Инспектор. Городской роман

Надька на всякий случай уточняет обстоятельства:

– Ань, ты пила?

– Не, – еле шепчет та, – попробовала чуть-чуть, но оказалось слишком крепко. Я такие виски не пью.

Вот так, она не пьет такие виски! Я заглядываю в протокол. В графе объяснений привлекаемого лица Надька так и пишет: «Гражданка Смирнова М. В. такого-то года рождения пояснила, что виски, которые употребляла она и ее несовершеннолетняя дочь Смирнова А. Д. такого-то года рождения, подарила ей свекровь Смирновой А. Д.». Учите русский язык, бля!

Я выхожу из темного, зловонного подъезда. Вокруг меня – город. Мой город. Город, в котором я родился и вырос. Город, который меняется на глазах – и все равно остается неизменным в своей сути. В чем его суть? Я не знаю. Не знает никто, потому что это город-хамелеон: сегодня он ностальгически-грустный, а завтра блядство и блевотина повсюду, куда ни кинешь теплый, опохмелившийся взгляд. Суть города – в каждом из нас.

Я останавливаюсь на автобусной остановке, вокруг которой – битое стекло, урна с пивными бутылками и наполовину стершаяся с лета надпись баллончиком «MIX, СПАЙС». Почему-то безудержно хочется курить. Я бросил эту дурацкую привычку еще на втором курсе училища – хотя, по большому счету, я и курить попробовал именно в то время. Побаловался пару месяцев, растратил энную сумму из нищенского денежного удовольствия на удовольствие табачное – и плюнул на это бестолковое занятие. Но теперь вновь хочется курить, я даже ощущаю в легких щекочущее поперхивание табачного дыма, ротовая полость обильно наполняется густой тянущейся слюной. Я сую руку в шерстяной перчатке за пазуху пальто, выуживаю кошелек и начинаю исследовать его недра. Тааак… Ну, вообще-то, я хотел купить домой «Пемолюкс» и губки для мытья посуды, да хрен бы с ними, щас придумаем что-нибудь. Топчусь на остановке и пересчитываю мятые бумажки в кошельке. Блять. Сука. Ничего не получается.

Захлопываю кошелек, собираюсь уже убрать обратно в карман. А если… А, нет же. Сссука… Хотя… Вот что! В конце концов, позвоню Тарасову и предложу забрать пару бутылочек перцовки рублей по… ну, сторгуемся, в общем. А если захочет взять чистого… Ну, смотаюсь в выходные к бабушке в гости, к тому же и проведать ее в принципе пора. Я еще раз заглядываю в кошелек и бодрым шагом направляюсь в магазин через дорогу.

На кассе, как всегда, очередь. Угулбек покупает пятнадцать батонов, шесть майонезов, четыре «Дюшеса» и два кило лука на весь аул. Датый мужичонка в шапке-гондонке берет чекушку и колбасную нарезку. Терпко пахнет дешевой сырокопченой колбасой с большими кружками жира. Молодая бледная девчонка в наушниках и стоптанных грязных уггах берет злаковый йогурт, клюквенные хлебцы и еще какую-то диетическую поебень. Смотрю на ее скудный набор, и вдвойне хочется этой терпко пахнущей мужичонковской колбасы. Но стоп, пить с ним я не собираюсь.

Подходит моя очередь.

У меня вполне приличный набор: «Пемолюкс» с ароматом зеленого яблока, упаковка из пяти разноцветных губок для мытья посуды (зеленая, лимонная, розовая, сиреневая и снова зеленая), рулон дешевой сортирки (я ей не жопу вытираю, а протираю ободок сиденья,. Ддля жопы покупаю более мягкую, подороже), пакет кефира, полбуханки черного хлеба (это все домой), небольшой кусок российского сыра (белорусского производства) и одно красное яблоко, на которое криво налеплен распечатанный на весовом аппарате ценник. Я выкладываю свои трофеи на ленту кассы, и когда немолодая продавщица пропикивает все это и спрашивает насчет пакета, я выставляю перед ней мерзавчик какого-то коньяка и прошу… что бы такое взять… «Русский стиль» синий у Вас есть?

