Инспектор. Городской роман

– А ты что, не можешь их лишить? В своей комиссии?

– Нет, не могу. Эти полномочия есть только у органов опеки. И мы на них влияния почти никакого не имеем. Хотя и работаем в тесном межжжведоссственм заимодейсссвии. А, ну в жопу это все. Наливай!

– А я вот в этот раз в Нижнем был, – неожиданно начал свой рассказ Тарасов после очередной половиночки. – Ездили снимать на красную зону, где один молодой священник добровольно занимается с ними всякой просветительской работой. Ты прикинь, да: сидят там эти взяточники, менты продажные, сволочи конченые, а им батюшка про любовь там, смирение, добродетель вещает. Хотя, с другой стороны, ему это просто по приколу, походу. Я ему такой: «отец Дионисий, отец Дионисий», а он в ответ: «Да ладно, че ты паришься, зови меня просто: отец Дэн!». Вот так, отец Дэн, бля!

Графин опустел уже наполовину. Закуска остыла, я ставлю кугялис на плиту, чтобы разогреть. Жрать во втором часу ночи – занятие, конечно, сомнительной пользы для организма, но жить вообще, знаете ли, вредно, так что…

– Так что давай еще по половиночке, Макс!

Борода опять мотается из стороны в сторону, хрустят огурцы, и Тарасов продолжает.

– Потом, когда уже все отсняли, я у отца Дэна спрашиваю, мол, простите, может Вы не в курсе, но вдруг знаете – где у вас тут заведения есть нормальные, чтобы и поесть, и попить прилично? А он в ответ: «Да не парься, у меня брат на трассе, на выезде из города, толковый кабак для байкеров держит, я там тоже у него пару раз в неделю тусуюсь, так что угощение для тебя бесплатно». Я на него вылупился, а он так мечтательно глаза закатил и продолжает: «Эх, в молодости, помню, тоже нехило борогозили, и на байках, и по-всякому… Ну а сейчас не то уже, конечно».

– Ну, и чего?

– Чего! Приехали мы в этот кабак, а там реально байкеры, бородатые, в коже, только они модернизированные все, типа православные. Флаги с крестами, кресты на косухах, а у одного на спине вообще череп с костями и написано: «Православие или смерть». Пиздец, короче. Костя с Антоном, оператор и звукач, туда идти вообще наотрез отказались, говорят, мы лучше беляшей на трассе пожрем, ну а мне пришлось, без вариантов было. Отец Дэн довольный, обнимается со всеми, целуется, я тоже вежливо бородой трясу. Выпил пива быстро, чет сожрал – и свалил поскорее.

Тарасов шумно вздыхает и горестно качает головой с невеселой усмешкой:

– Отец Дэн, бля…

За окном – город. Серый, грязный, невзрачный от завалившего все улицы и дворы снега. Сугробы зассаны многочисленными таксами и чихуа-хуа, у метро торгуют горячими чебуреками и уцененными журналами. День и ночь напролет по дорогам мчатся или безнадежно стоят в пробках разномастные машины. Куда, зачем? Электрички вываливают на станциях толпы подмосковных пассажиров, сияют рубиновые звезды Кремля, и на маленьких кухнях спорят о политике, пьют и о чем-то мечтают. О чем мечтаю я? Мечтаю ли я?

За окном – город. Город, в котором я вырос, город моего детства. Кучи тополиного пуха во дворе, скрипучие качели и «паутинка», вечно ремонтирующие свои раздолбанные «Жигули» соседские мужики, потерянная в школе сменка, свист стрижей летним вечером и развесистая береза напротив окна… Где этот город? Теперь вокруг меня боль, горе, безразличие, тупость и уныние, граничащее с помешательством. Кто сможет хоть что-то изменить? Где найти такого гения? Кто им станет? Тарасов? Надька из ОВД? Сан Саныч? А может, отец Дэн?

В окне – город. Задремавший, нахохлившийся, будто воробей морозным вечером на загаженном голубями подоконнике. Огромный, необъятный и непонятный, манящий и отторгающий, полный человеческих радостей, горя, слез, смеха, похоти, глупости и суеты. Это – мой город. Я – его душа.

