Как Россия победила в Крымской войне. (1853—1856)

Но всё кардинально изменилось в конце 1852 года, когда по требованию императора Франции турецкие власти издали фирман, согласно которому ключи от главного входа в базилику Рождества передавались католикам, – а ведь тот, кто контролировал вход в здание, мог контролировать и всё здание.

Поясним суть этого события: непосредственным участником конфликта вокруг палестинского храма впервые выступило Французское государство в лице своего императора. Именно Франция потребовала ключи от входа в храм забрать у православных и передать их католикам. Таким образом, в 1852 году внутрихрамовая проблема присутствия разных христианских конфессий в базилике Рождества внезапно превратилась в проблему международную.

На тот момент Франция традиционно считалась покровительницей католиков во всём мире, у православных же во всём мире также был свой традиционный покровитель – Россия. В результате конфликт отражался не на престиже греческого или католического настоятелей храма Рождества, а на престиже Франции как покровительницы католиков и престиже России как покровительницы православных.

Турция, судя по всему, должна была бы проигнорировать требование французского императора. Во-первых, принадлежность ключей от входа в Вифлеемскую базилику была сугубо внутренним вопросом Турции, так как храм находился на её территории, а не на территории Франции. Во-вторых, какие-либо межконфессиональные разногласия не попадали под юрисдикцию светского лица, коим являлся император Франции. В-третьих, даже с учётом признанного покровительства императора Франции над католиками, правительство Турции могло переадресовать французские претензии непосредственно императору России: дескать, нам, мусульманам, вообще всё равно, чей настоятель будет главным в Вифлеемском храме, так что разбирайтесь между собою сами.

Впрочем, в действительности турецкое правительство попыталось дистанцироваться от участия в решении проблемы храма Рождества. Однако император Франции проявил настойчивость и очередное своё требование к туркам подкрепил отправкой в Константинополь новейшего французского линкора «Шарлемань»[95 - Луи-Наполеон начал расшатывать палестинский status quo ещё в 1850 году, когда приказал генералу Апику, послу Франции в Турции, «решительно напомнить султану о неприменимости древних привилегий латинян». Кампания по отнятию ключей от Вифлеемского храма фактически продолжалась в течение двух лет. Визит линкора «Карл Великий» (Le Charlemagne) в Константинополь состоялся в июле 1852 года, официально корабль прибыл якобы для его осмотра султаном.].

В конце концов турки согласились отобрать ключи у православного епископа.

Как должна была поступить Россия в этой ситуации? Не обратить внимания на вбитый гвоздь? Согласиться с тем, что в результате один католический паломник становится выше по статусу, чем тысяча православных?[96 - В палестинских храмах «…в 1831 году было 4 католических богомольца на 4000 богомольцев греческих» (Архимандрит Леонид Кавелин. Старый Иерусалим и его окрестности…, с. 189).]

Тогда в Константинополь срочно прибыл специальный российский посланник князь Меншиков, который потребовал от турецкого правительства восстановления status quo. Султан вроде бы прислушался к пожеланию России и отправил в Иерусалим новый фирман, возвращающий грекам ключи от храма. Но внезапно оказалось, что местные власти игнорируют султанский указ, и ключи по-прежнему остаются у католиков[97 - «Эти колебания очевидно выказывали двуличие турок, и вскоре мы убедились, что они, стараясь провести нас льстивыми уверениями, не только были готовы сделать новые уступки в пользу Франции, но даже были связаны положительными обязательствами, принятыми на себя тайно от нашей миссии и, по всей вероятности, без ведома самого султана» (Богданович М. Восточная война 1853—1856 годов. СПб., 1876. Т. 1, с. 22).].