Тетка внимательно смотрит на меня и отрывисто бросает прямо мне в лицо, не переставая полоскать мою трехдневную щетину во взгляде своих усталых водянистых глаз:

– Паспорт!

Ну конечно!

Мне ведь всего шестнадцать лет! Я так похож на школьника, который готовится сдавать ГИА!

Секунд пятнадцать я даже раздумываю, показать ей паспорт или поскандалить и вызвать менеджера? Но слюна во рту самым мерзким образом продолжает копиться, и я, шумно вздохнув, сую ей прямо в ее водянистые глаза свой документ. Да, тетя, мне скоро тридцать, ебта! Тетка бурчит «спасибо», пропикивает мне мерзавчик и сигареты. Да, и зажигалку еще. Да самую дешевую. Работает? Ну и прекрасно.

На улице – сырой московский вечер. Небольшой морозец противно щиплет нос, прохватывает сквозь тонкий летний костюм и легкое пальтецо. В мокром асфальте отражаются фонари, мигающие рекламные вывески, лучи фар автомобилей. В воздухе – колючая морось, вонь бензина, из открытой форточки несет запахом сильно пережаренного лука, сигаретный дым щекочет ноздри. Я облегченно улыбаюсь, шуршу пакетом, откупориваю мерзавчик с шибающим в нос коньяком и тут же опрокидываю в рот половину бутылочки. Дешевый коньяк обжигает горло, льется по пищеводу в желудок, жжет язык и дурманит мысли. «Двадцать-двадцать», от пятисот до одной тысячи пятисот. Инспектор, блять. Судорожно вскрываю пачку сигарет, вытягиваю одну, резко дую в фильтр… Подкурить мешают ветер и пакет, ветер шуршит им, я кручусь на тротуаре, чиркая замерзающим пальцем по колесику зажигалки и тихонько матерясь. Наконец, сигарета подкурена, терпкий удушающий дым наполняет рот, легкие, и перед глазами плывут видения: казарма, желтые с белым стены, засаленные бушлаты, истоптанный плац, тощие лица с лихорадочно блестящими глазами, отдающий ржавчиной чай, постоянное желание упасть и уснуть, мечты, разговоры, разговоры… А теперь мне почти тридцать, и я иду домой, пытаясь ни о чем не думать, пью дешевый коньяк, со вкусом ем сыр с яблоком и курю впервые за последние восемь лет. Стараюсь не думать.

Не думаю.

Не могу не думать.

Почему я – здесь? Почему, имея совсем другие увлечения и стремления в подростковом возрасте, почти десять лет проведя в погонах, учась работать с личным составом, обеспечивая его должное морально-психологическое состояние на службе, я в итоге уже пятый год тону в болоте человеческого неблагополучия, глупости, бреда и горя. Родители-наркоманы, родители-пьяницы, родители-психи, родители-уголовники… Дети-наркоманы, дети-пьяницы, дети-уголовники… Просто юные и бестолковые курильщики, прогульщики, агрессивные и закомплексованные подростки. Девчонки, крадущие тушь и алкогольные коктейли из магазина. Старшеклассница, объевшаяся таблеток из-за конфликта с родителями и несчастной любви. Пацан, вломивший однокласснику за похабный комментарий в соцсети под фото его матери. Юный террорист, подогнавший тележку из «Ашана» к нашему ОВД с запиской «Мусора пидарасы, сосите хуй, Аллах акбар, привет от Ахмеда». Не самые лучшие люди, но, наверное, и не самые худшие. Самые худшие у нас отбывают наказание. Ха-ха, хер там плавал. Сколько невинных сидит у нас в стране? Сколько подонков гуляет на свободе? Кто сможет хоть что-то изменить?

Могу ли я что-то изменить? Здесь и сейчас? Я не знаю. Не хочу задумываться над этим. Я уже пробовал. В итоге оказываешься на краю чудовищно глубокой пропасти, один взгляд в которую уже ввергает тебя в тихое помешательство. Не надо думать. Надо делать.