Борт 147. Дневник мизантропа

– Эмм… – Толстяк опешил.

– Я сказал – сиди молча, если хочешь доехать. Не надо срать в моей машине.

Я невозмутимо смотрел на дорогу, но внутри у меня все клокотало. Мы приближались к кольцу на мебельной фабрике, конечному пункту нашей поездки, и я был этому несказанно рад.

Толстяк стал недобро улыбаться. Его презрение к моей чистоплюйской персоне я почувствовал виском.

– Всё с вами ясно, – сказал он и полез в бумажник.

– С вами тоже, – ответил я.

Интеллигентское чистоплюйство? Пожалуй. Не стану утверждать, что оно у меня в крови. Более того, до попадания в армию я и не представлял, что вообще могу, даже с натяжкой, считать себя интеллигентом. Сержант Чумаков по прозвищу Кувалда в связке со старшим прапорщиком Дурындой (я долго не мог понять, это фамилия или прозвище) сумели объяснить, в какой капусте меня нашли и в какой канаве похоронят, если не научусь быстро и беспрекословно выполнять их приказы. Я учился как мог, постепенно утверждаясь в мысли, что на мои хрупкие плечи легла важная миссия – стать интеллигентом в первом поколении. Родители мои всю жизнь проработали на одном заводе, выпускающем неповоротливые тракторы, и одновременно вышли на пенсию. Среди братьев и сестер, теток и дядьев, дедушек, бабушек и их далеких предков самым продвинутым считался купец третьей гильдии Афанасий Селиверстов. Правда, чем он торговал, никто уже не помнил. Может, семечками на базаре.

В школе в иерархии малолетних негодяев я стабильно занимал среднее положение, но если ребята из «высших каст» в моем присутствии издевались над младшими или изгоями, я никогда не вступался и не покидал помещения, хоть и старался не принимать участия в экзекуциях. Школа воспитывала в нас чувство коллективизма: если чморить кого-то, то чморить от души и всей толпой, если бойкотировать уроки ненавистного препода, то всем классом, даже если ты категорически не разделяешь цели забастовки. Если твои товарищи жрут дерьмо – будь любезен присоединиться и не выпендриваться. Я и не выпендривался. Иногда внутри все вопило, порой на лице выступала краска стыда, но я не выпендривался.

Жизнь все поправила. Я где-то читал, что уже в пятилетнем возрасте человек складывается таким, каким он останется навсегда. Мне кажется, это не совсем так. Человек учится всю жизнь, и даже в тридцать и сорок ты не можешь ручаться, что знаешь о себе все.

Однажды я понял, что не могу слышать слово «черножопый». И совсем недавно посетила другая мысль: я способен не подать руки человеку, его произнесшему. Ну а сегодня, похоже, меня подстерегло новое открытие: я в состоянии выкинуть такого человека из машины, хотя по долгу службы должен доставить его в пункт назначения целым и невредимым.

Жалко ли мне изнасилованную девочку? Безусловно. Но стал ли от этого красномордый толстяк, приветствующий этнические чистки, менее омерзителен?

– Приехали, – произнес я, припарковавшись перед мебельным центром. Я не хотел грубить.

– Спасибо, – в тон мне ответил пассажир. Он старался не пересекаться со мной взглядом. Очевидно, что-то в его голове все же повернулось, какие-то шестеренки проскрипели, приоткрыв ранее не доступный угол зрения. Я часто замечал интересную деталь: если человек из привычной среды обитания, где чувствует себя своим, попадает в другую, незнакомую, где ему могут выговорить за ковыряние в носу или громкую отрыжку, он начинает задумываться.

Толстяк положил деньги в нишу под магнитолой. Ни о каких чаевых не могло идти и речи, он даже не протянул деньги мне в руки.

И не попрощался. С кряхтеньем выбрался из салона и вышел в ночь, хлопнув дверцей. Я еще некоторое время смотрел, как он закутывается в пальто и поднимает воротник.

Похоже, моя жена права: я становлюсь мизантропом. После таких встреч я действительно начинаю ненавидеть людей.

Я остался на стоянке «Мебельная фабрика». Выставил на телефоне статус «Свободен» и стал ждать.

Минут через пять телефон зазвонил.

– Алло, сто сорок седьмой, – пропела на московский манер, растягивая гласные, девушка-оператор. Мне очень нравился этот голос. Жаль, что я редко на него натыкаюсь.

– Да, слушаю.

– Новую заявку получили?

– Нет.

– Проверьте телефон. Вам нужно прямо сейчас к ресторану «Прага», отвезете клиентов в сауну «Водолей» на Батумской. Двести десять рублей. Я отмечаю, что вы приняли?

– Ага, давайте.

Она отключилась. Я проверил телефон и обнаружил заявку. Не люблю я эти сауны и рестораны. Наверняка в машину загрузится большая толпа пьяных и пахнущих винегретом людей. А уж если в качестве пункта назначения также фигурирует ресторан или сауна, то тут как в мультике про Дюймовочку: «Ну вот, пожрали – теперь можно и отодрать».

