Челябинск. Любимых не выбирают

Говорят, в России строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения. Утверждение это давно пора пересмотреть, поскольку за последние двадцать лет и законов неоднозначных у нас прибавилось, и правоприменение напоминает игру в наперстки.

Но я сейчас о другом – о нашем внутреннем уважении к законам и правилам, о нашем врожденном их восприятии.

Однажды зимой я шел пешком по вечернему Челябинску от «Спиридонова» до Автомобильного училища. Путь неблизкий, но погода для февраля довольно комфортная, а внутри булькает хорошее настроение. Поздним вечером, когда нет дымки, автомобильных пробок и суеты, но есть иллюминация и подсветка красивых зданий, город очень даже неплох. За такие долгие переходы успеваешь насмотреться всякого.

На пустынном перекрестке Кирова/Кашириных одна шустрая бабушка, отодвинув меня в сторону, рванула на красный. Ее жизни ничто не угрожало, машин не было в обоих направлениях, поэтому она и пошла. Точнее, поперла как танк, ей-богу. А я стоял на обочине в ожидании зеленого и задумчиво смотрел ей вслед. Вспомнил кое-что.

Прогуливаясь по Москве несколько лет назад, в районе Калужской площади увидел такую картину: на светофоре у поворота стоит толпа пешеходов и ждет зеленого света. Машин нет, пусто. Но они терпеливо стоят и ждут, хотя дорога довольно узкая, просто отдельный рукав направо, а таймер на красном сигнале отсчитывает томительные полторы минуты. Я по привычке хотел было двинуть вперед – чего торчать-то столько времени! – но решил, что буду выглядеть глупо. Пошел вместе со всеми.

Этот короткий и, казалось бы, незначительный эпизод так въелся в память, что с тех пор у меня на красном светофоре всегда включается внутренний ручной тормоз, даже если нет никаких помех…

Не утверждая, что москвичи более законопослушны, я вот чего думаю: может, мы потому так странно и живем, что нам пофиг, какого цвета сигнал светофора? Размажут по асфальту, не размажут – это еще бабушка надвое сказала (видимо, та самая бабушка), поэтому руки в ноги и бегом!

С другой стороны, не нарушаешь правила – не станешь рок-звездой.

Бабушкино

Иногда прогулки по городу превращаются в экскурсию по прошлому, напоминая попытку войти в квартиру, где твоя бывшая супруга давно живет с другим мужчиной. Вроде родной дом, в котором ты провел много лет, сам ремонтировал розетки, менял смесители, клеил обои, валялся с пивом на диване перед телевизором… в конце концов, где все еще живет твой взрослеющий ребенок. Ан нет, теперь там дух иной, трусы на батарее болтаются чужие и носки в ванной стоят не твои. Хода нет. Максимум до прихожей…

В походах за материалом для настоящей книги забрел я в поселок Бабушкино. В девяностых годах там функционировал Центр Эстетического воспитания Калининского района – трехэтажное кирпичное здание, торчащее посреди глухомани. Очаг культуры для детей и подростков и свидетель нашего с друзьями грехопадения (подробнее – в главе «Си-Бемоль»).

Поселка, ясное дело, давно нет, кусачие собаки больше не бегают. Теперь тут жилой квартал со школой, а в здании ЦЭВа – современный центр детского творчества. Ремонт, пластиковые окна, забор, парковка, кожаные диваны в фойе и тетушка на вахте.

– Чем помочь? – спрашивает.

– Ностальгия, – говорю. – Работал тут двадцать пять лет назад, выступал, преподавал. Можно пройтись по этажам?

– Нет. Тут везде камеры, все следят, кто пришел и зачем пришел.

В здании – тишина и пустота. То ли занятий нет, то ли дисциплина такая.

Ладно, бог с вами. Вышел, сел на лавочку. Сделал пару снимков на планшет. Тетушка выходит на крыльцо:

– А зачем вы нас снимаете?

– На память. А что, у вас режимный объект?

– А вдруг вы террорист!

– Я вас умоляю…

Поглядела пристально. Скрылась за дверью, но еще долго следила за мной из окна.

Террорист Иван Помидоров, господи…

В этих стенах столько всего было: рок-н-ролл, ночные записи в студии, перекуры в туалете, новогодние утренники, детский смех и слезы, удачи и провалы, любовь и ненависть. Даже драки. Какие-то мимолетные четыре года, которые определили очень многое, если не все.

Нельзя. Тут теперь везде камеры. И заборы.

Куда без них.

