Убийство журналиста

– Жека, – Олег не выдержал и нарушил тягостное молчание. – Ты… зачем это все делаешь?

Не хотелось отвечать, и Жека, как принято на Привозе, переспросил:

– Что я делаю?

Но Филимонов, подогреваемый внутренним возбуждением, от него не отстал, последовательно задал следующий вопрос:

– Ты что, не понимаешь, чем рискуешь, помогая нам?

– Понимаю…

– И почему ты это делаешь? – после недолгой паузы произнес Олег.

Кинув взгляд на зеркальце, поймав отражение интересующегося товарища, Малахов в ответ укоризненно качнул головой:

– А ты, Олег, хотел бы, чтобы я бросил тебя и твоего друга в беде? Забыл о том, что нас связывало многие годы? Ты еще помнишь, что есть войсковое товарищество и воинское братство? Конечно, для многих это просто слова и больше ничего. Для меня – нет. Ты отвлекаешь меня. Мне оно мешает. Это ковыряние в душе чужими руками: зачем и почему…

– Но ты мог бы, – Филимонов, словно жеребец, закусив удила, никак не успокаивался, – поручить дело кому-то другому. С твоими «бабками». Зачем тебе лезть самому головой в петлю? Подставляться и рисковать…

– Олежек, есть на свете вещи, которые никому нельзя доверить, которые надо делать самому. Есть места, куда и короли пешком ходят и сами. Есть некоторые обязанности, которые они должны выполнять сами, которые никак невозможно переложить на плечи других. Как провести с молодой женой первую брачную ночь и зачать наследника. Так и тут…

Тут уж и Бойко не выдержал, его лицо исказилось в конвульсиях гримасы саркастического смеха, а его товарищ широко улыбнулся:

– Ты, Жека, как и был шутником, так таковым и остался. И все же?

– Чем больше людей, Олежек, про это будет знать, тем оно хуже…

– А в чем разница? Если рано или поздно следствие доберется до тебя. И так, и этак, но отвечать все едино придется.

– А так, Олег, я буду уверен, что сделал все, что было в моих силах, не перекладывая на чужие плечи. И мы должны сделать. И мы с вами сделаем. Главное – через посты прорваться. Если мы через первый КПП тихо пройдем, то через второй, на мосту, сможем идти напролом.

– Жека, – проснулся до этого всю дорогу молчавший Бойко, ибо знал Малахова не столь близко и не принимал участия в разговоре. – Я бывал в Аккермане. В город можно попасть и минуя Восточный КПМ…

– Знаешь и молчишь. Блин! – выругался Жека.

В сердцах Малахов загнул и нечто покруче, выстроив в два этажа.

– Ты бы, Мишенька, об этом еще позже сказал бы. Когда за нами вся гончая свора с включенными сиренами погналась бы. А если бы Олег не затеял этого разговора, так мы и погнали бы прямиком в волчью пасть.

Угрюмо пожав плечами, Бойко буркнул:

– Я думал, что ты про обходы знаешь.

– Индюк тоже думал! – сердито проворчал Филя, ткнул соседа в бок.

Не доезжая до города, они свернули в боковую просеку, вышли на проселочную дорогу, поехали вспаханными полями и, сделав небольшой крюк, снова ехали по главной дороге, оставив КПМ далеко позади себя.

Попав в плотный и неторопливый поток автомобилей, беззаботно катящихся по освещенной веселыми огнями городской трассе, Малахов немного успокоился и облегченно вздохнул. Филимонов, напряженно и очень внимательно следивший за действиями своего друга, спросил:

– Ты, я смотрю, Жека, этого поста боялся больше всего?

– Да, Олег. Ладно, еще Мишка вовремя вспомнил. Надоумил его Господь свой голос подать.

– Но мост нам не объехать, – Бойко отрицательно качнул головой.

У них в армии это называется дефиле – «узкое место», которое никак не миновать. Дорога только одна.

– Проскочим, – Малахов усмехнулся. – Это мы запросто…

Издалека стал отчетливо виден хвост колонны машин, скопившихся у контрольного поста милиции на выезде из города. Въезжающих в город не проверяли. Так только, больше для проформы. Попросит вяло гаишник документы у водителя, у пассажиров, скользнет по салону безразличным взглядом и небрежно кинет сквозь презрительно сжатые зубы:

– Проезжайте!

