетка сохранила матовый блеск полировки графитом, а защитный экран, защищавший хозяина от лишнего жара, был вычищен до блеска. Судя по всему, профессор редко разжигал огонь в кабинете.
Почувствовав, что его взгляд неподобающе долго прикован к ладной фигурке Эммы, Томас устыдился и склонился над очередной папкой, помеченной инициалами профессора. Он распахнул красные кожаные створки и с преувеличенным интересом принялся исследовать пачку пожелтевших листиков, покрытых неразборчивой вязью из синих чернил. Его показная сосредоточенность неожиданно принесла свои плоды – чуть ли не вопреки собственному желанию, Томас начал разбирать отдельные фразы, а порой и целые абзацы. Судя по всему, ему удалось наткнуться на обрывки личного дневника профессора. Эти отдельные листики были сложены по порядку, по времени и, похоже, были вырваны из линованной тетради с приличным переплетом. Похоже, Макгрегор нарочно вырвал эти странички из дневника и сложил их в отдельную папку.
С возрастающим интересом Томас вчитывался в пляшущие строки, пытаясь проникнуть в смысл этих обрывочных записей. Судя по ним, Макгрегор описывал некие эксперименты с огромным механизмом, что должен был поднять и опустить двенадцать круглых платформ. Весь механизм очень напоминал театральные подъемники, что позволяли быстро поднять из подвала на сцену декорации прямо во время антракта. Зачем это понадобилось профессору, Томас понятия не имел. Его внимание больше привлекали другие детали. Судя по рисункам, на платформах, диаметром в три фута, должны были разместиться некоторые механизмы, описанные очень пространно. К этим механизмам, судя по рисункам, должно было подаваться электричество – причем в громадных объемах. Томас заметил крепления для проводов большого сечения, а на одном из рисунков были отмечены разъемы для соединения проводов. Этот чертеж был выполнен другой рукой, явно не профессором Макгрегором, и потому вызвал особый интерес Томаса. Кто-то хотел подать на площадки профессора ток высокого напряжения, и даже не на сами площадки, а на некоторые устройства, что, вероятно, должны были разместиться наверху. Крохотные циферки с боку схематически нарисованных проводов означали сечение, пара формул описывала медный сплав лучшей электропроводности. А еще несколько формул были химическими и в них Томас так и не разобрался. Но, разглядывая странный чертеж, поймал себя на мысли, что очень хочет разобраться. Неужели это действительно тот самый тайный проект, упомянутый беднягой Хиллманом?
– Томас!
Маккензи, с головой ушедший в исследование бумаг, виновато оглянулся. Эмма стояла у раскрытого бюро, сжимая в руках приличной толщины папку из крашенного зеленым картона, и ее глаза светились от счастья.
– Томас, я нашла завещание! – радостно выдохнула она. – И кучу различных бумаг… О!
Маккензи, заметив ее взгляд, устремленный на папку в его руках, вопросительно вскинул брови.
– Вы, кажется, полностью погрузились в бумаги, – с некоторым сожалением отметила Эмма. – Я думала, вы уже добрались до самого стола.
Томас быстро оглядел стол и пожал плечами. Действительно, в своих изысканиях он продвинулся не так уж далеко – разобрал десяток папок, оставив нетронутым самое важное – колбы в середине стола.
– Да, да, – быстро сказал Томас, – я сейчас. Пожалуй, начну с самого главного.
С заметным сожалением он захлопнул интереснейшую папку с обрывками дневников профессора. С сожалением взглянув на груду подобных папок, Маккензи покачал головой, и очень осторожно отложил записи на край стола. Ему очень хотелось дочитать бумаги, разобраться в этой головоломке, но сейчас на это не было времени. Придется вернуться к ним позже.
Бросив взгляд на Эмму, увлеченно разбиравший следующий ящик бюро, Томас двинулся к отставленному креслу. Стараясь не подходить близко к месту кончины Макгрегора, молодой ученый осторожно подобрался к центру стола и чуть наклонился над столешницей, стараясь охватить взглядом весь беспорядок разом.
Судя по всему, прямо перед смертью профессор действительно работал с какими-то подозрительными жидкостями. На столешнице, напротив кресла высилась стойка с десятком прозрачных колб, уютно устроившихся в деревянных планках. Три были пусты, еще в трех, на самом донце, виднелся темный осадок, напоминавший лонбургскую грязь, а оставшиеся три были заполнены темно-зеленым раствором, напоминавшим медицинскую мазь.
