Мост через реку Бартанг

Занятия по химзащите проводил сам Попов. Он старался не забивать нам голову названиями отравляющих веществ, а показывал и учил: как пользоваться спецаптечкой, как беречь противогаз, чтобы он сберёг тебя, когда будет нужно, и всякие другие нужные мелочи. По окончании занятий майор приказал всем разобрать противогазы и сказал фразу, которая меня насторожила. О том, что пограничник должен всегда и ко всему быть готов.

– Во даёт! Опять что-то придумал, молодец! – Цветок начал шептать мне на ухо.

– Ну не будет же он травить нас отравляющими газами? Хотя, Сань…

Мы оба посмотрели на Попова и поняли: этот будет! Кто выживет – полетит, кто не выживет – того повезут!

Засыпал я в тот вечер спокойно. Цветок предложил мне положить противогаз под подушку, и сам заснул. Я стал думать о завтрашних стрельбах, где мне очень хотелось отличиться. Постепенно я тоже уснул. Снилось мне тогда почему-то Бородино. Залпы артиллерии, редуты русских войск и поле боя – всё в едком дыму. Внезапно во сне кто-то закричал: «Застава! Пожар!».

Я открыл глаза и сначала подумал, что мы горим. Белый вонючий дым клубами заполнял казарму. Я выхватил противогаз из-под подушки, натянул его и стал одеваться. Из дыма выскочил Цветок, – в майке, трусах, сапогах, но в противогазе. Мой друг – он первым делом бросился проверять меня! Увидев, что я в норме замахал руками в сторону выхода. Мол, бросай всё и на выход бегом. Я вскочил в сапоги и побежал на улицу. Всё оказалось просто. Ночью Попов занёс в нашу казарму дымовую мину и активировал её. То же самое он сделал в другой казарме в течении одной минуты. Так было задумано.

Мы выскакивали на улицу, кто во что был одет. Майор стоял на расстоянии с секундомером в руке и следил за нашими действиями. И, что немаловажно, сам был в противогазе. Подняв руку, он щёлкнул секундомером, давая всем понять, что время вышло. Кое-как построившись, мы наблюдали за остальными. Всех, кто выбегал из казармы без противогаза Попов укладывал прямо на газоне, давая понять, что они уже умерли или сильно отравились газами во время атаки, и не могут двигаться самостоятельно. Последним выбежал Лёша Аганин, махая руками. Попов поймал его на выходе, уложил на газон, снял свой противогаз и крикнул:

– Средства индивидуальной защиты снять!

Строй снял противогазы, и все разом задышали.

– Бойцы! Рядовой Аганин надышался смертельными газами, но его ещё можно спасти. Ваши действия?

Из строя вышел Цветок и четко объяснил, что в данном случае нужно сделать.

– Правильно! – сказал майор. – Рядовой Аганин, поднимайтесь. Старший сержант Цветков только что спас вам жизнь. Отбой тревоги. Проветрить помещение и всем разойтись. Утром всех жду на построении.

Занятия, конечно, были на пределе возможностей. Попов готовил нас, по нашему мнению, к марш-броску в эпицентр ядерного взрыва, и, по мнению майора, мы обязаны были там закрепиться и держать круговую оборону до подхода основных сил.

В тот же день нас повезли на стрельбы. За годы службы я понял, что стрельбы – это лучшее, что проводят в армии на «отлично», ну и парады, конечно. После недели сборов осталось человек 200. И было неясно, кто из нас полетит. Уже можно было выбирать, а лететь хотели все. И, значит, сегодня мне нужно было отличиться.

Здесь, на стрельбах, и проявился мой солдат удачи. Он вышел вперёд, отправив скромного повара отдохнуть. Радовало то, что оба были пограничниками.

После того, как наша группа отстрелялась по мишеням из АК, и мы отдыхали в сторонке, к нам подошёл капитан Герасимов и спросил, есть ли желающие пострелять из снайперской винтовки. Желающих было много, и я в том числе. Нас собрали и отвели в другую часть стрельбища. Там капитан вкратце объяснил принцип работы снайперской винтовки и правила прицеливания. Нам дали по 5 патронов и организовали очередь. Стреляли мы тогда по двое, лёжа на животе.

Выстрел! Вот это я понимаю! Мощное оружие! Вот это да!

Это был мой день из тысячи. Ни до, ни после так метко я не стрелял. 49 очков из 50. то есть, один выстрел из пяти ушёл чуть выше, в девятку. Я знал, что это был первый. Остальные четыре я загнал друг в друга, что называется «в яблочко».

Ко мне подошёл капитан.

– Молодец, правильно понял принцип стрельбы! Сегодня у тебя лучший результат.

И добавил:

– В группу подготовки снайперов пойдёшь? Чему смогу – научу, что знаю – расскажу. Готовимся по отдельной программе, справишься – полетишь вместе с основной группой.

– Так точно, товарищ капитан, справлюсь! Записывайте!

И я справился. На стрельбище нас теперь возили два раза в неделю. Через пару занятий в группе подготовки Герасимов оставил только четыре человека, в том числе и меня. За эти дни я узнал больше про стрелковое оружие, чем за предыдущие два года службы. Мы изучали точность и дальность прицеливания, держали дыхание, прятались в чистом поле и в скалах на стрельбище. За эти дни я просто влюбился в снайперскую винтовку Драгунова. СВД отвечала мне взаимностью. Каждому времени – своё оружие. Как же она была тогда хороша! Королева!

