Убийство журналиста

Противный червь сомнения проснулся и начал глухо ковыряться в его душе, где и до того не пахло спокойствием.

– Возможно, этого кто-то как раз изо всех сил и добивался. Сбежав, вы, Олег, хоть и косвенно, но сами признали свою вину…

Подаваясь вперед, Филимонов вложил в свой высоко зазвеневший голос всю силу имеющегося у него убеждения:

– Но мы ни в чем не виноваты!

Поймав мятущиеся глаза товарища, Жека сочувственно улыбнулся:

– Я, Олег, все понимаю. Но, знаешь, от этого пока никому не легче. Слушайте меня внимательно. Если мы с вами прорвемся через Аккерман, а другого выхода у нас нет, то тогда, тогда я вас высажу за городом…

На один шаг ситуация прояснилась. Филимонов прищурился:

– А дальше нам куда?..

Он не знал, что им делать в абсолютно незнакомой им местности. Начнут они бегать, глупо шарахаться из стороны в сторону в поисках подходящего убежища. Там-то их, тепленьких, мигом и прихлопнут.

– Поймаете тачку. Прикид на вас приличный, денег я дам. «Бабки» не жалейте, но и не кидайтесь ими. Ничто в ваших действиях не должно вызывать подозрений, оставить в памяти людей досадливых зацепок.

– И что дальше?

– Доедете до Болграда. Пересядете на другую тачку. Пока вычислят, куда и на чем вы дальше отправились, время пройдет. А это даст вам столь необходимый выигрыш в том самом, столь необходимом времени. Доедите до 2-го военного городка. Запомните: дом 18, квартира 17. Хозяина зовут Паша, а его жену – Марина. Скажите, что вы от Геши…

– От Геши? – удивленно моргнул Филимонов. – Не от тебя?

– Нет, не от меня. Они его хорошо знают. Это его бывшая квартира.

После недолгого молчаливого раздумья беглец с сомнением качнул своей гудящей от невыносимого напряжения головой:

– А если они не поверят?.. Мало ли кто может прийти и говорить, что знал прежнего владельца. При нынешних-то средствах информации…

– Скажете, что вы от человека, который знал их, как Жука и Муху. Они поймут. Этого в отделах справки и информации никто не скажет.

– Жука и Муху? – несколько озадаченно переспросил Филимонов.

Малахов усмехнулся:

– Да, когда-то их все так называли. Но теперь об этом, наверное, мало уже кто помнит. Вернее, никто уже сразу не признает в них прежних бомжей по имени Жук и Муха.

– Хорошо, Жека. Что дальше?

– Пусть Жук отведет вас к Петру Глыбе…

В цепи случайных событий и имен появилось новое, и беглецы в один голос задали вполне в их незавидном положении логичный вопрос:

– А это… кто еще?

Впереди неясно маячил знак, предупреждающий о крутом повороте. Водитель все свое внимание переключил на бегущую в свете фар дорогу, заложил вираж и только тогда, когда машина выровнялась, ответил:

– Он бывший десантник. Капитан. Ему уже вы можете все рассказать о себе без всякой утайки. Он найдет, где вас на время припрятать…

В салоне автомобиля-беглеца мягко покачивало, казалось, сидящие на заднем сиденье пассажиры, убаюканные скоростью, уснули. На самом деле, их деятельные умы тщательно прокручивали и систематизировали полученную информацию. Разложив все по полочкам, Олег спросил:

– С тобой, Жека, потом можно будет связаться?

– Вот вам телефон. Он ворованный, – пояснил Малахов, отрезая все вопросы, ибо неглупому человеку это говорило больше чем достаточно.

– Понятно, – Олег кивнул головой. – Как звонить?

– При наборе моего номера по списку будет высвечиваться «Седой», а у Геши – «Мастер». На остальные звонки не отвечайте. Как устроитесь, пошлите сообщение: «Домик в деревне прикупили». Я все пойму…

– А если?

– Если… – Малахов тяжело вздохнул, – то: «Сделка сорвалась». Или я, или Геша перезвоним вам. Сообщение отправите по обоим телефонам. Если меня начнут брать, от своего избавлюсь. Тогда связь через Гешу…

Импровизированное совещание всего руководящего состава города, милиции и прокуратуры в роскошном кабинете-зале на Думской площади еще продолжалось. Их сборище было больше схоже на координационный штаб по поимке беглецов или по ловле преступников государственного ранга, своими действиями подрывающих устои всей державы.

