Время смерти

На счастье Парсонса, они явно знали, куда шли, и держали местность скорее рефлекторно, чем специально.

Молчали и сигнализаторы его «айри».

Холи щит, это вам не рядовые корпоративные быки, закованные в армопласт. Эти трое в армопласте не нуждались – принимать на грудь чужие плазменные пучки в их планы попросту не входило.

И пёрли они прямой наводкой к блаженному луддиту. Скандинав же на их приближение никак не реагировал, продолжая во весь рот улыбаться на припрятавшееся за Землю Солнце.

Но ровно в тот момент, когда трое к нему приблизились до расстояния вытянутой руки, улыбка погасла, словно её выключили.

Лицо стало каменным, движения скупыми и чёткими.

И только переставшие улыбаться глаза остались такими же водянисто-отстранёнными, витающими словно не здесь.

Скандинав встал и, полуобернувшись, уставился ровно на то место, где только что прятался персекьютор.

Однако сам Парсонс в этот миг уже уносился прочь на скоростной пешеходной ленте в сторону громады купола космопорта «Кабеус-Южный». Руки его дрожали.

Гостиница, в которой он оставил вещи, благоразумно находилась там же, при космопорте. В своём номере он живо упаковал в фэйк-футляр самое ценное, перелил инфу по клиенту в канистру, потом методично замкнул все ку-ядра на оставшейся технике, включая свою «айри». Достанем другую в дьюти-фри. Сейчас главное – быстрее убраться. Последним делом Парсонс активировал специального робота-уборщика, настроенного на поиск случайно оставленного здесь биоматериала. Лишняя оброненная чешуйка кожи или волосяная луковица погубили не одного персекьютора.

Так, теперь всё.

Парсонс постепенно успокаивался.

Нет, теперь точно – залечь и не отсвечивать. Крепко залечь. Он бы даже к заказчику не стал ходить, но кредиты ему понадобятся, без них по-настоящему надолго и по-настоящему глубоко не заляжешь.

Персекьютор вновь и вновь принимался проклинать своё любопытство и своё злосчастное везение.

Оказался, фак, в нужном месте в нужное время.

Когда показались те трое, Парсонс всё-таки вспомнил, где он видел этого парня.

Он точно также пару дней назад лежал на том же шезлонге, и смотрел на горизонт. Но впервые Парсонс увидел это лицо не тогда, а двумя неделями ранее.

В сводке розыска, рассылаемого Гильдией «в поисках дурака».

На дурака – потому что корпорациями никто не связывается. Это золотое правило их бизнеса.

В сводке был список дежурных бригад трёх стационаров Европы, система Юпитера, сол-систем. Один стационар принадлежал «Янгуан Цзитуань», второй «Три-Трейду», третий «Джи-И». Разыскивалась любая информация об этих людях, без объяснения деталей. Но все уже знали – стационары были уничтожены кем-то или чем-то, и весь шмон на пересадочных – потому что все ищут именно этих парней.

И сегодняшний «луддит» был в тех списках. Ханьский стационар «Шугуан», должность – «ответственный менеджер абордажных смен». Что бы эта фигня ни означала.

Погиб вместе с остальными во время взрыва.

А вот и нет.

У Парсонса опять принялись дрожать руки.

Эта тайна пахла не просто кровью, она пахла лютой смертью. Для самого Парсонса.

7

Нападение

Слух возвращался к нему постепенно.

Сначала прорезались басовые нотки, это где-то далеко, за сотней стен и перекрытий, в глубине агломерации ухала, билась в конвульсиях огромная машина. Спустя полчаса к обертонам разбалансированной турбины прибавится скрежет и свист – это пойдут вразнос стойки, а потом из рабочей камеры начнёт вырываться теплонесущяя среда. Тут же сработают аварийные клапаны и ядро автоматически запустит фазу самоподавления.

Большинство башен в агломерации – по сути замкнутая система жизнеобеспечения, с собственной системой очистки воды и воздуха, с собственными источниками энергии, если что, способная надолго остаться без внешних коммуникаций. И чем новее эта башня, тем больше в ней разнообразных уровней самозащиты.

Прежде чем реактор перестанет давать рабочую мощность, башня отобъёт сигнал в головные центры управления «Янгуан», и спецы на пультах примутся выстраивать аварийные схемы обводной подачи.

Пятнадцать минут башня будет жить на минимуме потребления энергии. С этой целью и была заранее разбалансирована система стабилизации, и до сих пор только он, покуда почти глухой и слепой, догадывался о тревожных сигналах из-под земли.