На первый взгляд, увиденное Томасом противоречило словам управляющего о том, что Макгрегор не работал дома с опасными веществами. С другой стороны, в пробирках могли скрываться самые невинные препараты, не имеющие никакого отношения к ядам. Но Маккензи не собирался откупоривать пробирки и нюхать их, как, несомненно, поступил бы на его месте зеленый практикант, не подозревающий, что загадочные жидкости могут таить смертельную опасность. Напротив – Томас достал из кармана клетчатый носовой платок, прижал его к носу и лишь потом склонился над столом, продолжая осмотр.
Чуть подальше, за пробирками, высилась горелка Бузена – точно такая, какую использовал в своей работе сам Томас. Но, судя по всему, Макгрегор ей не пользовался – резервуара с газом для горелки Маккензи так и не увидел. Зато рядом с ней стояла дистилляционная колба с трубками-отводами, и одна из них заканчивалась каучуковой грушей для накачки воздуха. На самом донышке колбы еще оставалось немного прозрачной жидкости, но основная ее часть, судя по всему, перекочевала в прозрачную чашку, что была закреплена над крохотной спиртовой горелкой. Все еще прижимая платок к носу, Томас шагнул поближе к столу, рассматривая пластинки прозрачного стекла, что лежали рядом с колбами. Их было десятка два – кусочки не больше пальца. Некоторые выглядели закопченными, словно их нагревали над спиртовкой, другие были испачканы бурой и вязкой мазью, неприятной даже на вид. У самого края стола лежали осколки предметного стекла.
Совершенно машинально, по наитию, Томас опустился на одно колено и заглянул под стол. У ножек кресла бангалорский ковер был прилично вытерт, но под самим столом ворс ковра оставался нетронут и напоминал те самые бангалорские джунгли. Заметив подозрительный блеск в глубине зеленого ворса, Томас опустился и на второе колено и влез под стол, больно задев макушкой выдвижной деревянный ящик, прятавшийся под столешницей. Он даже не скривился от боли, не заметил удара – все его внимание было приковано к крохотному кусочку стекла, что прятался в ворсистом ковре глубоко под столом. Склонившись над ним, Томас попытался рассмотреть его поподробнее, но не преуспел – тут было слишком темно. Ему только удалось понять, что это обломок стеклянной пластинки, в полпальца длинной, с одной стороны запачканной подозрительной мазью, а с другой – бурыми подтеками, подозрительно напоминавшими кровь.
Вздохнув, Томас покачал головой. Он знал, что нашел – еще один осколок стекла, ускользнувший от взгляда полицейских. Нет сомнений, что они сгребли со стола все, что увидели, но даже не подумали поискать под столом.
Томас покачал головой. Похоже, не смотря на все сомнения, следовало признать, что полиция движется в правильном направлении. Макгрегор, судя по всему, действительно порезался осколками предметного стекла. Был ли на нем яд? Очень может быть. Конечно, надо бы вытащить эту штуку на свет божий, провести химический анализ – хотя бы в лаборатории колледжа, но брать ее голыми руками… Улыбнувшись, Томас опустил руку с платком, осторожно подобрал стекляшку, так, чтобы она очутилась внутри сложенной ткани, и заботливо спеленав свою находку, сунул ее в карман.
Пятясь, словно рак, он выбрался из-под стола и со вздохом облегчения распрямился. Схватившись за край столешницы, он поднялся на ноги.
– Мисс Макгрегор, – позвал Томас, – мне, кажется, удалось найти кое-что интересное.
Эмма тотчас оставила в покое бумаги, резко обернулась к своему гостю, но сказать ничего не успела – из коридора донесся грохот шагов и гул голосов. Оба застыли, словно воришки, застигнутые врасплох, но потом Эмма судорожно прижала к груди папку с завещанием профессора, а Томас быстро запихнул платок со стекляшкой поглубже в карман. Потом, действуя по наитию, он схватил отложенные в сторонку бумаги и спрятал за отворотом сюртука. Едва он отнял руку от груди, как в распахнутые двери кабинета ввалилась грузная фигура полисмена.
Это оказался весьма упитанный констебль, чья форма топорщилась на объемном чреве, подтянутым форменным ремнем. Его багровое лицо, весьма сердитое, обрамляли лохматые растрепанные бакенбарды, а непременный конусообразный шлем торчал на голове совершенно несуразно сдвинувшись на бок.
