Сюзанна

Нина, Нина… – она ворвалась в мою жизнь и оставила после себя неоднозначные впечатления, шквал эмоций, которые мне еще предстояло разобрать и разложить по полочкам критериев: добра и зла, мотивов и решений, целей и способов их достижения. На следующий день от супруги усопшего, мне стало известно, что у полиции нет никаких причин сомневаться в том, что это самоубийство, сама вдова о загадочной Нине ничего не упомянула.

Сначала я хотел с чувством исполненного гражданского долга сообщить о той информации, которая мне известна, – о причастности к смерти Гниткина неквалифицированного специалиста, использующего в работе с людьми незаконные методы, – и уже с гордостью принять похвалы и поощрения. Хотя, зачем мне признание полицаев, которых ненавидит весь мир? Я продолжил наблюдение за Ниной, однако, кроме времени прихода и количества посетителей, у меня не было никакой информации. Пора было действовать!

На улице похолодало. В девятом часу вечера Нина, одетая в мохеровое пальто серого цвета, бордовую беретку и с такого же цвета сумочкой вышла из своего «логова». Я проехал вперед, остановил машину, вышел и направился в ее сторону. Заметив меня, она не изменила шаг, лишь небрежно повернула голову в сторону витрин.

– Здравствуй Нина, хороший вечер, не правда ли?

– Привет, Саша, да, посвежело…

– Нина, нам нужно поговорить.

– Не вижу темы для разговора.

– У тебя могут быть неприятности.

– Какие неприятности ты имеешь в виду и кто мне их доставит? – спросила Нина, останавливаясь у витрины магазина.

– Нина, твой клиент Михаил Гниткин два дня назад совершил самоубийство.

Нина наиграно изобразила удивление, но я заметил в ее взгляде отсутствие искренности. Ее поведение вызвало во мне презрение, и я не на шутку рассердился.

– Кто тебе вообще сказал, что он мой клиент?

– Слушай меня, душеприказчица, я был в его квартире и видел все собственными глазами, а еще нашел записку, в которой Михаил рассказывает о том, что вздернулся он по твоей вине. Скажи спасибо, что записку нашел я, а не полиция, и если ты продолжишь водит меня за нос…

– И что, что ты мне сделаешь?

– Я сдам тебя полицейским со всеми подробностями: Гниткин, записка, посетители и клиенты, которые ходят к тебе ради встречи с призраками. Не знаю, чем ты дорожишь: семьей, репутацией, чем угодно – но все будет под угрозой краха, ты готова к этому?

Нина, покачивая головой, прикоснулась рукой в серой перчатке к воротнику моего плаща и сказала:

– А ты не настолько безобиден, каким кажешься, друг мой…

Нина отвернулась и замолчала. Я был уверен, что она в очередной раз хочет от меня избавиться и провести, поэтому не стал давать ей время для раздумий.

– Я хочу услышать ответ.

– Что ты хочешь от меня услышать?

Наконец-то она начала со мной считаться. Да, да, черт побери, я ее сделал! Не подавая виду, нисколько не торжествуя, скорее по-деловому, так, как это происходит при заключении крупных сделок, я продолжил:

– Я хочу знать, как ты это делаешь – общаешься с потусторонним миром. Какими ты видишь призраков, что ты испытываешь при этом? И еще: с чем связано твое отношение ко мне, твое пренебрежение?

– Ты мне как рабочий материал просто не подошел, вот и все! Скажем, иссяк интерес. Все?

– Я что, в конкурсе учувствовал?

– Ты желаешь прямо здесь обо всем говорить?

– Разумеется, нет.

Диалог продолжился в кофейне, за чашкой эспрессо и капучино. Я по-прежнему был на взводе, не зная, что таит в себе Нина. Мой пыл гасил запах молотого кофе, который, попадая в нос, вступал в неравную схватку с тревогой.

– Здесь приятно пахнет, не то что у тебя в кабинете. Твои благовония сразу усыпляют разум.

– Это далеко не благовония, это человеческий прах, который я смешиваю с материалом живых людей – кровь, частицы кожи. Ты можешь считать меня сумасшедшей, но если хочешь узнать тайну моих способностей, то приготовься слушать и поверить в то, что люди – не единственные живые существа, способные мыслить и доносить речь в этом мире. Помимо этого, есть и другой мир.

5

Детские воспоминания мелькают обрывками. Меня подбросила на лестницу сиротского приюта женщина, которая сбежала, сказав лишь, что моя мать умерла неделю назад. Мне было около трех или четырех лет. Сестры милосердия решили, что мне четыре, и с того дня в официальных документах указана дата моего рождения.

Уже в то время приют пользовался популярностью у новоиспеченных родителей, правда это было не настолько популяризировано, как сейчас. Первыми обретали семью смышленые и красивые дети. Всех ребят водили на показательные смотры, как на кастинг: каждый должен был показать свои способности, рассказать стихотворение или сыграть в сценке.

К сожалению, я не могла ничего с собой поделать. Я путалась в словах, плакала, когда нужно петь, и в итоге маленькая запуганная девочка стала обузой для приюта. Став старше, я прекрасно понимала, что от моих умственных способностей зависит мое будущее, но ничего не могла ни поделать, ни изменить. В то время, когда мои сверстники читали книги, я еще осваивала алфавит, и так давалась вся учеба. Персонал шутил, что я вырасту и останусь в стенах приюта мыть пол, менять простыни или работать на кухне. Наверное, все бы так и было, если бы не одна престарелая сотрудница приюта.