Настроение упало ниже некуда. Паршиво как-то началась сегодняшняя смена. Может, стоит отказаться от заказа, сославшись на неполадки в машине? Диспетчер, конечно, расстроится, но настаивать не будет.

Я покрутил телефон в руке, пошлепал губами. Нет, отказываться не стану, двести десять рублей плюс чаевые на дороге не валяются. Может, попадутся интеллигентные культурные ребята. Такие тоже иногда ездят по ночам из ресторана в сауну и наоборот.

Я воткнул первую передачу и тронулся.

Поехал навстречу своей судьбе…

Отнюдь

Да, интеллигентные люди тоже пьют и закусывают. Со мной случалось однажды нечто похожее: ночь, баня, культурная публика. Только не рассказывайте об этом Кате. Не хочу видеть ее саркастическую ухмылку…

Произошло это незадолго до нового года, на католическое рождество. Я ждал клиентов возле маленькой сауны, расположенной в цокольном этаже жилой пятиэтажки. Вроде и не откровенный бордель, но едва ли это было и место, где люди лишь тщательно намываются, отпаривают косточки после трудового дня. Скорее всего, что-то среднее. Я сидел и гадал, кого подбросит нелегкая на этот раз. Воображение рисовало молодых и приятных женщин, хорошо проведших время. С ними интереснее всего, у них прекрасное настроение, они всю дорогу делятся впечатлениями, а ты только успевай записывать. Они пахнут сладко, аромат свежести и здоровья наполняет салон, и ты уже не считаешь свой брак кабалой, которую нельзя разорвать. Ощущения эти продолжаются недолго – лишь до того момента, как девушки, расплатившись, покидают машину, оставив шлейф воспоминаний и несбывшихся надежд, – но ты все-таки успеваешь почувствовать, что жизнь бурлит прямо у тебя под носом.

Однако не реже на голову сваливаются и прекрасно отдохнувшие мужчины, и вот они уже разительно отличаются от представительниц нежного пола. Конечно, я тоже мужчина и сам никогда не считал себя образцом для подражания, но пьяных гамадрилов, ввалившихся в салон моей Мули, ставил на самую низшую ступень эволюции.

В тот вечер их оказалось трое. Двое держались на ногах самостоятельно, а третий, самый интеллигентный на вид (очки, меховая шапка и дорогой портфель) балансировал на грани отказа навигационного оборудования.

– Нам по трем адресам, – доложил самый трезвый, усаживаясь на переднее сиденье.

– Да, я в курсе.

– Очень хорошо.

С некоторой опаской я отметил, что самый пьяный человек, вот-вот готовый вырубиться, сел прямо позади меня. Я еще не очень понимал свои ощущения, но точно знал, что мне это не нравилось.

Ехали почему-то молча. Очевидно, вечер у ребят прошел не очень гладко. Тот, что сидел у меня за спиной, не подавал признаков жизни, двое других упорно не желали разговаривать, будто разругались. Удивляться тут нечему, я неоднократно становился и свидетелем, и участником разборок пьяных гамадрилов. Мне, по большому счету, наплевать, что у них там стряслось. Молчат – мне же легче.

Я включил радио. Начиналась полночная дискотека.

– Не надо, – произнесло существо, сидящее у меня за спиной. Мы ехали по узкой улочке от сауны к одной из центральных магистралей, и я не мог обернуться, чтобы посмотреть на парня.

– Молчи, разговорчивый ты наш, – буркнул в ответ самый трезвый пассажир. Я понял, что ребята уже достаточно долго нянчатся со своим пьяным другом. Я им искренне сочувствовал.

– Командир, – обратился ко мне трезвый, – сейчас забросим домой меня, потом едем на Барбюса, забрасываем второго, а вот третий…

У меня болезненно сжалось сердце. Я понял, что везти третьего, «отключенного от сети», мне придется в одиночестве.

– …третьего надо закинуть на Академика Сахарова. Вот в таком порядке. Нормально?

– Угу.

Неписанное правило гласит: если в салон погрузили растение, ты имеешь право отказаться от заявки. Решай сам. Проблема в том, что в случае положительного решения всю ответственность за субъекта ты берешь на себя. Знакомые таксисты, проработавшие значительно дольше меня, рассказывали: иногда пассажир засыпал на переднем сиденье и его приходилось будить, щекоча ноздри или подмышки; иногда пассажир вываливался из салона, забыв закрыть дверцу. Было много и других, менее кровавых, но столь же неприятных случаев.

Меня Господь до сих пор миловал, укрепляя и без того запредельную веру в свою исключительность, но вот Он, кажется, спохватился, решил исправить досадное недоразумение. Пьяный интеллигент, сидящий позади меня, явно требовался в эвакуаторе.

Отказаться от заявки я уже не мог. Мы подъехали к первому адресу.

– Спасибо, командир, – сказал трезвый.