– Так, – зычным голосом протянул констебль, положив ладонь на рукоять служебной дубинки, заткнутой за пояс. – Это еще что?
Раздувая огромные ноздри с торчащими редкими волосинками, он, взглядом полным бешенства, окинул комнату.
– Кто вскрыл кабинет? – прорычал он, заглушая робкие бормотания управляющего, что тихо доносились из-за его широкой спины.
Томас сухо откашлялся, но ответить не успел – Эмма быстро, но не теряя достоинства, подошла к констеблю и встала прямо перед ним. Правой рукой она прижимала к груди папку с завещанием, а левую уперла в пояс. От нее веяло такой яростью, что Томас, наблюдавший только спину девушки, невольно содрогнулся, а констебль, очутившийся лицом к лицу с разъяренной рыжеволосой фурией, попятился.
– Я Эмма Дарси Маккрегор, племянница профессора Макгрегора, его ближайшая родственница по крови из оставшихся в живых, – отчеканила девушка, подаваясь вперед. – Я нахожусь здесь с целью изыскания завещания профессора для передачи его юридической конторе для производства дела о наследовании. А вы?
– Констебль Джонас Лэрд, дивизион Хайгейт, – пробормотал краснорожий толстяк, непроизвольно пятясь. – И я…
– И вы пришли оказать мне помощь в осмотре кабинета? – ядовито осведомилась Эмма. – Пришли помочь найти важные бумаги, потому что кое-кто так спешил с похоронами профессора, что не удосужился их найти?
– Ничего не знаю про бумаги, мэм, – твердо ответил констебль, оправившись от внезапного нападения. – Но это место преступления и я…
– Преступления!? – голос Эммы взвился к потолку, обретая новые высоты. – Так это преступление? Ваш инспектор уверял, что это несчастный случай! А моего дядю, судя по вашим словам, убили?!
– Да мэм. То есть нет, мэм, – констебль еще раз шагнул назад и очутился в коридоре, – это пока неизвестно, мэм. Ведется следствие, и мы должны позаботиться о сохранении улик…
– Лишив меня и поверенного в делах доступа к юридическим бумагам? – разгневанно бросила Эмма. – Запечатав дверь в доме моей семьи, и не дав мне даже попрощаться с дорогим дядюшкой?
– Нет, мэм, – отозвался констебль, стягивая с головы шлем и помещая его на сгиб локтя. – Простите мэм, это сложный вопрос. Лучше вам его обсудить с нашим инспектором дивизиона.
– И где же этот ваш инспектор? – прорычала Эмма. – Кому мне задать этот вопрос?
– Он будет здесь через полчаса, мэм, – сказал констебль. – Прибудет как раз для производства следственных действий, мэм.
– Уж я его расспрошу, не сомневайтесь, – зловещим тоном, гарантирующим неприятности, откликнулась Эмма.
– Как вам будет угодно, мэм, – твердо отозвался констебль. – А пока прошу вас покинуть место… В смысле, кабинет. Прошу вас покинуть это помещение. И вашего спутника.
Суровый взгляд опомнившегося констебля уперся в Томаса, но тот успел уже отойти от стола, и стоял посреди кабинета с совершенно нейтральным видом. Заметив взгляд полисмена, он сухо представился.
– Томас Маккензи, аспирант Лонгбурского Колледжа Механики, знакомый профессора Макгрегора. Сопровождаю его племянницу.
– И вас тоже, мистер Маккензи, попрошу покинуть кабинет, – непреклонно отозвался констебль. – Прошу вас. Скоро прибудет инспектор, он даст все необходимые пояснения.
– Хорошо, – твердо произнесла Эмма и подняла повыше папку. – Это то самое завещание, что я искала. И я его из рук не выпущу до приезда вашего инспектора.
– Да мэм, – согласился полисмен. – Но, пожалуйста, не выносите его из дома до тех пор, пока на него не взглянет инспектор.
Томас, воспользовавшийся паузой, подошел к Эмме, встал с ней рядом и заметил, как узкие губы девушки скривились в презрительной гримасе.
– Пусть так, – сухо сказала она. – Пойдемте, сэр Томас на кухню. Думаю, что ланч уже готов. Надеюсь, инспектор не заставит себя ждать.