Она уже была на пенсии и ходила на работу не столько из-за денег, сколько по привычке. Отсутствие своих детей рождало жалость и желание заботиться о малышах приюта. Лишь она никогда не ставила условий и требований, а просто дарила любовь, которая переполняла ее. Складывалось ощущение, что все добро, которое только существовало, было собрано в этой женщине, настолько она отличалась от остальных.

Когда в очередной раз на просмотре я оказалась непривлекательной для «покупателей» и вернулась в комнату заплаканной, она подошла ко мне и сказала: «Не вздумай реветь! В тебе столько силы и такой талант, что никто представить не может, какой ты чудный ребенок. Я научу тебя пользоваться этой силой».

Тогда ее слова мне казались непримечательными, служившими лишь успокоением моей истерики, однако тетя Сюзанна сдержала обещание. Когда мне исполнилось двенадцать лет, старушка приютила меня у себя. Ей все говорили, что она спятила, потому что скоро уйдет на покой, а мне вновь придется вернуться в приют. Надо отдать должное тете Сюзанне, она превзошла все ожидания.

Именно с ней я по-настоящему почувствовала себя любимой. Теплота ее рук, седые волосы, неловкая походка и карие глаза – эта добрая женщина стала для меня символом любви, верности, внимания и заботы. Имя Сюзанна звучало слишком вычурно, иногда я называла ее тетей Сьюзи. Мне до сих пор неизвестно ее происхождение, откуда она была родом, но, скорее всего, она была метиской и в ней текла смесь кровей.

Она показывала свои фотографии времен молодости, на которых ее семья стояла на фоне балканских гор, точного места не знаю, как и национальности – сербка, косоварка или боснячка, значения для меня не имело. Откровенничать тетя Сюзанна начала со мной не сразу. Первый год был как вступительный – вместе с ней я открывала для себя точные и гуманитарные науки. Затем я продолжила обучение в школе. Благодаря ее теплому отношению ко мне, я заметно поправила положение в учебе, у меня открылся интерес к истории, учебниками по которой я зачитывалась до поздней ночи.

Как-то раз тетя взяла меня с собой на похороны соседки, скончавшейся скоропостижно. Мы вошли в маленькую квартиру, гроб стоял в середине единственной комнаты. Все присутствовавшие, соседи, родственники, были в трауре. Тетя Сьюзи передала дочери усопшей пакет, в котором были книги, свечи, какая-то утварь, а меня усадила напротив гроба. Маленькая женщина лежала в красном гробу, обитом по бокам черной ленточкой. Руки покойницы были сложены на груди, в них – молитвослов. От нее исходил противный запах формалина.

Тетя Сьюзи подошла ко мне, нагнулась и тихо сказала на ухо:

– Дочка, тебе пора!

После этого она начала большим пальцем правой руки давить мне в одну точку – между бровей, над переносицей. На протяжении минуты, при всех присутствующих, склонившись надо мной, она продолжала вдавливать свой большой палец мне в лоб. Признаться, тогда я не испытала боли, но ощущение было, словно голова полыхала огнем.

Так я просидела еще несколько минут, пока кто-то не похлопал меня по плечу. Обернувшись, я увидела перед собой в полный рост маленькую тощую женщину, которая до этого лежала в гробу. Она смотрела на меня своими пустыми глазами. Сделав вдох от испуга, я опять посмотрела на гроб – в нем по-прежнему лежала мертвая соседка. Выждав немного, я повернулась назад, где меня встретил тот же пустой взгляд мертвой женщины. Больше того дня я не помню. Ни одни похороны не проходили без моего участия, тетя говорила, что я должна привыкнуть.

– Привыкнуть к чему?

– После смерти душа мечется, ищет пристанище. Если бы люди знали, что в эти дни их ушедшие рядом, даже слишком – на расстоянии вытянутой руки. Я спрашивала тетю: для чего мне все это? Она никогда не давала внятного ответа. Рассказывала, что, когда впервые меня встретила, надо мной витал дух ведьмы – женщина с израненным лицом, в роскошных волосах которой вились змеи, а из нежных алых губ свисал язык рептилии. Тетя сразу поняла, что я особенная, могу делать то, что не под силу другим сильным людям, открывать врата другого мира.

Сюзанна была именно из тех сильных людей, она тоже не помнит, когда впервые увидела мертвых, но разница в том, что она не могла контролировать их появление, это было спонтанно, неожиданно для нее самой, а я способна держать все в состоянии покоя. Конечно, тетя лукавила, когда говорила, что я более одаренная, чем она сама, все свои тайны она откроет позже.

В узких кругах знают обо мне, мои способности используют в самых разных целях: поиск спрятанных денег, последние минуты жизни, имя человека, которого покойный желает забрать с собой. Если ты думаешь, что моя открытость – это результат твоего шантажа, то ты ошибаешься. К моим услугам прибегают люди разных кругов, и многие имеют высокое положение в обществе.

– Помню ты выставила меня.

– Ты обиделся? – спросила Нина лукаво.

– Нет, но я ничего не понял тогда.