Понемногу начало оттаивать зрение. Мутная пелена никак не давала проморгаться, а зелёные датчики биоконтроля болезненно царапали сетчатку своими тусклыми огнями.

Нервные волокна вступали в дело нехотя, пока таурин рассасывался по капиллярам глазного дна. Неприятное свойство имплантанта – за реактивную скорость и расширенный спектр восприятия приходилось расплачиваться тем, что без инъектора, смонтированного за глазницей, он не смог бы видеть даже белым днём.

Начали подёргиваться в конвульсивной дрожи мелкие мышцы. Организм сам пытался сбрасывать накопленные остатки молочной кислоты, ему было невдомёк, что его физиологическая реакция только мешает тем самым ускоренному замещению креатинина в мышечных волокнах. Обычно от подобного побочного эффекта избавлялись введением мышечных релаксантов, но эта процедура втрое увеличивала время полной готовности организма, а сейчас у него на это просто не было времени. Терпи.

Привычно пополз вниз уровень оксигенации, это начал производиться стандартный цикл запуска дыхательной системы. Фторорганика слишком хорошо поставляла кислород через кожу, позволяя приборам подавлять дыхание на время санации, однако в активной фазе самопроизвольное включение лёгких было чревато частичной утерей контроля, не говоря уже об опасности коллапса лёгкого. Поэтому дыхание каждый раз заранее перезапускалось искусственно, вызывая мучительное двадцатисекундное удушье.

Воздух под давлением рванулся в трахею, помогая сделать первый вдох. Засвистели сервомехи, фиксируя в горле трубки для подачи дыхательной смеси, ещё одна форсунка – для питательной пасты. Это уже для длительных операций, но кто знает, как сегодня получится. Он всегда готовился к худшему.

Раз-раз. Как слышно?

Активировались имплантированные в двенадцатую пару черепных нервов сенсоры синтеза речи. К сожалению, бесперебойность поставки в организм резервного кислорода была важнее сомнительной возможности самостоятельно извлекать звуки. Ку-ядро синтезатора справлялось с этим куда лучше.

Конвульсии отступили, теперь можно подниматься из цистерны. Заухал насос, вытесняя биологический коллоид обычным солевым раствором. Створки начали автоматически расходиться по мере изменения объёма жидкости.

Он приподнялся, уперев плечи в узкие скользкие стенки. Чувствительность культей позволяла уловить микровибрацию здания. Нервная система в порядке.

Так, теперь небольшое акробатическое упражнение, встать в скользкой цистерне, не обращая внимания на выдвинутые рукояти. Пластик толстый, выдержит, он сто раз такое проделывал. Тут главное правильно, сгруппировавшись, упереться ногами. Сверху на него полился пощипывающий кожу реагент, хлопьями потекли остатки коллоида. Зрение между тем почти вышло на норму, быстро прочитать показания биометрии, и бегом подключаться.

Если он о чём и жалел в своём положении, так это о том, что ку-ядра пока слишком большие и слишком холодные, чтобы их можно было смонтировать в полостях тела без необходимости придумывать ораву сложнейших вусмерть заэкранированных интерфейсов с внешним миром. Несмотря на все имплантанты и медицинские ухищрения, без дополнительных вычислительных мощностей он оставался беспомощен, как ребёнок. Смертельно опасный ребёнок. При своих семидесяти килограммах и почти полном отсутствии верхних конечностей он мог врукопашную сойтись с полностью экипированным воякой и тот бы долго после этого не прожил.

Другое дело, что против разрядника голая мокрая кожа – не лучший аргумент, даже с его скоростью реакции.

С оглушительным чмоканьем полетели на дно дренажи, как всегда чуть набрызгав вокруг биологическими жидкостями. Из стен подул горячий сухой ветер, так что полминуты спустя с него уже полезла на пол сухая шелуха – завершалась ускоренная регенерация подсохшего эпителия.

Он посмотрел на себя в высокое зеркало на противоположной стене.

Голое лицо, заметно деформированная грудная клетка, каркас рёбер жёсткости на опорных костях, чуть несимметричные обрубки культей, чернеющие тут и там заглушки разъёмов, свисающие из анатомических отверстий форсунки, разбросанные по всему телу ниточки шрамов, почти теряющиеся на общем фоне.

Биологическая машина для убийства. Почти неуязвимая. Предельно сильная и выносливая. Страшная.

Синтезатор послушно подхихикнул.

Он всегда любил над собой посмеяться.