По логике российского правительства, если в столь важном вопросе, который из-за французского императора приобрёл международное значение, не работают турецкие фирманы, то вместо них должен начать работать международный договор. Поэтому турецкому правительству было предложено заключить конвенцию, согласно которой подтверждалось бы право российского правительства ходатайствовать в пользу православной церкви на территории Турции[98 - Из проекта конвенции, переданной спецпосланником князем Меншиковым в Константинополе: «Ст. 1. Императорский Всероссийский Двор и Блистательная Порта, движимые желанием предупредить и устранить навсегда всё, что могло бы подать повод к спору, недоразумению либо несогласию, насчёт льгот, прав и преимуществ, дарованных и обеспеченных Оттоманскими Падишахами, в их владениях, Православной Греко-Российской Вере, исповедуемой всею Россией, а равно жителями Молдавии, Валахии и Сербии и другими христианами, подданными Турции, постановили на основании настоящей конвенции, что Православная Христианская Вера будет постоянно пользоваться покровительством Блистательной Порты и что министры Императорского Всероссийского Двора будут, как и прежде, облечены правом ходатайствовать в пользу церквей константинопольских и других, а также в пользу духовенства, каковые просьбы будут уважены как приносимые от имени соседней и искренно дружественной державы».], а соблюдение status quo палестинских храмов становилось бы для Турции межгосударственным обязательством[99 - Из проекта конвенции, переданной спецпосланником князем Меншиковым в Константинополе: «Ст. 5. Его Величество, ныне благополучно царствующий Султан, находит нужным и справедливым утвердить и укрепить новым фирманом… постановления… с означением Святынь, предоставленных православному исповеданию и его служителям, на основании их древних прав и тех, коими пользуются издавна духовные лица римско-католического исповедания, и потому Блистательная Порта обещает и принимает на себя обязательство в том, что помянутые фирман и хатти-гумаюн в том самом виде, в каком они были сообщены Императорскому Всероссийскому Двору, будут буквально исполнены и впредь соблюдаемы в точности».].

Турция на это ответила категорическим отказом, усмотрев в российском предложении грубейшее нарушение своего суверенитета.

Только тогда, чтобы добиться сговорчивости от османов, император Николай I отдал приказ своим войскам вступить на территорию независимых придунайских княжеств, на тот момент находившихся, как уже упоминалось, под совместным российско-турецким протекторатом.

В настоящее время общепринятая история Крымской войны рассказывает, что все участники антирусской коалиции попали в неё чуть ли не случайно, по стечению обстоятельств.

Турция якобы стремилась защитить свой суверенитет от российских притязаний; Франция оказалась во власти амбиций Луи-Наполеона, который после провозглашения себя императором нуждался в каком-либо крупном международном успехе; Британия всего лишь защищала свои торговые интересы; Сардиния поспешила примкнуть к победителям, чтобы поднять свой международный авторитет и заодно получить что-нибудь в свою пользу на Парижской мирной конференции. Даже войска Мехмета Али Египетского прибыли в Крым исключительно потому, что Мехмет Али, как оказалось, всегда считал себя верноподданным слугой султана.

На самом же деле несложно обнаружить, что все действия будущих коалициантов координировались задолго до начала войны, и общей целью этих действий было оказание тотального прессинга в отношении России.

Даже упомянутый визит линкора «Шарлемань» в Константинополь был устроен не для того, чтобы заставить турок передать католикам ключи от какого-то там Вифлеемского храма. Примерно в это же самое время в подвластной османам Черногории начались волнения, султан направил туда 50 тысяч войск и тут же отозвал их обратно – потому что из Вены примчался спецпосланник австрийского императора, который потребовал не кошмарить Черногорию. При этом гордые турки даже не заикнулись о своём суверенитете, и австрийцы вполне обошлись без отправки военного корабля под окна султанского дворца. Так что визит «Шарлеманя» имел совершенно иную цель. Ведь он по сути являлся двойным нарушением Лондонской конвенции 1841 года: Франция как её подписант не имела права направлять свой военный корабль для прохода через Дарданеллы в мирное время; Турция, со своей стороны, обязана была не пропускать его. Поэтому свободный пассаж французского линкора через закрытый конвенцией пролив являлся всего лишь открытой демонстрацией того, что никакие международные соглашения не обязательны и не будут соблюдаться, если это необходимо для нанесения ущерба конкретно России.

По сути, вступление русской армии в Придунайские княжества было предсказуемым вариантом ответа на провокации западноевропейцев. Но даже если бы Россия «проглотила» инцидент с Вифлеемским храмом и вообще никак на него не отреагировала, война всё равно началась бы.

