Мост через реку Бартанг

Мост через реку Бартанг. Художественная повесть
Роман Коробов

После развала СССР в Таджикистане вспыхнула кровавая гражданская война. В тяжелых условиях несут службу российские пограничники. Герой повести, рядовой повар-пограничник, встречает на своем пути настоящих русских офицеров, верных и отважных боевых друзей, безгранично сильную любовь. Глубину уважения и масштаб гордости за наши пограничные войска можно выразить одной фразой из книги: «Какой бы сильной не была наша Россия, ей всегда будут нужны защитники!». Слава пограничникам!

Мост через реку Бартанг

Художественная повесть

Роман Коробов

Памяти моего друга

старшего сержанта ПВ РФ

Цветкова Александра Геннадьевича

© Роман Коробов, 2020

ISBN 978-5-0051-1190-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ты помнишь «афганец» -ветер,

Горячий песок в лицо?

Я помню! Я видел пепел

Оставшихся мертвецов.

Ты говорил: «Граница!»,

Ты знал, что друзья навсегда.

Горячий песок и ветер,

И только от них слеза.

Ты первым бессмертие встретил!

Ты – друг, ты – мой брат.

Навсегда!

Ты помнишь «афганец» -ветер?

Я помню. Конечно. Да!

Сашка, спасибо, что ты был в моей жизни!..

От автора

Гражданская война накрыла Таджикистан внезапно, неожиданно.

Из-за высоких гор пришла печаль, и брат пошёл убивать брата.

Эту историю мне рассказал мой друг, пограничник Рома Махновский.

Основные события, описанные в этой книге, произошли с ним в конце прошлого века на таджикско-афганской границе, где Махновский служил в Группе пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан.

Глава 1. Алакуртти

Июнь 1996 года.

Государственная граница России и Финляндии,

12 погранзастава Алакурттинского погранотряда.

4.30 утра

– «Отварный». Пять – три – два, Губайдуллин, слушаю. Да… Хорошо… Да… Понял вас. Принято. Записал. Да. Передам капитану Жирнову. Отбой связи.

В ту ночь старший сержант Губайдуллин был в наряде дежурным по заставе. Я же отслужил ночным поваром на кухне и шёл прямой тропой в спальник на заслуженный отдых. Нет ничего лучшего в армии, чем идти после наряда спать. Солдат спит – служба идёт. Прямо перед дежуркой я и услышал этот ночной звонок и разговор Губайдуллина. «Дежурка» – это святое место для пограничника. Здесь всё свежее: связь, первые новости, график нарядов, письма, разговоры. В общем, свой центр управления пограничными полетами. И пройти мимо, и не поболтать с одиноким Губайдуллиным было просто нельзя.

– Кому не спится, Ринат? В пол-пятого утра? – спросил я у Губайдуллина.

– Таким же, как и ты, Махновский. Все на постах, несут службу. Если точно, то с комендатуры. Передали, что сегодня в нашу сторону гости едут. Шишки московские. То ли проверка, то ли комиссия. Пока соседей проедут, пока наш правый. Дороги сам знаешь какие. К обеду ждать. Утром доложить капитану.

– Блин, Махновский, вот скажи мне, зачем эти белые ночи нужны? – неожиданно спросил меня Губайдуллин, круто меняя тему разговора.

– Я вот никак не могу привыкнуть. Второй год служу здесь, а привыкнуть не могу. Проснулся – светло. Спать ложишься – светло. Достало. Первый год, на «учебке», с ума сходил. У нас, в Башкирии, такого нет. Всё по распорядку. Днем светло, ночью темно, как и должно быть. У вас же здесь, на Севере, всё не так, как у обычных людей.

Губайдуллин жаловался мне на белые ночи уже сотый раз, но каждый раз я терпеливо слушал его. Он прекрасно знал, что я из местных, мурманских парней, и всегда жаловался так, будто это я, или кто-то из моих родственников включает и выключает это чудо крайнего севера.

– Ринат! Чего едут-то? – спросил я, возвращая его к теме звонка. Видимо тогда я подсознательно почувствовал, что этот ночной звонок прозвенел и в моей судьбе.

– Два офицера, – Губайдуллин заглянул в журнал, – майор Богомазов и полковник Чешенко. Представляешь, Ромыч, целый полковник к нам едет из Москвы! Вот скажи мне, Махновский. Вот чего им в Москве не сидится, а? Целого полковника везут в лес! Не удивлюсь, если у водителя фамилия будет Сусанин. Вот если я был бы полковником в Москве, то я позвонил бы сюда и сказал, – Губайдуллин приложил воображаемую трубку к уху и поменял свой голос старшего сержанта на голос полковника, – Алло! Алло! Кто у аппарата?

Я моментально подыграл Ринату:

– «Отваррррный»! Пять – три – два, ефрейтор Махновский слушает!

– Алло! Махновский! Это полковник из Москвы, Ринатов! Доложите обстановку. Срочно и немедленно.

– Докладываю, товарищ полковник из Москвы. Усё в порядке! Завтрак приготовлен. Хлеб испечён. Ножи заточены, ложки начищены. Кухня закрыта на замок. Установлены растяжки для вражеских лазутчиков. Доклад окончен.

– Молодец, солдат! За три ночных чая с плюханами объявляю благодарность!

Мы тихо гоготали с Ринатом, вспомнив ночные чаепития. Плюханы – это была отдельная, солдатская гордость нашей заставы. Хлеб на заставе мы выпекали сами. В русской печке, которую на нашей «двенашке» в шестидесятых годах, выложил какой-то срочник. Печник от Бога. Имя его осталось безвестно, а вот добрая память осталась у всех поколений пограничников, кто служил там.