Мост через реку Бартанг

Я ответил:

– Наряд повара отслужил, командование поставило мне новые задачи, за документами могу прямо сейчас сходить вместе с вами.

Назавтра в 9.00 было общее построение отряда на плацу части. Собрали всех: подняли «приезжку», поваров и котельную. День был торжественный: провожали нас, и это было чертовски приятно! Оркестр заиграл гимн Российской Федерации. Это всегда круто. Ты стоишь по стойке «смирно», шепчешь слова гимна, мурашки бегут по спине и по шинели. В этот момент и происходит единение с родиной, с родным домом, с землей предков. Ты готов их защищать. Ты чувствуешь себя действительно сыном земли русской.

Потом был торжественный вынос знамени. Слово взял полковник Жеков, начальник штаба. Улетели птицы, затихли деревья и пригнулась трава.

– Здравствуйте, товарищи пограничники!

– Здравия желаем, товарищ полковник!

– Сегодня важный и торжественный момент в жизни нашего пограничного отряда. Сегодня мы отправляем наших пограничников служить на границу с Афганистаном. Это наши лучшие бойцы! Они едут на войну! Да! Возможно, не все они вернутся домой живыми. Мы поставим им памятник!

– Что? Что он сказал? – Цветок чуток наклонился ко мне. – Ромыч, ты это слышал?

Я был в шоке. Кого-то уже хоронили и выбирали барельеф в граните. Но тогда я всё сразу и понял. Жеков всё делал правильно. Он, как боевой офицер, прекрасно понимал важность момента и важность нашего выбора. Своей речью он подчеркивал уважение к службе пограничников и нашей готовности выйти из строя и пожертвовать чем-то важным во имя Родины. В ту минуту мы были его солдатами, а он был нашим командиром.

Он действительно провожал нас по-военному пафосно. А так и надо всегда. Нужны парады и построения, нужны награды и звания. Нужно любить свою Родину, чтобы Родина гордилась своими защитниками.

Я думаю, если Жеков тогда бы крикнул: «Выйти из строя, кто хочет ехать вместе с ними защищать свою страну!», то шагнул бы весь погранотряд. Жеков и дальше рубил воздух своим железным голосом. И этот голос отзывался в каждом моменте наших проводов:

– Солдаты! Сынки мои! Помните, что я говорил вам! Помните, что вас ждут дома! Вперед, солдаты! В добрый путь!

Мы вытянулись по стойке «смирно». Цветок, как старший группы, доложил командиру части, подполковнику Мурзанаеву, что группа готова. Под звуки оркестра, играющего «Прощание славянки», мы погрузились в машину. Это был наш отрядный ГАЗ-66 с новым тентом. И вдруг кто-то из тысячной толпы крикнул нам:

– Парни, удачи! Возвращайтесь живыми!

Машина выехала за ворота, и поехала по поселку.

Мы расселись в машине: кто на скамейках, кто на вещах, немного оглушенные торжественными моментами. Проводы удались. Что-то замерло в сердце и стучало в висках. Потом многие годы я вспоминал этот день в моей жизни. Спасибо, полковник Жеков и родной 101-й погранотряд! Спасибо, Алакуртти!

Когда проезжали КПП, в голове пошли слайды. Как через эти ворота мы впервые заехали в часть; как бежали на ПУЦ, как ползли обратно с ПУЦА; как ночью, когда я был в «учебке» в школе сержантского состава, ко мне приехал отец, и нам разрешили посидеть часик на КПП в комнате для гостей; как я уезжал служить на заставу, как уходил в отпуск и снова возвращался. Уходил и возвращался… Уходил и возвращался… И в тот момент, сидя в кузове увозившей меня «шишиги», я очень, очень захотел снова вернуться и пройти наше КПП.

Дорога до Мурманска должна была занять по плану часов шесть-семь с остановками, перекурами и переливами. Мы моментально обустроили какие-то лежанки и сиделки. Накидали вещей, рюкзаков. Всем было удобно, закинули тент на крышу и запоминали северную красоту природы, чтобы рассказать о ней южным жителям. Да и сами любовались сочным и коротким Заполярным летом. Все было классно, любая перемена в службе – это рай для солдата. Здесь все было, как нельзя лучше. Мы были молоды, бесшабашны и уверены в себе. Мы обязаны были быть лучшими и уметь защитить справедливость там, где это нужно моей Родине, моей России.

А когда ты молод, когда у тебя в руках боевое оружие и родина посылает защищать свои интересы, – это сильно! Ты достоин – и это важно! А когда с тобой в одном ряду, или, как в моем случае, в одной машине твои друзья, сослуживцы и мы вместе – это сила!

Мы быстро все перезнакомились и увлеченно делились подробностями жизненного пути до той точки, которая свела нас всех в одной машине.

Во время пути Цветок смотрел на меня и светился счастьем. Он становился настоящим рейнджером, солдатом удачи! Он был рожден для этого! Ему хотелось прямо сейчас остановить машину, спешиться и через леса и степи прорываться к границе. Желательно, с боями и рукопашными, в которых можно покрыть себя неувядаемой славой настоящего воина.

Рядом с нами сидел Серега. Ему было лет за 30. Он работал в нашем погранотряде, по-моему, художником-оформителем, – не знаю, как правильно называлась его должность, завхоз, что ли… Он заведовал армейским клубом, организовывал концерты и кино для солдат и офицеров части, рисовал афиши, выпускал стенгазеты. В общем он был художником, солдатом-пацифистом. И, да, он был толстым! Очень! Я не знаю, зачем он поехал с нами, так как сразу было видно, что он попал в эту машину случайно.