А правую проезжую часть дороги полностью перекрыли, надежно перегородив ее разборным ограждением, растянув «ежи». Машины все проверяли досконально, заставляли даже открывать багажники. Проверка документов и всего прочего по самой полной программе.

– Да, приплыли… – разочарованно протянул Бойко.

Вспомнив те дни, Оксана вздохнула. Когда они только поженились, жили бедно, но счастливо! Она приносила домой копейки, муж чуть больше. И ничего, хватало. Суп из консервов, рыбные котлеты. Вместо мяса для навара – бульонные кубики. Бутерброды из соевой колбасы. На праздники покупали обрезки и крутили фарш, вручную лепили пельмени и, по сути, из ничего устраивали поистине гастрономическое пиршество.

И не нужно ей всей этой блестящей мишуры – неизменной спутницы достатка, появившегося в семье. Лично ей ее Малахов дорог и без всяких его дорогущих, по ее мнению, подарков. Она прекрасно в свое время обходилась и без них. И сейчас обошлась бы. Но, что поделаешь, если муж так устроен и все время хочет сделать ей что-нибудь приятное.

Он же, в конце концов, не виноват в том, что у них завелись денежки. Он их не украл, никого не ограбил. Хотя, вообще-то, если подумать, то…

Тут он, конечно, виноват. Но только в том, что смог их заработать. И дело вовсе не в той сумме, что досталась им от безвременно ушедшего в мир иной Мамеда. Того стартового капитала хватило на небольшой цех по производству мелочевки из мебели и пару торговых «точек».

Катя Мальцева передала Малахову бразды правления от созданной ею небольшой фирмы. Этого хватило на то, чтобы позволить себе кое-что больше, чем рыбные консервы на ужин, но не более того. После покупки хаты пришлось потуже подвязать пояски и считать каждую копеечку.

А вот потом муж ее смог уже от этого оттолкнуться и практически на пустом месте создать свою могучую империю. Она до сих пор еще толком не представляла себе всех ее масштабов. Что-то Малахов пытался ей объяснить. Но она толком ничего не поняла. Еще отец ей говорил, что с математикой-то у нее не ахти как. Хоть и был он у нее учителем физики и математики, но она явно не в своего родителя пошла.

Поэтому и отдали ее учиться на юридический факультет, где цифр поменьше и действий с ними немножко. А больше надо запоминать и языком гладко чесать. А вот с этим у нее проблем никогда не возникало.

Помнится, в те дни муж встретился со своим давним дружком, лет шесть как уехавшим в Россию. У нее была невообразимая запарка, и она так и не смогла, и не пришла, хотя и их обоих приглашали.

Постой, паровоз, не стучите колеса! Кто свистел про свою хорошую память? И не про него ли сегодня говорила ей при встрече Леночка?

Точно! Это был Рэм Валишев. Не знает она, о чем они там говорили, но вскоре у них в городе появилась крутая дамочка. Немка, немочка, но со смуглым, непонятно откуда взявшимся пикантным оттенком кожи.

Малахов обидно коротко пояснил, что это была жена еще одного его знакомого, Саши Григорьева. Черт, сколько у него по всему свету завелось знакомых! Как-то она у него спросила:

– Жека, скажи мне, друг мой ситный, чего же ты раньше-то к ним не обращался? Жил ты, как самый последний «отстой». Нищенствовал, пропивая последние деньги. И они тоже, хороши. Все смотрели на тебя со стороны и ничего не предпринимали!

– Знаешь, Сана, – муж повернулся к ней, и она успела, увидела в его глазах глубоко скрытые печаль и сожаление. – Не было у меня смысла в жизни. А зачем мне все, если его нет? И кто бы из них помог мне, зная, что я пью? Что толку? Сколько ни дай, все равно полетит псу под хвост, когда рано или поздно, но пьянь сорвется и уйдет в «запой».

– А что изменилось сейчас? – спросила она.

– Что изменилось? – Малахов широко улыбнулся. – Появилась ты, моя радость! – он подхватил ее на руки и закружил по всей комнате. – Появилась цель, появился смысл, и мои друзья снова поверили в меня. Все это… лишь только благодаря тебе…

После появления той бизнес-леди в банке «Инвесткредит» Малахову открыли счет с кругленькой суммой в валюте. Потом она вообще ничего из того, что творил и крутил Жека, понять не могла. Муж очень быстро вложил все деньги в недвижимость. Скупал ее направо и налево. Без всякой, как ей казалось, определенной направленности.