Я пьян, и пьян Тарасов. Мы уже спим – я так же на диване, он на надувном матрасе. Перед глазами несутся кони, полуголая баба бесстыдно виляет бедрами, чья-то волосатая смуглая рука грубо хватает ее за рыхлую задницу, и в этот момент Иосиф Кобзон срывает с головы курчавый парик и обильно в него блюет. А потом кони превращаются в гривастых православных байкеров, отец Дэн вращает дымящееся кадило наподобие пращи, а гражданин Пупкин сидит на маленькой кухне и безудержно плачет, потому что сегодня суд постановил лишить его родительских прав в отношении единственного сына.

А за окном – город.

* * *

Завтра – очередное заседание комиссии по делам несовершеннолетних и защите их прав. Завтра мы примем на себя ударную волну презрения, неблагополучия и агрессии, а чтобы процесс этот был обставлен всеми необходимыми церемониями, я сижу и готовлю материалы к заседанию. За две недели, прошедшие с прошлого заседания, нам поступило совсем немного материалов, но зато все они так и сияют разнообразием статей. Вот отказной материал по части первой статьи сто шестьдесят семь УК РФ: девчонка в школе фотографировала пацана, а тот психанул и расхерачил об стену ее айфон пять-эс. Родители девчонки написали заяву в полицию. Вот информация по шесть-двадцать четыре: девчонка курила возле подъезда своего дома. И хотя, по большому счету, состава административки в этом нет, так и протокола нет. Но девчонку в ОВД все же доставили. Рассматривать придется. А вот намозоливший уже глаза пять-тридцать пять. Что там опять, кто там? Так… шестнадцатого… во столько-то… находясь по адресу… не исполнял. Ага. В отношении своих несовершеннолетних… ага. Так. Ага. Понятно. Все как всегда. Только персонажи новые.

Раскладываю протоколы с объяснениями по отдельным файлам, быстро стучу по клавишам, печатая повестку заседания. Приглашение членам комиссии разослано уже вчера, повестки я разнес в пятницу на прошлой неделе. Все не так уж и плохо! Я метаю взгляд в висящий за моей спиной календарь, для чего приходиться не без риска грохнуться на пол развернуться в кресле на сто восемьдесят градусов, и вижу пометку рядом с сегодняшним числом: «Светоч». Твою ж дивизию! А я, было, совсем запамятовал. На сегодня я договорился с ними сверить личные дела наших подучетников, поэтому уже прямо сейчас надо собираться. Благо, идти совсем недолго – пять минут, а я все-таки не люблю опаздывать куда бы то ни было. Маринка печатает прекращенки, я напоминаю ей про сверку, и она машет рукой: отстань, не мешай, иди, только запишись. Что я и делаю.

Центр социальной помощи семье и детям «Светоч» – учреждение, подведомственное Департаменту труда и социальной защиты, работает на восемь районов, однако головной полноценный центр обслуживает только один район. В остальных работают лишь его филиалы, которые, имея в штате в пять раз меньше сотрудников, должны, тем не менее, выполнять все те же функции, что и головной. Это – результат очередной оптимизации, проведенной, как и положено, исключительно в целях повышения качества предоставляемых услуг населению. И в этом никто даже не думает сомневаться.

Когда-то, когда наш районный филиал «Светоча» был просто детским отделением Центра социального обслуживания, я работал в нем специалистом по социальной работе и вел те же самые неблагополучный семьи. От прежнего нашего достаточно неплохого коллектива в центре теперь работают только трое: заведующей стала Танька Григораш, выпускниками детских домов занимается Ирина Анварова, а юрист – по-прежнему Максим Михалыч. Психолог Светлана Санна не выдержала и ушла на полставки, но и это, видимо, уже ненадолго. По телефону Григораш сказала, что у них новая девчонка – как раз по неблагополучным. Что ж, полюбопытствуем.

В центре ничего не изменилось. Те же снующие с тележками на колесиках соцработники, те же шамкающие, плохо пахнущие бабки, которым вежливо кричат почти в ухо: «Марья Петровна, пенсию Вы не у нас будете получать, а в Сбербанке или на почте!!», те же обшарпанные стены – все то же, что и два года назад. Барабаню пальцами в знакомую дверь, за которой сам просидел не один год, вхожу. Тут же, прямо с порога, меня встречают огромные, влажные глаза, выглядывающие из-за монитора, в глубине которых, я явственно это чувствую, скрывается бездна Великого Му. И, по всей видимости, это и есть новый сотрудник «Светоча».