Словно прочитав мои мысли, Цветок спросил у него:

– Серый! Один вопрос: тебе это зачем?

Серега, за эти годы, видимо, привыкший к шуткам в адрес своего веса, посмотрел на Цветка и сказал:

– Саня, наливай!

И пока Цветок разливал водку по солдатским кружкам, я услышал короткий монолог нашего художника:

– Понимаешь, Сань, все осточертело! Мне 35. У меня ни семьи, ни детей, и нет никакой надежды, что я буду здоров. А я болен. И думаю, что по мне это видно. Я болен душевно. Я хочу быть нужным и хочу изменить то, что еще в моих силах. Я знаю, что в Мурманске я не пройду комиссию. Знаю, что меня никто никогда не допустит до службы на границе. Я знаю это, и мне больно. Когда я рисую в отряде плакаты, щиты или афиши, то я рисую себя на них, я мечтаю и рисую этого пограничника молодым, сильным и готовым ко всему. Я хочу быть им, пусть даже нарисованным. Я хочу ночью стоять на посту с боевым оружием, днем «топтать фланги» по 30 км, хочу «подрываться» по тревоге, на ходу проверяя магазины с патронами и, застегивая ремень, запрыгивать в машину. Я хочу быть пограничником, а не бегать из клуба в столовую и обратно. А мне мать в письмах пишет, что она гордится, что её сын на Севере, пограничник. А я ей отвечаю, что не всех берут служить в погранвойска, а только достойных. Понимаешь, Сань, я хочу быть достойным солдатом своей Родины. И, знаешь, если я еду в этой машине с вами, то для меня это уже подвиг. И пусть меня сразу же развернут в Мурманске обратно, я знаю, что я сделал этот шаг. Первый шаг – быть достойным.

Парни слушали Сергея молча, не перебивая. У кого-то застыло удивление на лице. Вот это повороты! Мы, оказывается, совсем не знали своего товарища! Цветок обнял Серёгу, и все, почему-то молча, выпили. Серёга хлопнул свою водку, как младенец чайную ложку каши, посмотрел на всех и запел:

– Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши деды?
Наши деды – славные победы,
Вот где наши деды!
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши жёны?
Наши жёны – пушки заряжёны,
Вот где наши жёны.

Это был культурный шок. У Серёги оказался невероятный, настоящий голос оперного певца. Таким голосом, наверное, поют в консерватории или на концертах. С нами в машине ехал живой Шаляпин. Он запел, и всё вокруг изменилось. Все заулыбались, и настроение поднялось до высшего солдатского уровня.

Вот для чего он тогда поехал с нами. Возможно, это был его лучший день за всё время службы. Он знал много песен. Народных, русских, солдатских… Что в целом, одно и то же. Он пел нам патриотические песни. Там были и «Вставай, страна огромная», и «Катюша», и «День Победы». Много песен. Всю дорогу до Мурманска он старался, и в дороге мы все уже точно знали, что «наше дело правое – мы победим». Сколько же уверенности и сил мы получили тогда от этого необыкновенного концерта на колёсах. Поющий ГАЗ-66 с пограничниками на борту ехал по автостраде в Мурманской области. И нас было слышно, по крайней мере, на всём Крайнем Севере. На всей границе. Пели все.

Одно «но». На полпути с нами случился довольно странный и мистический случай. Во время движения вдруг откуда-то пошёл дым, и запахло горелым. Сначала все подумали, что загорелись рюкзаки от упавшей сигареты, и начали ворошить вещи. Ничего подобного. Дым шёл из моторного отсека под кабиной. Мы стали кричать и стучать по кузову. Нас услышали, и машина остановилась. Все выскочили на дорогу освежиться, водитель поднял кабину, и вдруг резко из-под кабины полыхнуло пламя. Не знаю, что было, но машина загорелась.

Цветок зычным голосом закричал:

– Застава, пожар!

Всё было организованно и без паники. Пламя потушили, и водитель занялся поиском причины и устранением последствий.

И вдруг Цветок положил мне на плечо руку, разворачивая в другую сторону, и сказал:

– Товарищ ефрейтор, а на это что вы скажете? Видишь знак дорожный?

– Сань, быть не может! – у меня аж мурашки побежали по коленкам.

На дорожном знаке было написано «АПАТИТЫ 28 КМ».

Это была отворотка с мурманской трассы до нашего родного города. И на всём расстоянии в 350 километров, наша машина загорелась именно на этом повороте. Мистика просто какая-то. Невероятная случайность. Просто совпадение.

Водитель починил машину, мы сели обратно, поехали и забыли.

Глава 3. Мурманск

Дальше, до Мурманска, мы доехали без происшествий. ЧП на дороге смутило, но не сбило нас с хорошего настроения. Приключения только начинались.

За час до прибытия Цветок командирским голосом посоветовал всем освежиться и привести себя в порядок. К вечеру мы заехали в Мурманск.

Я был очень рад увидеть столицу Заполярного края. Здесь, в областном военкомате, за нами пришёл «покупатель» в зелёной фуражке и, вместе с Цветком, забрал служить в погранвойска. Здесь я служил на комендатуре после «учебки» четыре месяца, когда меня отправили из Алакуртти в командировку. Здесь, в Мурманске, была моя первая армейская «самоволка», и здесь же был невероятно крутой «залёт». В памяти навсегда остался подполковник Семёнов, который топотал ногами и кричал кому-то в трубку: