Уставившись в одну точку, Айша засмотрелась на этот круг, и перед глазами у нее все смешалось. Сказалось, видно, и то время, проведенное в жаркой кузне. Глаза отчего-то начали слипаться. Ее потянуло вбок.
– Госпожа! – шепнула Гюль, едва успев схватить ее за рукав, и она снова увидела перед собой быстро вертевшийся и куда-то норовивший ускользнуть круг.
Вдоволь наигравшись с тестом, горшечник вдавил четыре пальца в середину глиняного кома, одним большим пальцем прижал всю мягкую массу снаружи. Крутящаяся под его пальцами податливая глина начала превращаться в грубую чашу. Сжимая пальцы, Нури, словно сказочный волшебник, медленно потянул глину кверху, и, будто в сказке, стенки стали расти все выше и выше. Руки свои мастер то и дело мочил в миске с водой, и оттого глина легко скользила.
С этой минуты Айша, не отрываясь, следила за чудом, творящимся на ее глазах. Что искусному мастеру только хотелось, то и делалось под его волшебными пальцами из вертящейся глины. Он творил и бросал быстрые взгляды на свою восхищенную его умением ученицу.
Поначалу стенки у чаши расширялись, но вот Нури ловко подхватил края снаружи и принялся их сжимать. И края у чаши начали суживаться вверх. Перед их изумленными глазами вытягивалось узкое горлышко, и получался пузатый кувшин, в каком обычно хранят растительное масло.
Мастер остановил свой круг и туго натянутой ниткой срезал кувшин под самым дном. Потом сынишка аккуратно взял его, чтобы не помять ему бока, и поставил на полку рядом с другими.
Гончар пояснил, что кувшину следует хорошенько просохнуть. И тогда его начнут прожигать в печи, и он станет крепким и звонким.
Если же глина просохнет недостаточно, то во время обжига кувшин лопнет, и тогда весь кропотливый труд пойдет насмарку.
– Можно мне попробовать? – Айша потянулась к верстаку.
– Мать, подай передник, – приказал мастер и лишь после того, как на гостью накинули цветастую материю, разрешил ей занять свое место.
Мельком глянув на творение, вышедшее из-под рук своей госпожи, Гюль не сдержала себя и веселенько прыснула. Подобного кривобокого уродца она нигде еще не встречала. Но Айша не сдавалась. Она усердно пыхтела и порой весьма сердито шипела на непослушную ее пальцам глину. Стенки сосудов выходили чересчур неровными. Они получались то слишком толстыми и некрасивыми, то слишком тонкими.
И то, что должно было по ее замыслу впоследствии стать высоким кувшином, прогибалось. Оно косилось, заваливалось набок и в один миг превращалось на быстро-быстро вертящемся круге в причудливую и бесформенную, и перекрученную массу. И так раз за разом…
Времечко летело быстро. Хозяин недовольно ворчал. Работа-то его стояла. За день простоя он ничего толком и не заработает. Но выгнать высокородную ученицу он просто не мог. Хотя, уже один купленный кораблик-светильник с лихвой покроет его убытки.
– Все, – Айша критически осмотрела результаты своей работы, – хватит с меня. На жизнь я себе горшками не налеплю.
– Что прикажешь с оным сотворить? – Нури старательно скрывал в своих жидких висячих усах кривую усмешку.
– Все обжечь! – Айша коротко взмахнула рукой.
Согнувшийся под ее протянувшейся указующей дланью горшечник благоразумно промолчал. Но не все присутствующие в его мастерской оказались столь же предусмотрительно осторожны, как и он сам.
– Никто их, госпожа, не купит, – скептическая улыбка раздвинула тонко очерченные губы жены мастера глиняной утвари.
– Я куплю все у тебя, горшечник, как самую дорогую посуду.
Довольная ухмылка спряталась, закопалась в усах мастера.
– Сказать моей жене, чтобы она расписала их? – на всякий случай переспросил Нури, чтобы ни в коем случае не попасть впросак.
– Расписать искусно, как оный, – Айша показала на готовый образец, выставленный на полке.
Молодая женщина недоуменно пожала своими плечиками, но была вовремя прикрыта широкой грудью гончара.
– Зачем нам? – на ушко шепнула служанка, не столько жалея чужих денег, сколько не зная, куда девать неудачливые поделки госпожи.
– Я потом накормлю из нее нашего эмира, – чудный девичий ротик расплылся в довольной улыбке. – Оное чудо ему обойдется подороже золотой посуды, – добавила Айша с нескрываемым злорадством, что-то припомнив из своей еще недолгой жизни. – Как оно намедни мне сказал мой дядя, – в ее раскрывшихся глазках забегали веселые и задорные огоньки, – что я не стою черепков той посуды, что перебила по своему неумению обращаться с оною за столом…
В сопровождении четверки пеших стражников Айша продолжила путешествие по ремесленной части города. Временами ей казалось, что она попала в одну длиннющую и бесконечную мастерскую.