На очередном построении Попов зачитал окончательный список тех, кто зачислен в группу для отправки в Таджикистан. В списке был и я, ефрейтор пограничных войск Махновский Роман Владимирович. Я получил шанс, и я его использовал. Я продолжал быть солдатом России.

По ночам, кто не спал— разговаривали. Мужские, душевные разговоры бывают на кухне под стопочку водки, в бане, бывают на рыбалке возле костра вечером, но ночные разговоры в солдатской казарме особенные, мечтательные. Общие на всех, но один из таких ночных разговоров особенно врезался в память.

Буквально за пару дней до отправки группы я проснулся от шума в казарме. Оказалось, что трое ребят пошли зачем-то ночью в «самоход» и, когда они ночью возвращались и полезли через дыру в заборе, на этой стороне, прямо у забора, их встретил Попов. Бр-р-р-р, жуткая встреча! «За вещами ребятки, вернулись? Ну и правильно. Как домой-то без вещей ехать? До завтрака получить документы и – до свидания!» – сказал им Попов, развернулся и ушёл. Отчисление.

Что их тогда дёрнуло уйти за забор, никто не знает. А вот что там, возле дырки в заборе в три часа ночи делал майор Попов – это всем известно. Он работал и просеивал своё сито. И, возможно, сам злился на себя, что не доработал и слишком доверял. Если ты здесь не выполняешь приказы командира, то что ты можешь выкинуть там, в боевой обстановке? Один из парней был наш – Андрюха Алфимцев. Теперь парни злились сами на себя, на дурацкий «залёт», на отчисление. проснулись и другие наши. Чтобы не будить остальных, все дружно пошли в умывальник, который ночью становился курилкой. Стали обсуждать это ЧП. Вот там-то и состоялся разговор между Алфимцевым и его закадычным дружком Серёгой. Они вместе призвались, служили на срочной, потом вместе подписали контракт и очень сильно дружили.

– Блин! Андрюха! Как так-то? Послезавтра вылет, а ты вот так вот! Что за фигня? Ты же знал, что нельзя, я же тебе говорил… Что, не мог потерпеть?

– Серёга, не злись. Самому тошно. Ну так вот получилось… что теперь сделаешь? Ну всё, уже случилось. Жаль. Парни, простите, я вас подвёл!

– Ну и всё теперь. Езжай домой. а я поеду денег заработаю себе.

– Ладно… Что теперь? Одно радует: завтра уже семью увижу.

– Какую, нафиг, семью? Мы с тобой как договаривались? Поедем денег заработаем, полетим вместе…

Потеря друга в самый последний день сильно разозлила Серёгу:

– Ну что было не так-то?

– Да, жаль, конечно… Но семья всё-таки важнее.

Здесь нужно сказать, что Сергею было 22 года, и он был неженатый и без детей. А вот Андрюха в свои 22 года был обладателем несметного богатства. У него уже было трое деток. Все свои, родные. Дочке 4 годика, и двое пацанов: 1 и 2 годика, соответственно.

Об этом мы узнали только на сборах и долго ржали, когда кто-то брякнул, что за полгода командировки жена Андрюхи отдохнёт от брутального исполнения им супружеского долга. А когда, всегда стоявший в шеренге перед Андрюхой, был отчислен со сборов, то наше настроение поддержал и майор Попов, который сказал, что если в строю Алфимцев сзади, то у любого бойца нервы сдадут.

Разговор между двумя друзьями продолжался.

– Серёга, ты просто многого ещё не понимаешь. У тебя пока нет детей, и ты не представляешь какое это счастье, когда маленькая девочка, твоя дочка, запрыгивает к тебе на колени, обнимает за шею двумя ручонками, целует тебя в щеку, и шепчет на ухо: «Папочка, я так сильно тебя люблю!».

После этих слов стало тихо. Я понял, что действительно ещё очень многого не знаю в жизни. Но Сергей не унимался:

– Да какие дети? Нафиг они мне нужны! Возня, сопли, пелёнки… Я хочу пожить для себя, в своё удовольствие. Это мой выбор!

– Ты возвращайся главное, друг, живым! И у тебя тоже будут и пелёнки, и распашонки. И счастье в них в придачу.

Разговор постепенно затихал. Здесь всё было ясно. А уже через два часа нас ожидал подъём и утренняя трёхкилометровая пробежка.

Я запомнил этот разговор ещё и потому, что Серёга погиб через 3 месяца в Таджикистане. Ужасная, нелепая смерть. Но достойная. Ведь погиб он во время службы на границе, на которую так стремился.

Уже после командировки, гуляя вместе с Цветком по Алакуртти, мы случайно встретили Алфимцева на воскресном рынке. Как же мы обрадовались! Не выпуская друг друга из тройных объятий, мы рассказывали друг другу про жизнь. Взяли по 100 грамм водки и помянули Сергея. И вот тогда Андрюха сказал:

– Я помню этот ночной разговор в Мурманске. Помню прекрасно. Как я выл, когда узнал, что с ним случилось. И помню его слова: «Это мой выбор!». Пусть земля ему будет пухом. Он погиб воином!

Мы выпили и помолчали.

За три дня до отправки была медкомиссия. Попов на вечернем построении громко огласил:

– Завтра у нас серьёзный день, как и все остальные. Завтра приезжает медицинская комиссия. Проверит, посмотрит, потрогает, пощупает. Как хотите, но все должны быть здоровы. Ещё приедет зубной врач с необходимым для своей работы инструментом. Кто хочет к нему записаться – отдельно список составить.