– Вы что-то хотели? – раздается из-за монитора.

– Да. Хотел. Я инспектор КДН. Здравствуйте, – и я представляюсь.

– Елена, – в ответ говорит она и, минуту подумав и пару раз хлопнув глазами Великого Му, добавляет, – Ивановна.

Елене Ивановне, на вскидку, никак не больше двадцати пяти, поэтому я предлагаю перейти на «ты».

– Тебе Таня говорила, что я приду сверять личные дела? Она сама где?

– Они вроде на обследование пошли…

– Ну понятно. Ты давно здесь работаешь?

– Да вот, с двадцать первого числа.

– Раньше работала в этой сфере? Знакома со спецификой?

Мог бы не спрашивать. Великое Му так и сквозит изо всех углов кабинета. Когда-то давно, даже уже и не помню, при каких обстоятельствах, мне попался небольшой трактат на тему то ли корейской, то ли японской философской школы. Так вот, термин «Му» в этом труде трактовался, в том числе, как абсолютное ничто.

– Тогда давай так. Я сейчас тебе вкратце обрисую схему взаимодействия, а потом сверим личные дела. У вас, честно говоря, последние пару месяцев вообще по этому направлению почти ничего не делали.

Итак. Комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав – это коллегиальный орган, координирующий работу по профилактике семейного неблагополучия и уполномоченный рассматривать административные и уголовные дела, касающиеся несовершеннолетних либо их законных представителей. К примеру, пацан покурил на детской площадке, тем самым нарушив федеральный закон. Наряд полиции доставил его в ОВД, а инспектор ПДН составил протокол об административном правонарушении. Другой случай. Два пацана повздорили, и один другому набуцкал так, что того увезли в больницу с ЗЧМТ и СГМ. Родители потерпевшего написали заявление, итог – усматривается состав преступления по сто шестнадцатой, то есть побои. Но пацанам по тринадцать лет, а уголовная ответственность в данном случае наступает только после шестнадцати. Поэтому инспектор ПДН выносит постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием состава. Есть такое дело. Следующее. Девчонка не ходит в школу, куча неаттестаций. Школа нехило встревожена и пишет письмо в ОВД. После этого социальный педагог совместно с инспектором ПДН выходят в семью, где живет эта негодяйская ученица. Выясняется, что мамаша девчонки регулярно квасит и не следит за посещением школы дочери. На мамашу инспектор ПДН составляет административный протокол по пять-тридцать пять, то есть ненадлежащее исполнение родительских обязанностей. И вот потом все эти протоколы и отказные приходят к нам, в КДН. Эти материалы рассматриваются на заседании комиссии, и только комиссия, которая, повторюсь, является коллегиальным органом и состоит не только из председателя (это глава управы), зампредседателя (это замглавы управы по работе с населением), ответственного секретаря и инспектора (это мы с Маринкой), но и из представителей других организаций и учреждений: окружного центра физкультуры и спорта, районного спортивно-досугового центра, центра «Светоч», вас то есть, детской поликлиники, ОВД, совета ОПОП (общественные пункты охраны правопорядка), социально-реабилитационного центра для несовершеннолетних, муниципальных депутатов, наркдиспансера, школы и органов опеки и попечительства, – только комиссия может принять решение,: что с тем или иным случаем делать. Как правило, несовершеннолетних негодяев, которые так или иначе накосячили, мы направляем для проведения с ними социально-воспитательной работы в «Парус» – это наш районный спортивно-досуговый центр. Если накосячили родители – мы направляем их к вам для проведения индивидуально-профилактической работы со всей семьей. Все эти меры воздействия прописываются в постановлении КДН, которое, замечу, обязательно для исполнения. В противном же случае неисполнивших ждет административное производство и штраф.

Когда вы получили копию постановления, ваша задача – выйти в семью с актом обследования в течение четырнадцати дней, и в этот же срок разработать план индивидуально-профилактической работы с семьей. В этот план надо включать ваши мероприятия, работу специалистов школы, ОВД, если родители пьют – консультацию нарколога и так далее, каждый случай индивидуален в своей конкретике. План этот утверждается на очередном заседании комиссии, и вы приступаете к его реализации, отчитываясь по результатам ежеквартально. И вы должны сами следить за сроками, мне совершенно не охота каждый раз пинать и напоминать. К слову, а может и во-первых, весь этот алгоритм работы прописан в Регламенте межведомственного взаимодействия, который касается КДН, соцзащиты, опеки, образования, здравоохранения и ОВД. Вот так, если коротко.