Бабушкино, бывший ЦЭВ. Фото: РГ

Голос улиц. Алексей, 46 лет

Был по случаю в «Ровеснике» на Теплотехе. Старый уж магазин, одно название осталось да маленький отдел со спортивными товарами. Гляжу – на прилавке рядом с боксерскими перчатками и коньками стоят шестнадцать (!) бейсбольных бит. Разные такие, из дерева и металла, короткие, длинные, по 400 и 800 рублей. Хотел даже поинтересоваться у продавца насчет лицензии на продажу оружия, но воздержался.

Челябинск – столица бейсбола.

Попасть в ворота

Аэропорт у нас есть. Мы же миллионный город, нам не положено без аэропорта. И пусть трафик у него пока чуть выше, чем в родном селе Мимино, он все-таки функционирует и даже пробует совершенствоваться. Новый терминал построили, например… над которым интернет уже вдоволь посмеялся.

Но вот беда: не вошел он в сознание народное как ворота города, не стал одной из узнаваемых открыток. Так что не будет с моей стороны самоуправством назвать полноценными воротами Челябинска наш железнодорожный вокзал.

Вот он – крутой. Причем он был таким с самого начала. Именно железной дороге наш город исторически обязан тем, что из сельскохозяйственного захолустья превратился в… ну, скажем, то, во что превратился.

Немного энциклопедических данных.

Существующее ныне здание, пришедшее на смену дореволюционному, было открыто 5 ноября 1965 года. Общая площадь помещений – около двадцати тысяч квадратных метров, высота залов ожидания – шестнадцать метров, в них одновременно могут разместиться до шести тысяч пассажиров.

В девяностые годы здание пришло в упадок. Реконструкцией занимались югославские специалисты. Лишь в 2005 году вокзал обрел тот внешний лоск, что мы наблюдаем сейчас. Наши три каравая с солонкой на макушке. Один из лучших в стране. Красивый и комфортный.

Как пел Александр Розенбаум, я люблю возвращаться в свой город нежданно под вечер… и особенно под утро, сойдя на первой платформе с нашего скорого поезда «Южный Урал». Город только просыпается, он еще пустой, а ты с сумкой прыгаешь в шестнадцатый трамвай, катишься по Цвиллинга, через площадь, на Кирова и домой на северо-запад, где тебя ждут родные…

Я люблю наш вокзал. И есть у меня одна история.

Как я был беспризорником

Я часто прогуливал школу, причем не один-два ненавистных урока, а целые смены. Конечно, это плохой пример для подрастающего поколения, но такой уж из меня бездарный исполнитель хита «А я в твои годы!». Единственное, что меня оправдывает, это событийное и информационное наполнение прогулов. Я любил гулять по городу – там, где бурлит жизнь.

Однажды меня занесло на железнодорожный вокзал – это десять остановок на трамвае от дома. Мне с детства и по сей день нравятся поезда, я могу часами стоять на перроне и глазеть на прибытия-отправления, жуя пирожки с картошкой, слушать объявления по вокзалу с неразборчивым французским прононсом, вдыхать запах мазута. А в нашем большом мраморном железнодорожном дворце вообще не соскучишься. Приехал – и шарахайся сколько влезет…

…так думал я, наивный подросток, пока меня не приняли, что называется, тепленького.

Двое стражей порядка сцапали ребенка у автомата с газировкой. Давно наблюдали и, видимо, опознали во мне гражданина Республики ШКИД. Взяли под локотки и повели за собой. Разумеется, душа у меня плавно переместилась в ботинки.

Комната милиции находилась в здании старого вокзала. Построенный в 1892 году, он долгое время был стратегически важным объектом для Транссиба и едва ли не сердцем города, а после возведения современного здания в нем ютились различные технические службы, в том числе и опорный пункт охраны порядка. Туда меня и притащили.

Допрашивала тетенька в форме: «Кто такой? Откуда? Чего шляешься средь бела дня? Родители есть?». А я тот еще Павлик Морозов – выложил почти всё, опустив постыдный факт прогула школьных занятий. Лепил какую-то околесицу, путаясь в показаниях. Шутка ли, впервые в жизни столкнулся нос к носу с государством! И хотя в лицо лампой не светили, штаны надо было потом стирать.

Отбился как сумел. Выглядел-то прилично, сопли под носом не блестели, следов побоев не обнаружено. Отпустили меня под честное слово, строго наказав, чтобы им позже позвонила моя мама. «Ага, щас!», – подумал я.

В роли «мамы» выступил мой одноклассник Юрка Гладких – парень еще более отвязный, чем я. Голосил в трубку телефона-автомата в верхнем регистре, срываясь на фальцет, обещал наказать меня по всей строгости закона и лишить телевизора.

Выступил на троечку, тетеньку-инспектора мы не убедили.

– Развлекаетесь, молодые люди? – сказала она. – Учтите, что я знаю номер школы и фамилию.