Оксана чувствовала себя совершенно лишним и чужим, инородным телом, случайно затесавшимся среди кричащей и громко спорящей, хохочущей массы зажравшихся на государственной службе слуг народа.

Облеченные высокой властью люди в погонах с большими звездами или с соответствующим им положением устроили настоящую охоту, облаву на несчастных беглецов, как на особо опасных преступников.

Будто от их поимки зависела судьба государства. Словно других забот у них не имелось. Хотя большинству из них на это было наплевать. Положение обязывало присутствовать при этом сходе и изображать из себя заинтересованных лиц. Больше всего усердствовал, бегал и кричал, требовал принятия немедленных мер товарищ, прибывший из Киева.

Бочком Оксана скромно отошла в сторонку, присела на кресло в уголочке. Все происходящее волновало ее постольку поскольку. Лишь в той степени, что могло коснуться ее мужа. Меньше всего в эти минуты она думала о себе. Ей было глубоко начхать на все угрозы Карпенко.

Она боялась за свои погоны? Нет! Может, ее волновало, что каким-то образом может быть затронута ее профессиональная честь? Нет! Со всем этим она запросто справится. Ее волновало совсем другое. Малахов.

Куда же он подевался? Неужто, он как-то, хоть косвенно, но связан со всем этим? Жека-Жека! Во что же он, чертов дружок, вляпался, нашел себе на одно мягкое место веселенькое приключение? Что он задумал?

Как он мог, не посоветовавшись с ней, поставить на кон всю их жизнь? Взять и все одним махом, не задумываясь, разрушить?

И во всем, как это и ни прискорбно звучит, виновата она сама. Если бы она сама ему обо всем не рассказала. Если бы она промолчала и не поделилась с ним. Он точно бы, на все сто процентов, ей ничего бы не рассказал. Если бы с самого утра не потащила с собой в комендатуру.

Сколько еще можно придумать и назвать таких «если бы»? Тогда бы его имя никак не смогли связать с этими ребятами. Или все равно связали бы? И напрасно она иезуитски сама себя почем зря истязает?

Кому-то, видишь ли, сильно не понравилось, что у человека вдруг и сразу появились большие деньги. Конечно, если они сами привыкли жить не по средствам, иного другого способа добывания денег, как нечестным путем, не ведают. Аналогично думают и про всех остальных. Каждый судит в меру своей испорченности. У хама все остальные люди тоже хамы. А у жулика и все его окружающие одни только жулики и не иначе.

А Малахов, Малахов – он не такой. Он копейки ни у кого не украдет. Сам готов свою самую последнюю денежку протянуть какому-нибудь оборванному нищему в подземном переходе, у которого где-нибудь на Черноморке у самого моря двухэтажный особняк стоит.

«Нищий» – его жизненная и самая настоящая трудовая профессия. А отстоит он свою вахту на грязных ступеньках, сдаст свой пост сменщику, чуть отойдет в сторонку, стянет с вспотевшей головы неряшливый парик, скинет быстренько с плеч маскарадный наряд, и перед ними солидный человек. За углом его ждет импортное авто, водитель в униформе.

А Малахов, тот всего своим трудом и умом добился. Ну, честно сказать, начальный капитал она ему-то, конечно, в приданом принесла.

Не пропали вовсе денежки Мамеда, полученные им от бандитов за ворованное с военного склада вооружение. Мамед бесславно погиб, преследуя ее. Деньги остались бесхозными. Она взяла их себе. Может, она поступила неправильно, присвоив их себе. Может, это и так…

Но она их не украла. Можно сказать, что Мамед сам их ей и подарил. Или же это стало достойным ей вознаграждением за то, что она сделала, вернула государству имущество, стоившее в десятки раз больше. Награда за то, что пролила кровь, щедро окропив ею серый песочек на карьере. А отдай она эти деньги, где гарантия, что их не растащили бы начальники…

В темном салоне мягко покачивающейся, стремительно несущейся вперед машины застыла вязкая тишина. Малахов напряженно следил за дорогой. Дальний свет фар выхватывал в темноте длинную и узкую полоску. Машин было мало, при встрече водитель смещался к осевой линии, изредка чуть сбавлял скорость и уходил вправо, чтобы без лишних проблем разминуться с теми, кто ехал в противоположном направлении.