Общеевропейское равновесие – это такая сложная штука, что при желании разглядеть его нарушение можно практически в чём угодно. Или же не рассматривать вообще. Во всяком случае, британскому адмиралу Прайсу и французскому адмиралу Феврье-Депуансу приказ действовать против русских на Тихом океане был отправлен ещё до того, как парламенты их стран проголосовали за объявление России войны[100 - Декларацию об объявлении Британией войны против России, как свершившийся факт, лондонские газеты также опубликовали ещё до того, как британский парламент приступил к её рассмотрению.].

20 и 24 августа 1854 года объединённая англо-французская эскадра под командованием Прайса и Феврье-Депуанса совершила попытку захвата русского порта Петропавловск, расположенного на Камчатке. Союзники привели шесть боевых кораблей, на которых, по некоторым данным, было 3200 человек экипажа (включая десантников) и 212 пушек.

У русских было чуть менее тысячи человек гарнизона, два военных корабля и 67 пушек.

В ходе нападения союзники дважды бомбардировали петропавловские батареи с последующей высадкой десанта. Дважды русские с разбомбленных батарей штыками загоняли десантников обратно в море.

В конце концов потеряв более 200 человек убитыми и ранеными, эскадра союзников уплыла в Сан-Франциско зализывать раны. Причём её первый командующий адмирал Прайс перед самым началом сражения вообще застрелился в своей каюте.

В этой истории бесславного для союзников штурма Петропавловска определённый интерес вызывают обстоятельства, ему предшествовавшие.

16 октября 1853 года Османская империя официально объявила войну России, и на Дунае начались боевые действия.

12 марта 1854 года в Константинополе был заключён договор между Великобританией, Францией и Турцией о предоставлении Турции военной помощи[101 - Отметим, что обмен ратификационными грамотами по этому договору состоялся только 8 мая 1854 года: то есть правовые основания вмешаться в турецко-русскую войну появились у союзников гораздо позже того, как они начали боевые действия против России.].

27/28 марта 1854 года Британия и Франция практически одновременно декларировали войну против России.

10 апреля 1854 года в Лондоне дополнительно была заключена англо-французская конвенция «О предоставлении военной помощи Турции», статья 5 которой приглашала присоединиться к этому военному союзу все европейские государства[102 - В книге Жюля Ладимира «Полная история Восточной войны», вышедшей в 1855 году (Ladimir J. Histoire complete de la guerre d’Orient, contenant le recit complet des operations militaires dans la Turquie d‘Europe et d’Asie, la mer Noire, la Crimee et la mer Baltique depuis le passage du Pruth jusqu’a la prise de Sebastopol inclusivement. Paris, 1855.), на с. 36—38 можно обнаружить текст «окончательного» договора между Британией, Францией и Турцией, заключённого после конвенции от 10 апреля 1854 года. Любопытно, что в официальном издании «Британские международные документы» (British and Foreign State Papers. 1853—1854. Vol. 54. London, 1865) этот договор отсутствует.].

А в это самое время на другом конце планеты, в перуанском порту Кальяо, встретились вместе корабли трёх враждующих наций: 24 апреля 1854 года российский фрегат «Аврора» под командованием капитан-лейтенанта Ивана Изыльметьева после перехода из Кронштадта зашёл в порт пополнить запасы, когда там находились на стоянке британский фрегат «Президент» под командой контр-адмирала Дэвида Прайса, а также французские фрегат «Форт» и бриг «Облигадо» контр-адмирала Огюста Феврье-Депуанс.

«Аврора» не стала задерживаться в Кальяо, сразу после пополнения запасов вышла в открытое море и взяла курс на Петропавловск. Согласно некоторым источникам, во время её стоянки адмирал Прайс предлагал-таки атаковать русский фрегат, но Феврье-Депуанс отговорил коллегу, сославшись на то, что у них на руках нет ещё документа, подтверждающего состояние войны между Британией, Францией и Россией[103 - Существует предположение (сомнительное для автора данной книги), что именно переживания из-за упущенной возможности захватить или потопить «Аврору», с которой союзники второй раз встретились в Петропавловске, послужили одной из основных причин самоубийства Прайса.].