Елена Ивановна моргает на меня влажными глазами, и у меня начинает появляться стойкое ощущение, что, даже уволив предыдущего сотрудника и взяв нового, «Светоч» работать лучше не станет. А ведь когда-то…

– На самом деле, все не так страшно, – я решаю немного сгладить весь ужас навалившегося на Лену. – Я сам еще два года назад здесь работал, как раз тем же, чем ты сейчас, занимался. Поэтому прекрасно знаю все, так сказать, нюансы. Я так же понимаю, что нормально вести все семьи на сто процентов просто невозможно. И вот именно поэтому документы должны быть в идеальном порядке. Как говорится, провел мероприятие – напиши отчет, не провел – напиши два. Самое важное сейчас – подбить все документы за твою предшественницу, подчистить хвосты, так сказать. Чтобы ни у вас, ни у нас проблем потом не возникло. Есть такое дело?

Лена молча кивает.

– Тогда тащи сюда личные дела.

Начинается возня. Лена роется в сейфе, на столе у себя, на столе у Максим Михалыча, шарит по полкам шкафа. Я сижу и представляю, как в «Светоч» приезжает проверка из городской комиссии с господином Белоусовым во главе и, видя подобные безнадежные и безуспешные метания в поисках нужных документов, он начинает истерить, писать представление и требует уволить всех по статье, а заодно и гребаную районную КДН, которая ни черта не контролирует и попустительствует. В общем-то, он даже будет прав.

Наконец Лена приносит мне стопку папок-скоросшивателей. Я потираю руки и начинаю заочно знакомить ее с лучшими представителями нашего общества. При этом я прекрасно понимаю, что делать это должен вовсе не я, а заведующая «Светочем» Танька Григораш. Но… но пусть уж все будет если и не по инструкции, так хоть по-человечески. Надеюсь, это поможет изгнать из кабинета призрак Великого Му.

– Так, кто здесь? Ага, Меркуловы, замечательная семейка. Была уже у них? Нет? Ну тебе еще предстоит. Главное – не блевани от запаха.

– Так, Семенова. Девка не учится в школе, мамаше похеру. С отцом в разводе, но он прописан у них и пару раз в месяц приезжает ночью бухой и буянит. И да, они разводят тараканов. На весь дом уже развели, селекционеры, блин. Здесь не хватает отчета за четвертый квартал.

– Войнович. Пацан проломил кирпичом башку другому, был отказной за возрастом. По нему вы даже плана не сделали. Надо исправить.

– А это у нас… о, Гогашвили! Маленький телефонный террорист! Прошлой осенью сообщил о заложенной бомбе в школе, а в какой, не уточнил. Эвакуировали все четыре районные школы! Отказной по триста шестой, за заведомо ложный донос. Родители в разводе, мать его воспитанием не занимается, устраивает личную жизнь по новой. Главный редактор на СТС, кстати.

– Вот, прекрасная семья. Барабановы. Мать – соцработник в соседнем районе, бухает. Двое детей, сыну скоро восемнадцать, младшая две тысячи третьего года. Старший постоянно вызывает «02» из-за скандалов с матерью, она пишет на него встречное заявление. Обоюдка, отказные, пять-тридцать пять. Развлекайся – на них тоже нет плана и отчетов за два квартала.

– Так, теперь Сизова. И ее гражданский муж Васин. Это вообще отдельный и невеселый разговор. Оба – наркоманы. У Сизовой есть старшая дочь, но живет она у ее матери. Общий с Васиным ребенок – тоже девочка, ей всего год. Опека как-то не особо сильно чешется, а протоколы на них ОВД клепает только в путь. И, боюсь, ничем хорошим это все не закончится. Так вот…

Я пролистываю еще несколько скоросшивателей с личными делами с краткой характеристикой семьи и ремарками о том, что нужно исправить и дополнить. Но вот личные дела кончаются, а я еще не рассказал о семи семьях!

– Лен, а где у вас еще личные дела?

В ответ из раскрытого настежь сейфа опять начинает сквозить Великое Му.