По длинной улице-слободе одна за другой тянулись дворы-кузницы, где почерневшие от копоти кузнецы от всей души колотили молотками, отделывая черные котлы и огромные казаны, куя острые мечи и ножи.
Чуть поодаль занятые мастера раскрашивали красивые скамейки, столы и диковинные для их краев стулья с изогнутыми ножками.
А на следующей улочке плотники строгали и долбили деревянные обрубки, мастерили заготовки для тех, кто потом все собирал в готовое изделие домашней утвари.
В соседнем же проулке полуголые стекольщики в толстых кожаных фартуках, удерживая в своих жилистых ручищах длинные глиняные трубки, крутя и вертя ими, словно циркачи, выдували через них всякие стеклянные бутылочки, играющие на солнце всеми цветами радуги.
Тут же изготовляли оконные стекла – круглые диски размером чуть больше пол-локтя. Лавки были забиты всевозможной посудой. И глаза от этакого изобилия разбегались, совершенно теряясь и озадаченно не зная, на чем им остановиться.
За поворотом чередовались лавочки, где сидели важные, надутые, нарядно одетые купцы с длинными и завитыми в колечки волосами. Торговали они материей всех цветов и раскрасок, посудой, душистыми кореньями, втираньями, перцем, корицей и амброй, множеством других товаров, привезенных ими издалека…
Итекче (сапожник) расхваливал грубо пошитую и потому дешевую обувь. А рядом с ним, всего в двух шагах, были выставлены кожаные сандалии самых разных цветов, мягкие туфли и модные сапожки самой тонкой выделки. Там находилась лавка для богатых покупателей.
Рядом с нею нищим, кто ходит в деревянных сандалиях, похожих на скамеечки, делать было нечего. Безденежных покупателей неназойливо, но упорно отгоняли тоненьким прутиком, чтобы они не загораживали обзор, не портили вид их ценному товару…
Тегуче (портной), старательно выпрямив свою усталую и согбенную с годами спину из-за постоянного сидения согнувшись колесом, торчал возле лавки, где аккуратно разложили и развесили уже готовые изделия и разноцветные материи, и кричал, оглушая своим громовым голосом, всем прохожим:
– Тегуче, тегуче! Сошью вам отличные штаны и рубашку в придачу. Сошью вам отличное платье для красавицы еще до восхода солнца! Подходи! Подходи! Не проходи мимо!..
Проходя мимо, Айша остановилась возле мастерской прядильщика, на дверях которой висели длинные нитки самых разных окрасок.
Высохший на солнце старик-хозяин сидел на толстом вылинявшем ковре, сложив под себя босые ноги, и искусно прял шерстяные нитки, наматывая их на большую деревянную рогульку.
Девушка требовательно показала пальцем на моток тонкой пряди:
– Оное беру!
Из расположенной рядом пекарни донесся запах свежевыпеченных лепешек, и одного только взгляда хозяйки оказалось достаточно, чтобы скоро у нее на руках появился медовый пряник.
– Покажи мне оное!
Возле понравившейся ей вещи Айша останавливалась, всякий раз, не узнанная продавцами, с азартом торговалась и покупала, если лавочник и она сходились в конечной цене.
Гюль передавала покупку, и один из стражников уже сгибался под тяжестью непосильной ноши. Дошла очередь и до второго стража.
У булгарского эмира денег имелось немало. Он ничего не жалел для своей любимой племянницы. В прошлые годы во многих областях граничившей с ними Руси случился большой недород. Много в ту пору пшеницы и другого зерна отправили они голодающим соседям, которые сполна расплатились за жито звонкой серебряной монетой.
Эмирская казна, опустошенная разорительными набегами русичей, годами неустроенности и междоусобицы, пополнилась.
– Я устала, – наконец-то произнесла Айша, и служанка облегченно вздохнула. – Отпусти мальчишек, и возвращаемся во дворец.
Кожаный кошель Айши изрядно опустел, зато дворцовые сундуки порядком пополнятся, надуются от важности.
Глава IV. Схватка с Топтыгиным
Укрываясь в тени от полуденного зноя, любимая сестра эмира прилегла под полотняным навесом и прикрыла глаза. Утром на нее неожиданно нахлынули далекие и не всегда самые приятные воспоминания. Медленное течение их прервало появление ее озорной и жизнерадостной дочери. Необычайно похожа Айша на нее. Но много в дочери и от отца девочки. От отца Айши…