Депеша с сообщением о начале войны будет получена в Кальяо только 7 мая 1854 года. Её доставит британский вооружённый пароход «Вираго», который специально ожидал в Панаме прибытия почты[104 - «A la date du 26 avril 1854, il y avait deja un mois que la guerre etait declaree en Europe; aussi les dernieres nouvelles recues au Perou la presentaient-elles comme imminente, et le vapeur anglais Virago attendait-il avec impatience a Panama les depeches annoncant le commencement des hostilites aux chefs de la division alliee du Pacifique… Enfin, le dimanche 7 mai au jour, les vigies signalerent un batiment en vue, et bientot le vapeur Virago mouilla sur rade, – apportant les declarations publiquement transmises le 28 mars aux parlemens d’Angleterre et de France» (Hailly L., du. Campagnes et stations sur les cotes de l’Amerique du Nord. Paris: E. Dentu, 1864, p. 215).].

Через некоторое время после этого подтверждения разбросанные по тихоокеанским портам корабли союзников соберутся на Гавайях и уже оттуда 25 июля 1854 года отправятся захватывать Петропавловск[105 - После получения депеши об объявлении войны союзная эскадра остаётся в Кальяо ещё 10 дней, а потом переходит на Маркизовы острова, где к ней присоединяется французский корвет «Артемиза». Туда же из чилийского Вальпараисо подтягиваются ещё корветы: британский «Амфитрит» и французский «Эвридика». После этого эскадра отправляется на Гавайи, где соединяется с британским фрегатом «Пик». «Амфитрит» и «Артемиза» будут направлены патрулировать берега Калифорнии, а к Петропавловску пойдут остальные шесть кораблей: фрегаты «Президент», «Пик», «Форт», корвет «Эвридика», бриг «Облигадо» и авизо «Вираго».].

Во всех этих вроде бы малозначительных событиях обращает на себя внимание следующий нюанс: дата получения союзными адмиралами сообщения о начале войны.

Дело в том, что в 1854 году телеграфной линии между Европой и Америкой ещё не существовало, поэтому все важные сообщения приходилось доставлять обыкновенной (нарочной) почтой. И если посчитать, сколько времени было необходимо, чтобы интересующее нас письмо из Европы попало в Кальяо, то получится любопытная арифметика.

Итак, депеша прибыла к союзным адмиралам 7 мая 1854 года.

Расстояние между Кальяо и Панамой – примерно 2500 километров. Скорость «Вираго» – 8,6 узлов, или 16 км/ч[106 - Сообщение в «Таймс» от 21 сентября 1866 года: «The Virago, 6, paddle-wheel sloop, 1,059 tons, 220-horse power… Six runs were made on the measured mile, giving an average of 8,646 knots per hour».]. Значит, весь этот путь занял шесть с половиной суток, то есть в Панаме депеша была получена примерно 1 мая 1854 года.

На Панамском перешейке знаменитого канала также ещё не существовало, зато как раз строилась железная дорога длиной 79 километров, которая должна была соединить город Аспинволл (он же Колон) на атлантическом побережье и город Панама – на тихоокеанском.

Первый поезд проследует по этой дороге 28 января 1855 года. А это значит, что на момент описываемых событий все грузы, в том числе и почта, перевозились между Аспинволлом и Панамой на мулах и что в Аспинволл почта из Британии прибыла не позднее 29 апреля.

Доставить её мог, конечно, и какой-нибудь военный корабль, и специально зафрахтованное коммерческое судно. Однако на тот момент уже существовало регулярное морское сообщение между Британией и Аспинволлом: каждое 7 и 22 число месяца из Саутгемптона прибывали пароходы «Роял Мэйл Стим Пэкет Компани»; каждое 6, 21 и 29 число из Ливерпуля – пароходы «Вест-Индия энд Пасифик Стимшип Компани».

При этом обратим внимание: «Вираго» находился в Панаме именно в ожидании прибытия почты из Европы, то есть были известны расписание и конкретная дата прибытия парохода. И если интересующая нас депеша попала в Аспинволл именно 29 апреля 1854 года, то доставивший её пароход вышел из Ливерпуля, согласно расписанию, 15 марта того же года[107 - Otis F. Isthmus of Panama: history of the Panama railroad; and of the Pacific Mail Steamship Company. New York, 1867, p. 182. К сожалению, более раннего расписания пароходов из Британии в Аспинволл автору данной книги пока не удалось обнаружить, и он заведомо исходит из предположения, что за прошедшие 13 лет пароходы быстрее ходить не стали. Безусловно, это серьёзно нивелирует описанную выше арифметику, однако автор всё же оставляет её на суд читателя.].

В таком случае подтверждение начала войны против России и приказ атаковать Петропавловск были отправлены в Кальяо почти на две недели раньше той самой даты, когда парламентами Британии и Франции были рассмотрены и приняты декларации об объявлении войны.

Получается одно из двух: либо высшие военно-морские начальники Британии и Франции обладали способностью предвидеть будущее, либо приказ начать войну против России был им отдан властью, находящейся выше законов, парламентов и правительств Британии и Франции.

Следует также отметить, что история с нападением англо-французской эскадры на Петропавловск-Камчатский в 1854 году достаточно красноречиво иллюстрирует действительный характер Крымской войны: во-первых, на самом деле она была не Крымская, а повсеместная; а во-вторых, для западноевропейской коалиции отнюдь не победная. И в-третьих, к событиям в Турции эта война оказалась привязанной чисто ситуативно, просто на совпадении дат между определёнными событиями. Решение о вторжении в Россию было принято в 1852 году; и если вдруг не сработала бы турецкая карта, то причину вторжения обязательно нашли бы в чём-то другом.

Это подтверждается стремлениями англичан и французов захватить Петропавловск и Уруп на Тихом океане, Колу и Соловки на Белом море, Бомарсунд и Свеаборг на Балтике. Если обратиться к англо-франко-турецкому договору, который служил правовым основанием для вступления в войну западных европейцев, то в нём было конкретно указано, что целью соглашения является защита турецкой территории от агрессии России.

В связи с этим возникает неожиданный вопрос: какие именно турецкие территории защищали союзники в Финляндии, на Соловках, на Камчатке?

Очевидно, что план начавшейся войны был разработан вне всякого отношения к русско-турецкому кризису. Причём неформальность в её ведении, когда войска европейских государств приходят в движение ещё до принятия соответствующего решения своими парламентами, говорит о том, что ни парламенты, ни правительства европейских государств к началу этой войны также не имели никакого отношения.

Однако вернёмся к Севастополю.

В общепринятой мифологизации Крымской войны захват этой русской морской крепости франко-британскими войсками имеет сверхважное значение, является переломным моментом вообще всей войны и в результате приводит Россию чуть ли не к безоговорочной капитуляции.

При этом почему-то никто из военных историков до сих пор не задался целью объяснить, что же такого сакрально важного для русских было в Севастополе, если его «падение» решило исход войны?

Иначе говоря, почему в 1812 году полная оккупация и сожжение столичной Москвы войсками Наполеона отнюдь не означали для русских окончательного поражения, а в 1855 году кучки французских и британских мародёров, пробирающихся на свой страх и риск в оставленную русской армией южную часть Севастополя, которая при этом оставалась под прицелом русских пушек, расположенных на его северной стороне[108 - «Северный берег рейда командует городом и всеми морскими сооружениями, а потому обладание им равносильно владению рейдом и портом» (Гришинский А., Никольский В., Кладо Н. История русской армии и флота. М.: Образование, 1913, т. 10, с. 62).], – внезапно заставили сдаться миллионную русскую армию?

Чтобы разобраться в этом парадоксе, необходимо выяснить не мифологическое, а действительное значение Севастополя для противоборствующих сторон.

Когда британцы и французы вступили в войну на стороне Турции, в качестве первоочередной задачи для союзников возникла необходимость вывести из игры российский Черноморский флот[109 - Эффективность российского военного флота на Чёрном море подтверждает кампания 1853 года, в течение которой турки потеряли 12 боевых кораблей (из которых два были пленены) и не было ни одного корабля, потерянного русскими.].